Следующий день

Одни из них, летевшие стремительно и, видать, с какой-то целью, имели крылья, изогнутые таким же серпом, как и у ласточек, и такими же ножницами, как хвост у ласточки, оканчивались...
– или являлись?
– их ноги. Такие люди исчезали из виду быстро, быстрее ласточек. Другие, очевидно, летали просто так, без всякой цели, и крылья имели большие и широкие, как у орла, и махали они ими редко и медленно, а больше парили... Я смотрел на них, задрав голову, пока не свело шею. Я уже не помнил, что подошел к окну для того, чтобы в чем-то убедиться, мне теперь просто хотелось смотреть на них, а еще больше мне хотелось туда, к ним...

– Хочу туда...
– прошептал я.

– Полетишь, - говорил рядом Олег, - полетишь обязательно и очень скоро... Это что, это пустяки, то ли еще будет...

– А как они летают?
– спросил я, оторвавшись от окна наконец.
– Что у них за приборы?

– А у них нет никаких приборов! Разве тебе не ясно, что полет с помощью любого прибора только половина полета? Что бы тебя ни несло - будь то самолет или антигравитационный пояс, - но ты всегда будешь не столько летуном, сколько пассажиром... Главное счастье полета не в этом... У них _свои_ крылья. И летают они _сами_... Ты, кстати, не удивляешься тому, резко, как мне показалось, изменил Олег тему, - как мало я на тебя похож внешне, хоть и говорю, что я - это ты?

"Еще как удивляюсь!" - хотел было я воскликнуть, но тут заметил, что удивляться-то, собственно, стал только после его вопроса.

– Действительно, почему, спросил я, - почему ты так мало на меня похож и почему я так мало этому удивляюсь?

– Потому что я такой, каким бы ты и хотел себя видеть. Потому что мы теперь сами можем выбирать и _делать_ свою внешность. И крылья. И все, что угодно...

– Свобода формы, - понял я, - и скоро? Скоро я смогу?

– По-разному, - пожал плечами Олег.

– А ты? Как скоро смог ты?

– Не скажу, и ты сам поймешь почему... Не дай бог по какой-либо причине в день пробуждения у тебя не получится. Гарантирован ли ты от депрессии или хотя бы просто от досады?

– Нет, - ответил я, недолго подумав.

– Вот видишь? Зачем же сознательно идти на риск испытать досаду?

Вот так! Мне еще привыкать и привыкать к этому миру, где даже досаду стараются предвидеть и избежать!

– В общем, к планомерным занятиям ты приступишь с завтрашнего дня, и там видно будет, а сегодня только общее ознакомление... Тебе, кстати, не холодно? У нас все же не тропики!

– А где моя одежда?

– Вон в том шкафу.

Одежда мне понравилась.

– Ты выбирал?

Олег кивнул.

– А о сигаретах для меня ты не мог позаботиться?
– спросил я, закончив одеваться и шаря в левом кармане пиджака, где обычно ношу сигареты.

– Бери эти.
– Олег протянул мне свою пачку.
– Я ведь уже не курю... Сегодня просто за компанию с тобой. Ты тоже вряд ли докуришь ее до конца, эту пачку, как и я. А мне ее дал Наш Первый. Сигареты, кстати, совершенно безвредные, и одного этого достаточно, чтобы бросить курить, правда?

Сигарета сейчас же потеряла для меня вкус. На тумбочке стояла пепельница, о которую я ее немедленно и загасил.

– Действительно, - сказали мы, - как унизительно быть рабом привычки, которая даже не вредит здоровью. Нужно избавляться от привычек, потому что привычки закабаляют, - сказали мы и рассмеялись.

А я добавил:

– Но пару раз я еще, пожалуй, покурю. По привычке.

И мы снова рассмеялись, а я положил сигареты в карман.

– Должен признать, - сказал я, отсмеявшись, - что встречу мне подготовили на уровне. Ведь все эти дома - это же специально для меня и для таких, как мы, верно? А для людей, скажем, из средневековья, тут ведь и оттуда имеются, правда? Так для них, что же, замки есть я города средневековые, да?

