Следователь по случаю

Хмельный, который оказался впереди всех, подбежал к висельнику, обхватил его за ноги и стал поднимать вверх. Он кряхтел, стараясь изо всех сил, его лицо побагровело от напряжения, а на шее раздулись вены.

Ему на помощь бросился какой-то мужчина. Он тоже обхватил повешенного, но почти сразу отпрянул.

– Викторыч! Викторыч! – кричал он, стараясь оттащить Хмельных. – Викторыч, не поможешь уже ему! Смотри он совсем холодный. Давно уже висит.

Люди обступили директора, не решаясь подойти ближе, а Хмельных, спустя несколько секунд, посмотрел вверх и потом аккуратно отпустил ноги покойника.

– Как же так? – прошептал он. – Сергей Михайлович, как же так? – Он помолчал некоторое время и потом удручённо добавил: давайте, мужики! Надо снять его.

– Ни-ни-нинадо снимать! – вдруг запротестовал слегка протрезвевший Тихон. – Никому тут ничего не трогать. Тут улики везде! Мой друг милиционер! Пашок!

У Павла даже дыхание перехватило от такой глупой выходки друга.

Теперь все взоры обратились на него.

– Ты полицейский? – спросил удивлённо Калдырбек.

– Я в резерве, – пролепетал Павел. – Несколько лет уже на другой работе.

– Но ты же служил? – снова повторил аким. – Офицер?

– Да.

– Тогда все на выход! – пусть работает профессионал! – тоном, не терпящим возражений, скомандовал Каудыров.

Люди продолжали галдеть, посматривали то на повешенного, то на Павла, но послушно покидали помещение, стараясь при этом не трогать ничего руками, чтобы не оставить отпечатков пальцев.

***

Вскоре внутри остались только аким, Хмельных, Павел с Тихоном и Марат, дежуривший у двери. Павлу казалось, что он совсем протрезвел, хотя это было и не так.

– Послушайте, я не смогу вам ничем помочь. Я юрист. Да, служил в МВД, но я же не следователь, не криминалист.

– Ну, тебя же учили там, как осмотр места преступления проводить и всё такое! – возмутился Тихон.

– Мало ли чему учили! – рассердился Павел. – Заткнись уже, баран ты эдакий! Тут серьёзное дело! Человек умер! А может, и убили его! Тут нельзя просто гадать.

– Успокойся, успокойся! – стал приговаривать аким. – Если ты юрист, если в полиции работал, значит по любому больше знаешь, чем обычный человек, так?

– Так, – нехотя согласился Павел.

– Ну, так ты помоги хотя бы чем можешь. Услуга за услугу. Что помнишь, что знаешь.

– Да как вы не поймёте! Я не процессуальное лицо. Что я буду делать – ничего не значит.

Хмельных положил ему руку на плечё и стал говорить, глядя прямо в глаза:

– Это мне близкий человек. Видимо тебя бог послал нам, чтобы ты помог. Подумай сам, что мы без тебя будем делать, если дороги не откроются? А вдруг криминал? Вдруг его довели?

Павел только развёл руками.

– Бред просто. Чёрт с вами всеми! Сделаю, что считаю нужным, но ничего больше! Никаких документов подписывать не буду. Свидетелем не буду. Уеду при первой возможности. – Пока он говорил, Тихон одобрительно хлопал его по плечу. – А вы мне за это ещё поможете машину доставить в ремонт, как метель уляжется.

– Да я тебе и ремонт ещё оплачу! – на радостях выпалил Хмельных. – Вот красава! Мужик! Он же мне как дядька был! Все знают!

Павел выругался, освободившись от крепких объятий Алексея Викторовича.

Он нервно закурил и по-деловому распорядился:

– Пусть мне принесут мою куртку с телефоном, записную книжку какую-нибудь с ручкой, чистые пакетики полиэтиленовые, линейку, спичечный коробок, перчатки медицинские и крепкого чёрного чая.

Калдырбек на каждое слово «следователя» кивал головой, потом посмотрел на Марата.

– Запомнил?

–Аха!

– Бегом!

Павел нервничал всё больше. Его стало знобить и в животе появилось неприятное чувство, но теперь ему надо было играть свою роль. Пока Марат побежал за его заказом, он старался вспомнить, что им преподавали больше десяти лет назад по криминалистике и криминологии в Национальном университете Узбекистана. Вдруг ярко вспомнились слова препода: «Вам это никому не пригодится. Вы юристы будете, а не следаки. Это так. Общие сведения». Ошибался, ошибался препод…

Глотнув согревающего и отрезвляющего крепкого чая, Павел взял свой телефон и тщательно протёр камеру платком.

– Так, – скомандовал он. – Сейчас буду производить съёмку. Так что в камеру не лезть.

Он нажал на запись и продолжил:

– Одиннадцатое января две тысячи восемнадцатого года. Время двадцать три часа пятнадцать минут.

– Двадцать четыре часа! – шепнул ему Марат, поглядев на часы. – Вы время не перевели.

– Вот блин! – Заново начинаем. Время два… Тогда получается уже двенадцатое?

– Точно, двенадцатое! – подтвердил Хмельных, кивая.

– Двенадцатое января, – в трети раз начал Павел. – Время ноль часов пятнадцать минут. Производится осмотр места происшествия. В мастерской сыроваренного завода найден труп повешенного мужчины. Итак, начиная от входа, слева направо.

Вначале Павел смотрел в телефон, комментируя увиденное, но потом, он стал уже больше рассматривать само помещения, не обращая внимания на съемку. Мужчина был найден на своём рабочем месте. По-видимому, это был гараж, в котором стояла какая-то большая техника. Сразу за большими воротами находилась яма, закрытая сверху деревянным щитом. Похоже, что гараж давно был переделан в подсобку, в которой отдыхали рабочие. Ворота помещения изнутри были забиты изоляционным материалом, так что их открыть было нельзя. Слева в углу стояла покосившаяся вешалка, на которой болталась бесцветная рабочая одежда, пропитанная маслом и запахом дешёвых сигарет. За ней шла парта, на которой под стеклом были уложены какие-то графики дежурств, на стекле, укрытые полотенцем, стояли чайник и три пиалушки. Стены гаража, обклеенные засаленными плакатами обнажённых девиц, вперемешку с табличками, советских времён, напоминавшие о том, что нужно беречь электрическую энергию и соблюдать пожарную безопасность, были покрыты слоем копоти. Возле плинтуса валялись разные детали, шестерёнки, стояло чёрное, погнутое ведро, наполненное отработанным маслом. В нём валялся кусок тряпки. Павел не стал уделять им особого внимания. В углу уместился металлический шкаф с тремя дверцами. В одном отделе висела одежда, на полу стояли начищенные сапоги. Во второй хранилась посуда, коробочки с чаем и сахаром, куски хлеба, завёрнутые в целлофан. В третьем отделе были навалены две большие бухты кабеля, поверх которых был втиснут сварочный держак и маска. За шкафом, словно на параде в три ряда выстроилось девятнадцать порожних бутылок от водки. Все они были одной марки – «Кристалл». Вдоль другой стены от угла шли друг за другом: убитый диван, хлипкий стол, качавшийся от любого прикосновения и самодельная печка, работающая на отработанном машинном масле.

– Викторыч, это что такое? – послышался шёпот акима, когда следователь дошёл до печки. – Я же предупреждал, чтобы не было самодельных приборов.

– Не кипишуй, – ещё тише ответил Хмельных. – Я им головы пооткручиваю всем! Сейчас главное с этим разобраться, – и он, махнув головой в сторону висельника, закурил.

На диване не было ровным счётом ничего. На столе стояла полупустая бутылка всё той же водки. Стояло два стакана и пустая тарелка. В открытом пакете сиротливо лежал кусочек чёрствого или попросту замёрзшего хлеба. В углу стола была оставлена ученическая тетрадь зелёного цвета, внутри которой помещались какие-то вырезки.

Труба от печки поднималась вертикально вверх, пронзала крышу и выходила прямо на улицу. Третья стена была практически пуста. В углу была установлена раковина, но к канализации она подключена не была, поэтому под ней размещалось ведро. Прямо в раковине валялся сломанный пластмассовый рукомойник. Дальше вдоль стены для чего-то лежало длинное бревно диаметром сантиметров в двадцать. Дальше около входа примостилась метла с совком и мусорным ведром.

А вот почти в самом центре помещения, всего в полутора метрах от печки на верёвке, привязанной к ферме, болтался некто господин Колесов. Его ноги висели сантиметрах в двадцати от земли, единственный в помещении стул, валялся рядом на боку.