Следуя своему выбору
Шрифт:
Конечно, такой стиль проживания отпущенных судьбой лет при прежнем советском укладе мог быть приемлемым, но сейчас, после всех изменений, прошедших в стране, когда в одночасье рухнули привычные писаные и неписаные правила, прежние взгляды уже не годятся. Нынешняя жизнь открыла новые возможности. Примером является Люся с её торговым бизнесом. В неожиданно наступившем капитализме законы совсем иные. Как нам старательно вдалбливали во время учёбы, здесь царит закон джунглей – либо съедаешь ты, либо съедают тебя. Хочется или не хочется, но с этим придётся считаться и вписываться в возникшие условия. Правда, между этими полярными положениями должна быть золотая середина, когда можно никого не есть, но и не давать в обиду себя. Для этого надо быть… А каким надо быть? Уж точно не таким, какой я сейчас, безропотно принимающим любые посягательства на мои естественные права. Миша прав, говоря, что я являюсь хлюпиком-интеллигентом.
Сна всё нет. Лежать непривычно жёстко, хотя последние несколько лет я, как правило, за день настолько устаю, что, наверно, любая постель для меня должна быть мягкой и уютной. Сейчас я сплю в комнате, которая когда-то была моей, потом служившей спальней сначала родителям, когда они жили здесь, а после нам с Люсей. Это только с началом своей торговой деятельности она заняла бывшую гостиную, которая при этом стала для неё складом.
Продолжаю ворочаться. Октябрьский ветер хлещет дождём в окно, будто стараясь его таким образом выломать. Сильный ветер… Наверно, опять наводнение будет. М-да… Вот разведёмся и придётся делить эту квартиру, а ведь здесь я живу с самого рождения, тут для меня всё родное… Увы, сохранить родительский подарок не удастся, ведь ясно, что в новых условиях жена не захочет иметь меня в качестве соседа по коммуналке. Когда появилась возможность, мы с Люсей приватизировали своё жильё на двоих, и теперь это даёт нам равные права на его части, но при размене надо будет учитывать интересы нашего ребёнка. Судя по сказанному вечером на кухне, жена дочку со мной не оставит, поэтому, естественно, её доля должна быть больше. Вообще не представляю, как будет складываться ситуация с Катей. Девчонке нужен рядом взрослый и родной человек, который будет помогать ей во всём начиная от быта и заканчивая учёбой в школе. Наверняка у Люси не будет времени заниматься дочкой. Почему-то не сомневаюсь, что бизнес для неё важнее, да и дело не только в этом, ведь, разведясь, она наверняка захочет устроить свою жизнь заново. Конечно, есть ещё тёща с тестем, которые, приходя к нам в гости, всегда с большой любовью и интересом общались с внучкой, но это были разовые визиты, а в изменившихся условиях, возможно, им придётся Катю опекать постоянно, особенно если мамаша начнёт усиленно заниматься личной жизнью. Странно, но о её новом мужчине я думаю совершенно спокойно, а это значит, что прежние чувства полностью остыли. Правда, если честно себе признаться, то особых чувств у меня и не было, тогда решил – все женятся, значит, надо и мне… Да и Люся сама предложила узаконить отношения.
Встаю, включаю свет и подхожу к старому шифоньеру, принадлежавшему ещё маме и который она не стала брать в новое жильё. На меня из большого зеркала смотрит ещё молодой, но худосочный мужик с уже наметившимся брюшком. Долго смотрю сам на себя и прихожу к выводу, что такой видок вполне соответствует всему сказанному обо мне Михаилом. В своё оправдание могу сказать лишь, что образ жизни, обусловленный вечными заботами и трудами, вряд ли может способствовать наличию другой внешности. Или всё-таки это не оправдание? Люся вон сколько работает, а всегда старается выглядеть приятной дамой. Правда, её бизнес требует следить за собой, чтобы успешность была видна… А у меня, по меркам нынешнего времени, нет никакой успешности, так что всё действительно соответствует. И всё же надо успокоиться и думать, как жить дальше после развода. Пока непонятно, буду ли я прозябать в одиночестве или всё-таки сумею найти себе вторую половинку. Только такой, как сейчас, я вряд ли буду кому-то нужен. Раньше, в студенческие годы, занимался плаваньем, даже выступал за сборную института. Ещё и в футбол гонял и даже пытался заниматься своим телом, упражняясь в институтском спортзале на редких в то время тренажёрах. Тогда на турнике мог подтянуться больше десяти раз, а сейчас не уверен, что нынешние мои дряблые мышцы поднимут всё это убожество хотя бы один. Короче, надо за себя браться. Однако всё упирается в наличие времени, ведь пока на мне семейное хозяйство и, главное, – Катя.