– Есть, конечно... Ты, очевидно, захочешь посмотреть? Увидишь немало забавного! Ведь для большинства из них инкубационный период длится куда больше нашего! И они продолжают жить, как жили, дерутся на турнирах, ходят в крестовые походы...

– Дерутся на турнирах? Значит, и убивают?!

– Конечно, но какое это сейчас может иметь значение? Всякого убитого немедленно оживляют...

– Однако!
– возмутился я.
– Оживляй не оживляй, но ведь убиваемому-то больно!

– А аппендицит вырезать не больно? Но ведь в наши дни шли на эту боль для более важного результата, а уж теперь...

– И каткой же результат достигается теперь?

– А такой, что почти каждому одного раза оказывается достаточно, чтобы проникнуться идеями гуманизма. После этого их развитие убыстряется во много раз... Впрочем, встречаются и упорные. Мне вот недавно попалась книжка, а для тех, кому они нужны, книги тут есть, и старые и новые, и вот ее автор, французский рыцарь Боэмон де Вильбуа, он уже достиг нашего уровня, а пишет про одного лотарингца, Вольфрама фон Грюбенау. За десять лет после своего первого оживления тот был убит восемь раз, но и не думает успокаиваться, все воюет... Сам Боэмон убил его разок случайно во время турнира, почему им и заинтересовался. А вообще, насколько я могу судить, с ними - с теми, кто был до нас, - очень много хлопот... Но подход дифференцированный.

– Это как?

– Ну, я не знаю, чем при отборе руководствуются; но вот, скажем, некоторым верующим говорят, что они попали в чистилище и что от их дальнейших поступков зависит их судьба. Представляешь, с каким рвением те берутся за науку?

– Представляю, - сказал я, - но ведь это обман?

– Обман?
– хмыкнул Олег.
– А это не обман? Ты, что же, действительно был оживлен в этой палате?
– Он обвел руками стены.
– Но ведь ты и не смог бы представить себе то место, где тебя оживили, иначе как палату, вот для тебя и создали вещественное оформление твоего восприятия... А те не могут себе представить иного места после смерти, кроме чистилища. Вот им, чтобы зря не волновались, и говорят, что они в чистилище. В ад сажать жалко, а из рая они уходить не захотят... Да, хлопот с ними много...

– А с нами?

– С нами все же легче. Нам куда скорее можно сообщить, где мы находимся...

– А ведь, пожалуй, - прервал я его, - наше представление о том, где мы находимся, не многим больше соответствует действительности, чем если бы мы считали себя в чистилище...

– Пожалуй, так, - согласился Олег и поднялся с кровати, на которую незадолго до того уселся.
– Однако пора менять вещественное оформление твоего представления, не так ли? Не век же тебе жить в этой палате?

– А что, ее тоже можно... трансформировать?

– Разумеется, и сейчас я займусь именно этим. Надеюсь, за последние четыре года твои вкусы не слишком изменились?

– Да вообще, по-моему, не менялись!
– пожал я плечами.

– Ну, так не бывает, но, в общем, я справлюсь... Спускайся вниз, я приду через пару минут...

– А мне нельзя посмотреть?

– Зачем?
– возмутился Олег.
– Я ведь готовлю тебе сюрприз! Придешь вечером и увидишь квартиру. А теперь иди!
– И он подтолкнул меня к дверям из палаты.

За дверью оказался самый обычный коридор многоквартирного дома башенного типа. Как и везде, в конце коридора была дверь на лестничную клетку и к лифту. Хоть я и предполагал увидеть что-то в этом роде, а все равно подсознательно ожидал выйти не в обычный коридор, а в больничный, но, как ни велико было это мое изумление, прошло оно быстро, и вскоре я уже нажимал на кнопку вызова лифта. Надо ли говорить, что кабина оказалась на этаже и дверь немедленно распахнулась?