Следы на воде

Я подчинился. Сияние угасло; Джибрил расположился на диване в своем привычном облике, сменив пестрое тряпье на уже знакомый мне светлый костюм.

Ангел? Этот тут гороховый ангел? И тот маньяк с катаной и букетиком тоже?

Мне стало страшно за тех людей, что в них верили. Добрые, всемилостивые, всеблагие и способные запросто снести голову невинному человеку. Я ощутил, как уходит наведенное спокойствие, и во мне вскипает гнев, гулко бухая кровью в висках, и обрадовался, что отказался от веры.

Мне следует, - в горле стоял омерзительный сухой ком, пришлось сглотнуть, встать на колени?

Ну что ты, отмахнулся ангел, это совершенно лишнее. Подобные мне не нуждаются в почестях, которые оказывают люди.

Я визионер и поэтому могу видеть тебя в твоем настоящем облике. Другие не могут? уточнил я.

Джибрил утвердительно качнул головой.

Именно так. Таких, как ты, очень мало Покойная Ульяна, к примеру, была очень, очень одарена. Она имела возможность видеть суть вещей, Джибрил усмехнулся. Конечно, мой друг поторопился махать катаной

Его друг поторопился Когда я вспомнил мертвое счастливое лицо Ульяны, меня замутило. Вот как, получается, они поступают с одаренными. Вот что ждет в итоге и меня.

Она сказала правду? как можно более безразлично осведомился я. Я видел Господа и Его Славу?

Джибрил усмехнулся, устало и грустно, и почему-то во мне кровь остыла от этой совсем не страшной, в общем-то, усмешки.

Видел, кивнул он. Того, кого вы, люди, называете Господом, сейчас видят многие. Вернее сказать, ту. Сейчас человеческий мир стоит на пороге Второго пришествия, Джибрил поморщился, потер переносицу, которое может и не состояться.

Я уже почти все понял и теперь сидел с абсолютно ясной головой без единой мысли и видел, как дрожат положенные на колени руки.

Бог женщина? спросил я.

Ой! скривился Джибрил. Гендерная принадлежность для Него неважна, Совершенный, если вникать, не мужчина и не женщина. Все, конечно, ждут Его в том виде, в каком Он запечатлен на иконе

однако это будет молодая женщина среднего роста, которая красит рыжие волосы в черный цвет, закончил я. Меня знобило, хотелось выпить аспирина, укутаться поплотнее и заснуть, чтобы потом, проснувшись, не вспомнить обо всем, что со мной случилось.

Не факт, заметил Джибрил. Да: Анна Бог, если тебе так удобнее ее именовать, однако она не хочет быть Богом, выполнять свою Миссию и умирать в застенках как ведьма. Решила прожить обычную жизнь ничем не примечательного человека, лицо ангела исказила гримаса душевной боли. Дорогой мой Кирилл ты даже представить себе не можешь, какая это катастрофа.

Дорогой Кирилл действительно не мог. Да и не хотел.

Это как-то связано с моими видениями? поинтересовался я и сам удивился своему тусклому, безжизненном голосу. Зачем и кто ткнул пальцем и выудил среди шести миллиардов человеческих песчинок именно меня? За что я, а не кто-то другой, вынужден сейчас сидеть перед ангелом и беседовать о вещах, которые разум человеческий вынести не способен?

Немного теории, академично начал Джибрил. Земля не единственная обитаемая планета; Ушедший Управитель создал восемь разумных миров в разных пластах Вселенной. Однако после того, как пал Светоносный вы, люди, зовете его дьяволом; случилось вот что: смертные получили свободу выбора и развития, возможность идти собственным путем. И это привело к тому, что самопроизвольно стали возникать вариации разумных миров. Между ними ее было принципиальной разницы, имелись некие отличия в деталях. Ваш двойник Ким, например, был женат дважды. Проблемы начались после того, как наш Совет понял: если количество вариаций достигнет некой предельной цифры, то это приведет к нарушению необходимого равновесия и неизбежной гибели Вселенной. Тогда и возник проект Миссия: в одной из вариаций происходит появление и смерть Божества. Детали опущу; суть в том, что после акта Воскрешения все прочие вариации уничтожаются.