Суд состоялся. Нас с Люсей развели по взаимному согласию. Про алименты она, конечно, тоже не забыла. Собственно, я и не собирался отказываться, ведь очень хочу продолжать общаться со своим ребёнком, только, как видно, в планы теперь бывшей жены это не входило. Через несколько дней после развода Катя была отправлена к Люсиным родителям на постоянное проживание, а мне было сказано, что я могу о ней забыть. Похоже, это были не просто так брошенные слова, ведь с некоторых пор с родителями жены у меня никак. Помню, сразу после свадьбы они буквально облизывали своего зятя, и тогда у нас всё было хорошо, но лишь только их дочь стала так называемой бизнес-леди, их отношение
ко мне резко изменилось. Я стал слышать покрикивания, распоряжения и даже требования… Понимаю, что уже тогда это был своеобразный звоночек, который должен был предупредить меня о грядущих потрясениях, но, увы, я на него внимания не обратил. В общем, когда я попытался позвонить в ту квартиру, чтобы хоть поговорить с дочкой, моя бывшая тёща сурово приказала мне больше никогда им не звонить. Эта ниточка оборвалась.Съездив к своим родителям, я рассказал обо всех случившихся изменениях. Тяжело было видеть, как они восприняли эту новость. Мама заплакала, а отец долго молча смотрел в вечернее тёмное окно. Внучку они очень любят, и если не могут приехать сами, то всегда ждут в гости. Естественно, при возникшем раскладе их общение с ней станет таким же невозможным, как и моё. Может быть, в тот момент к ним пришло ещё и осознание иллюзорности их модели семейной жизни, годящейся только для таких людей, как они.
Понемногу привыкаю к новому укладу своей жизни. Начал снова спокойно задерживаться на работе, ведь домой мне спешить теперь не надо. Михаил иногда ведёт со мной душеспасительные беседы. Вот сейчас опять сижу у него в кабинете. Всё, что касается нашего изделия, мы только что обсудили, и разговор плавно перешёл на мою новую жизнь. Неудивительно, ведь настроение у меня поганое, и на лице это написано крупными буквами.
– Слушай, на тебя глядеть – одни слёзы, – хмуро бросает начальник.
– Считаешь, мне надо танцевать от радости? – пожимаю я плечами.
– Я не призываю тебя к радости, – усмехается он. – Просто хочу сказать, что в жизни всякое бывает, в том числе и такое, когда люди выясняют свою несовместимость.
Миша с полным правом может об этом говорить, поскольку лет семь назад через развод уже проходил. Ещё в институте сочетавшись браком с девчонкой из нашей группы, он почти сразу понял свою ошибку, но процесс затянулся аж на несколько лет. Хорошо, что до появления детей не дошло. Правда, сейчас, имея уже вторую по счёту семью, он, как я понимаю, всем доволен.
– Твой случай является каноническим предательством, но надо это пережить, расправить плечи и идти дальше, – назидательно продолжает однокашник и резко припечатывает: – Хватит быть мокрой курицей! Посмотри на себя в зеркало и подумай…
– Уже смотрел… – вздыхаю. – Ничего хорошего там не увидел.
– Неудивительно. Вспомни, как в одном известном фильме было сказано, что в сорок лет жизнь только начинается. А ведь тебе ещё нет сорока, значит тем более должен думать, как строить свою дальнейшую жизнь. Рано ещё себя списывать в утиль! Вспомни, каким ты был в институте. Девки тебе на шею просто вешались.
– Наверняка это было из-за моего отца. Слишком выгодным был женихом, – отмахиваюсь я.
– Возможно, но всё равно ты был другим. Всегда улыбался, брюха вот этого не было… – Мишкин указующий перст направлен на мой животик. – Вспомни, как все за тебя болели, когда ты плавал!
– Так когда это было…
– А сейчас ты уже разучился держать себя в форме? Скажешь, семейная жизнь довела? А по-моему, ты сам себя запустил. Нельзя быть таким… хлюпиком! Про женщину, которая перестаёт за собой следить, говорят, что она обабилась, насчёт мужиков – не знаю, но, наверно, что-то в таком же духе.
Слушаю и думаю, что он, конечно, опять прав во всём, и это совпадает с моими невесёлыми полуночными мыслями при разглядывании своего отражения в зеркале. Действительно, кому я такой, как сейчас, нужен?
– Встряхнись! – развивает тему мой однокашник. – Все должны видеть, что у тебя всё хорошо. Надень на рожу улыбку. Начнёшь улыбаться – внутри сразу тоже полегчает. Запомни, все должны видеть, что у тебя всё отлично!
– На работе – это понятно, а вот дома что делать? Ведь я прихожу в ту же квартиру, где ежедневно вижу ту же женщину. Пусть сейчас я к ней ничего не испытываю, но свыкнуться, как ты правильно сказал, с предательством мне очень трудно.
– Меняй квартиру! Чем скорее это произойдёт, тем лучше.
– Но ведь я там прожил все свои тридцать семь лет!
– Ты её всё равно не сможешь сохранить. И поверь мне, с разменом надо спешить, а то твоя бывшая, с её ушлостью, может вообще тебя оттуда выкинуть.
– Я же там прописан!
– Ты что, ещё совсем ничего не понял в теперешнем беспределе? – глядя на меня с сожалением, вздыхает Миша. – Будто в облаках витаешь или живёшь в каком-то другом измерении… Это при советской власти декларировалось, что человек человеку друг, товарищ и брат. Это вбивалось в нас с детства. Вот все и пытались равняться под этот лозунг, но сегодня он перестал работать. В условиях так называемой свободы сейчас из многих людей резко попёрла вся грязь, которая прежде старательно скрывалась. Сейчас существует свобода в том числе и от проявлений человечности.