Следующая остановка - жизнь
Шрифт:
— Это мы ещё посмотрим, — тихо сказал Аркадий. — Я учусь. Я сильно учусь. Ты думаешь, почему я стал так много болтать с ними обоими. Я ловлю их в западни.
— И как же ты их ловишь? Что же ты узнал?
— Многое. Растерянность иногда. Взгляд Митяй отводит.
— Эка невидаль, отводит взгляд.
Она заплакала.
Аркадий обнял её, прижал к себе.
— Прости меня. Я не помогаю тебе, я от тебя отошёл. Я не поддерживаю тебя. Ты права, я должен спасти тебя и Дашу. Обещаю, я хорошо подумаю о том, что ты сказала мне. Я постараюсь выбраться из своего состояния. Но ведь с французами я должен закончить.
— Неужели ты думаешь, что что-то
— О чём ты говоришь? Пока всё по-прежнему.
— Только что прекратили следствие. Дай время.
— Но я не могу бросить на середине французов. Они как бы завещание Генри. Обещаю, мы уедем, как только заключим с ними Договор. Кончат же они когда-нибудь капризничать: то место им не нравится, которое мы предлагаем для завода, то наши условия, то профиль завода… Я прошу их производить оборудование для дойки, смесители, сепараторы, технологическое оборудование и прочее. Главное сейчас — полностью обеспечить фермеров.
Он крепко обнял её, прижал к себе. И, как всегда в такие минуты, Юля расслабилась, успокоилась и позабыла всё, что хотела ещё сказать мужу.
С этой ночи Аркадий часто уводил её в спальню, усаживал рядом. И, как в первые недели брака, они подолгу сидели прижавшись друг к другу.
ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА
В один из дней, когда Юля в перерыв одной рукой прижимала к себе уснувшую после еды дочку, а другой ела суп, раздался звонок в дверь. Ася пошла открывать.
— Здравствуйте, я пришла к Юле.
Римма?! Что делает здесь Римма?
Римма не стала дожидаться, пока Юля выйдет к ней, буквально влетела в кухню — впереди Аси.
— Юлёк, здравствуй! — сказала громко, не обращая внимания на спящую девочку.
Юля поспешно встала и мимо Риммы понесла Дашу прочь.
— Мне поговорить…
— Тише, пожалуйста, — попросила Ася, — разбудите же! Видите, ребёнок только уснул.
Римма пошла следом за Юлей, дождалась, когда та уложила Дашу, и, не успела Юля застегнуть лифчик и блузку, прямо тут, перед детской кроваткой, бухнулась на колени:
— Если не ты, никто не спасёт. Митяй послушает тебя. Он уважает тебя. Он любит детей, он хочет ребёнка. И, если он вернётся, я сразу рожу ему. Молю тебя! Что ты так смотришь на меня? — Римма с колен съехала на зад и заревела.
— Ты мне дочь разбудишь! — резко сказала Юля.
Как-то очень деловито Римма встала, одёрнула короткую юбку и следом за Юлей вышла из комнаты. А когда они уселись на кухне, где Ася делала винегрет, спросила:
— Думаешь, я сумасшедшая? Да, я — дура, упустила Митьку, но я его знаю, он по натуре верный, он любил меня, и, если ему объяснить, он может вернуться.
— Он не вернётся, — сказала Юля. — Он к тебе не может вернуться.
— Ты откуда знаешь? Он тебе доложил? Он не может жениться, он же женат!
— Да, он не разведён, но к тебе он не вернётся всё равно.
Римма вскочила, воткнула руки в бока и начала кричать:
— Думаешь, буду молчать? Думаешь, стерплю? Нет же!
Ася закрыла дверь в кухню, так как у Риммы был голос пронзительный, с высокочастотным звуком, въедающийся в каждую клетку окружающего пространства.
— Митька — подлец. Он только мне и подходил. Он только со мной и мог водиться, — сказала она детское слово. — Два сапога пара. Он — преступник, ворюга, сам у себя может воровать, ему
лишь бы воровать. И он в мокром деле… — Римма на полуслове замолчала. Разевала рот, словно злые слова ещё выскакивали из него. Так постояла она какое-то время, вращая глазами, как куклы в детских спектаклях, не умея остановиться, а потом стала переводить взгляд с Аси, безмятежно рубящей свёклу в винегрет, на Юлю, разглядывающую свои ногти, и обратно. Может, слова не выскочили? Может, примерещилось? — Ну, я пойду, — сказала наконец Римма осевшим голосом и пьяной походкой двинулась к двери. Её никто не остановил. И, когда хлопнула входная дверь, Ася продолжала рубить свёклу, а Юля — рассматривать свои ногти.Лишь какое-то долгое время спустя вполне сформулировалась чёткая мысль: вот почему Дмитрий не захотел стать президентом фирмы. И ещё одна: Дмитрий убрал Генри. И ещё одна: следующий шаг — убрать своих партнёров. Кого первого?
Не получается — не думать об убийце Генри. Не получается — просто дотерпеть до заключения Договора с французами.
Сколько-то минут, а может, и часов не было больше никаких мыслей, никаких слов, но было ощущение: она, сильная, здоровая, мягко рассыпается в пыль и оседает на дно жизни.
— Юша, смотри, что я принесла тебе!
Мамин голос? Запах мимозы? Почему мимозой пахнет в мае, когда её время — март?
— Столбняк, ничего не слышит, — голос Аси.
Запахи слышит.
— Это духи. Ты как-то обмолвилась, любишь запах мимозы…
Открытая коробка духов. Мамины руки пахнут мимозой.
— Мама! — Юля качнулась к матери, обеими руками ухватилась за неё, как маленькая. — Мама, он убьёт и Аркашу.
Мама не спросила, кто «он».
Ася поднесла Юле валокордин.
— Успокойтесь, пожалуйста. Пожалуйста, выпейте воды. — Она коротко пересказала маме то, что вывалилось в злобе из Риммы.
И вдруг мама, её кроткая мама, закричала:
— Уедем, доченька, отсюда! В Америку к Бажену, в Молдавию домой! Сегодня же! Звони Аркаше, пусть всё бросит!
Юля ощутила себя снова, с руками, с ногами, с наливающейся живительным горячим молоком грудью. Встала.
На столе винегрет, Ася собралась домой. Мама готова сидеть с её дочкой.
— Как можно скорее уехать! — говорит мама. — Сказать Аркаше. Тебе пора на работу. Иди прямо к нему. Мы сегодня решим. Мы решим, — повторяла она. — Мы уедем, пока Аркашу не убили. Мы спасём Аркашу. Сегодня вечером уедем…
— Я тоже, Юля, настоятельно советую вам: сегодня же уехать отсюда подальше!
Юля удивлённо смотрит на Асю, а потом на маму:
— Ты же никак не можешь уехать с нами! Ты же решила выйти замуж. И куда уехать? В Молдавии — Люба. И как мы поделим дом, даже если, допустим, вернёмся туда? И что будет там делать Аркаша? И что ты будешь делать без Валентина?
— Пожалуйста, поешьте, я так старалась… — Ася подошла к столу, положила Юле винегрет на тарелку. — Пожалуйста, уезжайте сегодня! Спрятаться можно не только в Молдавии.
Аркадия не было в конторе, когда она наконец добрела до работы.
Нахохлившаяся, сидящая за столом Ирина не походила на себя прежнюю — испуганная птица, птенцу которой грозит опасность. И даже волосы на голове поднялись дыбом.
На Юлю она взглянула, как собака, которую та может ударить.
— Здравствуй, — сказала Юля и пошла к себе.
Это было похоже на беременность, килограммы последнего месяца тяжело висли, давили на ноги, и ноги едва передвигались.
Какая беременность?! Большая разница…