Следователь

– Позор! В моем доме! Человек, которому я доверял, как родному брату!.. Хотя оба моих брата – жулики и проходимцы, каких свет не видывал. Помню, как-то, приобрели мы по дешевке партию передаточных ремней…

Фигаро сидел у окна между большим глобусом и пальмой в горшке, курил и откровенно скучал. За последние пару дней погода окончательно испаскудилась и дождь лил, не переставая. Город напитался водой, размок и вонял сырыми опилками, нафталином и чердаками. Даже в кабинете Матика этот запах преследовал Фигаро, перебивая аромат еловых поленьев, пылавших за каминной решеткой.

Дождавшись, пока Матик закончит рассказывать очередную семейную историю, которые неизбежно заканчивались фразой «…вот так я и обставил этого дурня, мон шер!», следователь спросил:

– Что сказали в Инквизиции?

– Метлби вышлют, – Матик тяжело вздохнул. – Без поражения в правах и даже не бессрочно. Всего-то десять лет. Будет сидеть на Дальней Хляби, и пописывать книжечки. Но, конечно, в Нижний Тудым он уже не вернется.

– Вас это огорчает?

– Если честно, да, – городской голова взъерошил волосы пухлой ладошкой. – Я бы обязательно взял его к себе на службу. Может быть, я так и сделаю, если меня к тому времени не сведет в могилу политика.

– А Мари?

– Послезавтра отправляется в Коллегию. Ее берут сразу на третий курс; ученый совет в восторге, ей пророчат звездное будущее и докторскую степень. Я перевел на ее имя в столичном банке кое-какую наличность – пусть развлекается. Взрослая девка, чего ей сидеть в этой глуши? Освоится на месте, женится, заведет детей… У каждого своя дорога в жизни, Фигаро и не мне это менять.

Он отхлебнул из бутылочки (по кабинету поплыл явственный коньячный запах) и хлопнул в ладоши.

– Теперь к делу! Фигаро, я Вас поздравляю! Вы закрыли это дело, причем сделали это с минимальным возможным ущербом для всех сторон-участников. Поэтому я решил удвоить Ваш гонорар и обратился к старшему смотрителю Френну с просьбой ходатайствовать в Департамент о Вашем повышении.

– Вы очень любезны, – следователь вежливо кивнул.

– Вот чек на Ваше имя. Обналичить можно в любое удобное для Вас время в банке «Фокстрот». Думаю, Вы будете довольны.

– И опять-таки спасибо. Признаться, я поиздержался.

– Вижу. Купили себе новый плащ и башмаки? Одобряю!

– Угум-с… А скажите-ка Матик, где в этом городе можно купить пару хороших калош?

– Калош? – Матик удивленно поднял брови. – Хм… Знаете, Фигаро, к нам их, как-то, не завозят… А вообще – берите мои. Я все равно их не ношу.

…Пузатый самовар самодовольно пыхтел, сверкая бронзовыми боками, источавшими ленивый жар, навевающий сладкую дремоту. Он был огромен и монументален, этот благостный царь всея столов, столиков и столишек, король больших и малых кофеен, увенчанный черным, как смоль, солдатским сапогом, и словно бы неким чародейством создавал вокруг себя особое пространство, уютное и по-домашнему складное, напоенное ароматами клубничного варенья, малиновых листьев, сдобных булок и, конечно же, чая – с молоком, чабрецом и розовыми лепестками.

Фигаро сделал большой глоток, обмакнул булку в варенье и томно вздохнув, промокнул вспотевший лоб. За окном клубилась вечерняя тьма, и вкрадчиво шелестел дождь; здесь же, на кухне тетушки Марты, ярко горели свечи, звенела посуда, и попыхивал на печке домашний плов.

– …Дайте, пожалуйста, салфетку, тетя Марта. Спасибо… И тогда инквизиторы его увели. Даже не надевали наручники и были очень вежливы. Но с того момента, как мы вошли в редут, с нами постоянно были четыре Светлые Сестры. Все, как одна, с револьверами, кстати.

– Бог мой, Фигаро, ну и страсти Вы рассказываете! – Марта Брин всплеснула руками. – И это в нашем городке! Вот уж никогда бы не подумала, что Вам испортили пальто колдовством!

– Да, хорошее было пальто, – загрустил следователь. – Английское, между прочим. Я его купил еще когда был студентом.

– Ах так? – тетушка Марта уперла руки в бока. – А я говорю – дрянь было пальто. Старое, как самогонщик Вискряк и такое же потасканное. И хорошо, что этот колдун его спалил, а то бы Вы никогда не сподобились купить новое. А костюм – так это вообще ни в какие ворота не лезет! Ну как можно постоянно ходить во всем коричневом?

– Ну…

– А вот и пунш! Пейте, Фигаро, пейте. В дождливый день мужчина должен пропустить за ужином пару стаканчиков, иначе его начнет одолевать хандра. И не спорьте – я в таких вещах разбираюсь получше вашего!

– Да разве ж я спорю…

– Вот что, Фигаро – завтра же Вы отправитесь со мной в трикотажную лавку к Мэри Воронцовой, и мы выберем Вам нормальный костюм. В этом сезоне очень модно носить такие, знаете, короткие пиджаки с двумя пуговками. И не прячьте Вы кобуру – все равно видно, а смотрится глупо! Подумаешь, револьвер, их каждый жандарм в городе таскает.

– Ну, хорошо, хорошо! – следователь поднял руки и засмеялся. – Думаю, самое время подновить свой гардероб. – Он отхлебнул пунша и зажмурился. – Горячо. Знаете, вся эта история с Метлби выбила меня из колеи. Просто интересно: как долго неплохие, в общем-то, люди будут оправдывать всякие гадости благородными побуждениями? Тот судья и защитник слабых, другой вообще Робин Гуд местного разлива, а как присмотришься – два бандита. Кошмар, право слово…

– Любовь, – Марта Брин многозначительно подняла к потолку чайную ложку.

– Любовь? Ну, это Вы загнули! Любовь это когда цветы, лебеди, серенады…

– …дуэли, Отелло, девочки, глотающие стрихнин, разбитые сердца…

– Э-э-э… А, черт с ними со всеми. Налейте-ка еще пунша.

– Вы, надеюсь, не собираетесь уезжать завтра же вечером? – тетушка Марта пригрозила Фигаро пальцем. – Имейте в виду, я Вас не отпущу! И смертельно обижусь!

– Да нет, что Вы. Я задержусь до конца недели. Не хочется никуда ехать в такую погоду… Вот что, тетя Марта, а давайте я Вам расскажу, как я ловил вампира?

– Наврете, небось, с три короба…

– Ну почему же сразу – «наврете»? Слушайте: однажды темной-темной ночью, в одном городе, который не отмечен на картах…

2

Нет, не было, и вряд ли когда-нибудь появится на свете должность более безблагодатная, чем станционный смотритель.

Это справедливо для абсолютного большинства несчастных, затюканных чиновников, о которых не вытирает ноги только очень ленивый пассажир, или, наоборот – пассажир широкой души. Например, монах Пути Семи Ромашек или закаленный в судейских боях адвокат.