Следующая остановка - жизнь

— Куда он ушёл?

— К соседу.

— Попроси срочно позвонить мне.

— Что-нибудь случилось?

— Пока не знаю. А ты что, взволнована чем-то? Что случилось?

— Ничего, — ответила Юля и осторожно спросила: — А ты давно знаешь Митяя?

Игорь помолчал. Заговорил, как всегда, медленно, словно каждое слово взвешивая:

— Ясно, Юля. Пристаёт? Говорит пошлости? Не слушай. Не реагируй.

— Не то. Не совсем то. Я боюсь его, — вдруг выскакивают слова. Юля прикусывает язык. Зачем она откровенна с Игорем? Она не знает его совсем.

— Сказала и испугалась? Это хорошо, что ты мне доверилась. Не бойся, я никому не скажу, ты меня знаешь.

Да, лишнего слова у Игоря не выпросишь.

— Не подпускай близко.

— Игорь, снег идёт, расскажи о себе. Кто ты?

— Хочешь сказать, есть время поговорить. Думал быть дипломатом, учил языки.

— Сколько их ты знаешь?

— Четыре.

— Это кроме русского?

— Кроме.

— Ты учился в Международном.

— Два года.

— Почему ушёл?

— Я не ушёл.

— Ты закончил Международный?

— Закончил.

— За два года?

— За два года.

— А почему не стал дипломатом?

— Параллельно изучил компьютер.

— И предпочёл пойти в фирму?

— Как видишь…

— Почему?

— Встретился с Аркадием.

— Где?

— Юля, спроси его. Он тебе с удовольствием всё расскажет.

— Как говорил мой учитель литературы, детективная история. Почему ты не можешь сказать мне?

— Мне нужно идти.

— Куда? На улицу?

— У меня важное дело, и на него мало времени.

— Ты когда-нибудь поговоришь со мной ещё?

— Когда-нибудь. Митяя не слушай и не откровенничай с ним. Серьёзно не воспринимай — он хочет придать себе побольше веса.

— То есть ничего в нём опасного нет?

— Я не знаю, — сказал осторожно Игорь.

Лишь положила трубку на рычаг, раздался звонок.

— Юленька, никак не могу дозвониться.

— Тебе звонили Игорь и Митяй.

— Спасибо.

— Ты совсем мокрый?

— Отряхнулся.

— Значит, совсем. Положи одежду на батарею. Ты нашёл то, что искал?

— Нет.

— Идёшь домой?

— Пока нет.

— А когда?

— Не знаю.

— Может быть, пересидишь снег в конторе? В холодильнике много еды.

— Посмотрим. Не волнуйся ни о чём.

Юля пошла к маме. Мама стояла у открытого окна, на пол и подоконник сыпался снег.

— Простудишься. Тебе дышать трудно?

— Не знаю. Кажется, сейчас возьмёт и кончится весь воздух. Может, это вовсе не снег, а какое-то химическое вещество?

— Мне тоже трудно дышать. Но давай оденемся, мама.

Доставляло удовольствие — говорить «мама».

Опять звонит телефон. Юля идёт в коридор.

— Собрался лететь к вам, а самолёт не выпускают. — Голос Бажена — словно из соседней комнаты. — Как вы там? Что случилось?

— У нас снегопад.

— Это надолго? Сколько мне загорать в аэропорту?

— Даже если снег кончится, пройдёт много часов, прежде чем его разгребут. Уже больше метра, а радио обещает ещё четыре-пять часов… Стихийное бедствие.

— Решился наконец. Аркадий обещал найти мне работу.

— Слава богу! Будем все вместе!

— Если устроюсь на работу, сниму себе комнату.

— Об этом пока нечего говорить. Я очень рада, что ты будешь с нами.

— Отец ещё не знает… Он ушёл к Гришане, а я поскорее — в аэропорт. Может быть, не судьба?

— Судьба, Бажен. Снег — не против тебя. Сейчас мама скажет…

Мама берёт трубку бережно, обеими руками, как грудного ребёнка.

— Сынок, здравствуй. Самолёт не полетит много часов. Поезжай к бабушке с дедушкой. — Она диктует адрес. — Мы позвоним, когда снег кончится. Я очень о тебе соскучилась, сынок. И мы с Юшей ждём тебя. — А когда кладёт трубку, говорит: — Она живёт в нашем доме, спит в нашей спальне, она сидит на моём месте.

— Что за чушь! — Юля пытается поймать взгляд, но мама смотрит мимо.

— Иначе он не бросил бы дом. Он пытался сохранить нас с тобой в доме и не смог. Он боролся до последнего.

— Ты всё выдумываешь. Просто у него с отцом проблемы, он разочаровался в отце и соскучился о нас. Не думай об этом. Ты же рада увидеть его!

В коридор выходит Ася.

— Я накрыла обед. Уже два часа, и вы, наверное, голодные! — Ася улыбается и гладит мамино плечо. — Поешьте, и вам станет спокойнее.

И вот они трое за столом.

Ася рассказывает о книге, которую прочитала:

— Врач описывает свои разговоры с пациентами, прошедшими клиническую смерть. Пациенты, разных возрастов, разных национальностей, разных профессий, рисуют почти одни и те же картины: все видят свет и коридор, всех встречают умершие родные, наиболее близкие. Звучат одни и те же вопросы. Не может же быть таких совпадений?!

— Кто задаёт их?

— Получается, вопросы исходят от Света. Точно одно: никто не видел деда с бородой.

— А есть пациенты, которые не видят ничего?

— Не знаю. В книге собраны рассказы тех, кто видел…

— Мне кажется, никаких выводов делать нельзя, — говорит мама. — Я уверена, большинство не видит ничего.

Звонит телефон.

— Привет, старуха! — оглушает её Митяй. Юля, как под гипнозом, под его голосом идёт с трубкой в ванную. — Два часа тяжёлой работы. Докладываю. Клюнула. Обещает встретиться. Слюни, что она будет пускать, увидишь сама: они — до колен. Первые плоды. Челюсть — отвисшая и взгляд — томный. Так-то. Баба не человек, моя красавица, баба глупа, верит болтовне, уши распахивает так, что они начинают расти. А механика проста: ври больше и вешай на них развесистую клюкву и лапшу: «умная», «красивая», «хозяйка отменная». Лесть льётся рекой. А потом жалуйся на своё одиночество. Подпусти слезу в голос. Мол, совсем исстрадался один. Голодный, неухоженный.

С каждым словом Митяя нарастает беспокойство. Не только унижение Иры, пошлость и подлость, что-то ещё происходит. Митяй и на неё наступает, и на Аркашу, и на Генри. Митяй что-то рушит такое… для неё важное… и для всех людей важное. Юля дышит, как рыба, выброшенная из воды. И ребёнок внутри жалуется — дай покоя, дай воздуха!

Это снег наказывает её и всех людей. За что?

— Баба хитра, как кошка. Схватить за член и держать. Но меня не перехитришь. Терплю, терплю да выскользну: не переходи черту! Римка перешла, не оценила хозяина. Глупая баба. Эта ещё не пуганая.