Следствие ведут знатоки

— Понял, товарищ полковник: о любом происшествии с Ардабьевым В. И., приметы вы дали, сообщить… Не беспокойтесь, Пал Палыч, сделаем.

…Знаменский меряет шагами кабинет. Входит, постучавшись, сотрудник из его бригады.

— Пал Палыч, постановление о выдаче вещественных доказательств. Подпишите.

— Оставьте… потом посмотрю.

Слегка удивленный сотрудник кладет постановление на стол и выходит.

Снова помещение дежурного по городу. Тот же помощник, с которым говорил Знаменский, теперь звонит ему:

— Помощник дежурного майор Петров… Как в воду глядели, Пал Палыч. Только что сообщили. Этот Ардабьев в телефонной будке застрелился десять минут тому назад… Подробности такие: из ТТ, в обойме осталось пять патронов… А у него при себе был служебный пропуск… сейчас, записал, — смотрит в блокнот. — Должность — завлабораторией фабрики пеньковых изделий… Название? Есть!

Курков и Сажин почти врываются к Знаменскому:

— Накрыли производство! Ну размах был, Пал Палыч, оборудование фирменное!

— А люди? — перебивает Знаменский.

— Забрали, кто был, — говорит Сажин.

— Лаборанты, — уточняет Курков. — Правда, при оружии. Но, похоже, кроме Ардабьева с Тушиной, никого не знают.

— Тушина — кто?

— Директор фабрики.

— Привезли?

— Да, с ней Александр Николаич. Ведут сюда.

Курков спешит «настроить» Знаменского против директорши:

— В один день сменила завскладом и подписала организацию лаборатории. Все шло через ее руки!

— Рабочие очень хорошо о ней говорят, — как бы в противовес его словам добавляет Сажин.

Томин с офицером вводят Тушину. Она держится прямо, но смотрит в пол.

— Товарищ полковник, — подчеркнуто уважительно обращается Томин к Пал Палычу. — Это директор фабрики, где производились наркотики.

Тушину качнуло, мельком глянула на Знаменского и снова в пол.

— Присаживайтесь, поговорим.

Та не садится.

— Какие наркотики? — хрипло произносит она. — Меня вызвали с районного совещания… и забрали. Без предупреждения! Я депутат райсовета! Два ордена!

— Тем более удивительно, как…

— Не знаю я, что они там делали в лаборатории! Я там ни разу не была. Никто не скажет, что я туда ходила или они ко мне!

— Безнадежно, Тушина. В лаборатории уже наши люди. Все ясно…

Она хватается за спинку стула.

— Мне говорили, вы порядочный человек. Какой же к вам ключик подобрали?

— Делайте со мной, что хотите! Дети у меня, внуки… Умру — рта не раскрою!

И такая вырывается боль, что наступает пауза. Затем Пал Палыч окликает:

— Сева, — и показывает, чтобы вывел женщину. — В соседнюю комнату.

— Крепко припугнули, — вздыхает Томин.

— Не понимаю, как вы работаете, товарищ полковник! — восклицает Курков. — Удивительное у вас свойство: кто не хочет, того вы не допрашиваете! Да мы без Тушиной вообще можем не выйти на их трест!

— В том и загвоздка, Курков, чтобы она захотела дать показания. Заставить ее нельзя.

…Продолжение допроса происходит в большом кабинете, где на стене укреплен киноэкран.

— Мы покажем вам некоторые документальные съемки, — объясняет Знаменский. — Начали! — командует он, обернувшись к противоположной стене.

Сменяют друг друга фрагменты съемок, сделанных сотрудниками МВД и врачами-наркологами. На экране опустошенные люди-тряпки в наркотическом трансе. Остекленевшие глаза. Потухший разум. Другие буйствуют, катаясь по полу, воют с закатившимися белками.

Проходит галерея пожилых, дряхлых людей. Но называется их подлинный возраст — это юноши и девушки. Наркотики вызывают стремительное старение, буквально в несколько лет.

Еле двигаются от бессилия и ползут по стенке девушки — недавние наркоманки. Не могут сами открыть дверь, за них это делает медсестра. Не могут говорить — шепчут.

И наконец, дети наркоманов. Мучительное уродство. Укрупненные планы безнадежных идиотов.

Тушина всхлипывает, еще раз и, не удержавшись, рыдает в голос…

— Кто они? — спрашивает Знаменский, когда чувствует, что женщина способна отвечать. — Кто вас заставил?

— Я так мало знаю… совсем мало…

— Рассказывайте все, что помните. — Он включает магнитофон на столе. — С мельчайшими подробностями. Упоминание какого-либо места. Внешность. Одежда. Стиль разговора… Цвет машины, первая буква номера. Любая обмолвка в разговоре с вами. Понимаете?

— Да… Я постараюсь.

Коваль шагает по вечерней набережной Яузы. Приостанавливается посмотреть и подышать. Сзади то ползет, то останавливается его «Волга».

С другого берега через горбатый мостик переходят трое парней лет шестнадцати-семнадцати в одинаковых курточках. Сбегают по ступенькам навстречу Ковалю. На машину они внимания не обращают. Кто когда выскакивал из машины, чтобы уберечь от неприятностей одинокого пешехода?

Традиционное начало:

— Дядя, дай закурить.

— Не курю, племянник.

— Он не курит и не пьет, здоровье бережет.

— Старое дерьмо.

Коваль вынимает руки из карманов, парни — финки, но тут налетают «псы». На ошеломленную шпану наставляют пистолеты, командуют:

— Бросай лезвия!

Финки падают на асфальт. Черная «Волга», вооруженная охрана… понять, с кем столкнулись, парни не могут и на всякий случай лепечут:

— Товарищ генерал… ошиблись…

— Не лезьте, — цыкает на «псов» Коваль, короткими ударами сбивает двоих парней с ног, приказывает: — На колени!

Те повинуются.

— А ты мочись на них. Не понял? Пис-пис-пис… Выше! За шиворот, на голову!

И пока третий справляет малую нужду на своих приятелей, отчеканивает:

— Чтоб я вас здесь больше не видел. Здесь Я хожу!

У Вероникиной двери он нашаривает в кармане ключ — на отдельном кольце с брелком. Отпирает.

На полу в коридоре, раскинув рукава, лежит платье, перчатки почему-то валяются, туфли.

Коваль переступает через них, удивляясь непривычному беспорядку, входит в комнату.