Жестоко, выдавил я. Перед глазами вспыхивали алые искры, я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание.

Жестоко, согласился Джибрил. Но мы храним равновесие, и ты мог бы только порадоваться, что живешь в мире, избранном, чтобы уцелеть. Однако Бог решил оставить Миссию, и хорошо, что смертные не знают, что им осталось всего двадцать лет бытия. Нам, впрочем, тоже.

И стало темно.

Долгое время я пребывал в странном сером тумане, плотном и вязком. Вокруг меня сцепились какие-то люди, неинтересные и ненужные, что-то делали со мной я не мешал. Зависнув в сером тумане, я почти радовался тому, что пусть на какое-то время, не насовсем, но избавлен от необходимости возвращаться в мир, который никогда уже не будет спокойным и познаваемым.

Туман касался робкими влажными лапками, утешал и успокаивал. Мне не было больно и страшно; туман говорил едва слышно, что моей вины ни в чем нет, и я охотно ему верил. Сказанное Джибрилом порой проявлялось в голове яркими образами: желтое небо с вываренным добела солнцем, трубный гул, люди и звезды, рассыпающиеся в пыль, и страшные сны, вылезающие из зеркал. Тогда туман шептал, что ничего такого нету, я болен, и все это снится, и скоро пройдет. Тогда я вспоминал жизнь своего двойника, которая могла бы стать моей, не измени этот мир несчастное божество, не желающее быть богом семья, дети, друзья вместо тоски и горя вечного одиночки; туман содрогался, покалывал мне кожу, убеждал все жарче: это болезнь, но скоро все пройдет, придя в относительный порядок.

Но я знал, что туман ошибается. Небо свернется в свиток, а обугленные птицы не сумеют долететь до земли, ибо твердь станет жидким пламенем, как в начале времен. Космос лопнет, как попавший на гвоздь мячик, и все вновь вернется к Хаосу и темной бездне вод без всякого намека на разум и свободу выбора, что на самом деле способна лишь губить. Я почему-то очень много знал.

Потом из тумана выдвинулось серое лицо Ирины, похожее на восковую фигурку. Ты ведь умерла, Ирэн, сказал я. Не знаю, ответила она. Я думала, что смерть это вечная тьма и беспамятство, но вот ведь как вышло я помню. Что я убил тебя, Ирэн? Ты все сделал правильно, она попыталась улыбнуться. Я бы и так умерла, подумаешь, еще пара дней боли. Так что спасибо, Кирюша, и не вини себя. Мне правда хорошо. Ир, что мне делать, спросил я. Зачем-то они ведь выбрали меня зачем? Ничего не делай, Кирюша, ответила Ирина, тут без нас разберутся. Отдыхай, хороший мой, я тебя люблю

Я хотел удержать ее, но Ирина растаяла, растеклась по серому фону, сливаясь с туманом. Кажется, я заплакал, и туман стал еще гуще, он впитывал мои слезы, скользя по лицу, и за ним кто-то был, но мне не хотелось знать, кто именно.

Снегирь сидел на ветке яркое пятнышко в серых мартовских сумерках. Осыпался пеплом на грязный снег.

Туман развеялся постепенно. Сперва он слегка отступил назад, и я смог вдохнуть свежий воздух. Пахло соснами и яблоками, светло и тревожно, но очень приятно. Голова прояснилась; я внезапно ощутил, что вновь мыслю, чувствую тепло, легкий ветерок, касающийся кожи, осознаю свое тело я сижу на чем-то твердом, но удобном, на коленях не то книга, не то тетрадь, и пальцы лежат на прохладной странице. Стоило мне воспринять эту страницу во всех подробностях гладкая, с острыми краями и загнутым уголком как туман отступил окончательно, и я увидел, что сижу в кресле на балконе, выходящем на лес и небольшую речку. Светило солнце, подбираясь к зениту, по ярко-синему небу скользили легкомысленные перышки облаков, и ветер носил по воздуху пряди паутинок. Опустив глаза к тетради на коленях, я прочел: