Следы погибшего Бога

Постоянные здешние жители легко узнавали друг друга по особенному, только им свойственному загару и цвету лица, а также нищенской вальяжности. Торопиться им некуда: для них свалка – родной дом. В их несуетных движениях проглядывает даже некоторое достоинство. Они неспешно ищут мелкие детальки и проволочки из сплавов меди и алюминия: курочка по зёрнышку клюёт…

В этот день счастье улыбнулось Мезенцеву. На отшибе мусорного полигона, на границе с лесополосой он увидел в траве дюралевую болванку длиной в полруки. Протёр глаза. Нет, не обман зрения! Вправду цветной металл! Спрятал находку под полу пиджачка и потрусил к своему дому – ободранному трейлеру, на который он набросал старое тряпьё, чтобы внутри было тише и теплее по ночам.

Для кого-то эта болванка хлам, а для обитателя свалки – богатство. Её можно было обменять на десять бутылок самогона или оплатить год связи по вживке. Правда, у Мезенцева она давно погибла, ороговела и осталась безжизненным камешком в окружении живой плоти.

Нет вживки – нет человека. Вместе с ней погибают все его контакты, все сведения о его болезных, вся его кредитная история… да что там говорить, вся его жизнь!

Мезенцев здесь друзей не завёл, жил особняком, а общения с прежними знакомыми избегал. Глупо ведь было позвонить кому-нибудь из бывших коллег или студентов и сказать: «Это Николай Валентинович! Помните такого? Где я теперь? На свалке…»

За спиной послышалось жужжание мотора – ещё не изношенного, судя по звуку. Опять кто-то привёз почти новенький электромобиль для разборки на запчасти. Значит, директор свалки сегодня немного заработает поверх зарплаты…

Унылые времена! Легковушки с бензиновым или дизельным двигателем стали доступны только богачам: экологический налог сделался совсем неподъёмным. Электричество тоже дорожало с каждым днём: корабли всё реже привозили с Луны топливо для термоядерных реакторов.

Люди отказывались от электромобилей, переходя на велосипеды и гужевой транспорт. Администрации свалок заключали договора с коневодами, посредничали между ними и горожанами, тем и жили. За здоровую молодую лошадь просили в среднем пять машин. Содержать её проще всего было в складчину – одну на несколько семей…

Спрятав болванку под матрас, Мезенцев развёл недалеко от дома костёр. Ожидая грузовик, вспомнил умершего недавно Михалыча.

Скончался этот старик незаметно. В полдень пошёл в лесополосу и прилёг. Только на закате здешние люди задумались, почему он так долго не встаёт. Подошли, присмотрелись – а он уже не дышал. Тут же его и закопали…

* * *

Чайки напрасно прокружили над свалкой, опустив тонкие красные клювы. Они так и не дождались машины с отбросами и улетели на водохранилище. Мезенцев выпил чай из травы, погасил огонь, вернулся в трейлер, завернул в пиджак недавно найденное сокровище и положил под голову. Да, жёстко щеке, зато никто не украдёт болванку, пока будешь спать!

Поднялся ветер. «Спи, Гноёк!» – послышалось ему в шелесте сора и сухих листьев, поднятых порывом ветра и пролетающих над трейлером.

Вокруг, от лесополосы до лесополосы, простиралась свалка. Она жила своей непостижимой жизнью, затаиваясь в благополучные годы и разрастаясь в лихолетья, когда людям становилось не до переработки мусора. Сейчас была эпоха её расцвета.

Унылые времена! Самый страшный и долгий кризис в истории планеты! За всё когда-нибудь приходится расплачиваться. Сытая жизнь и дивное развитие предыдущих столетий истощили ресурсы Земли. Люди, обворованные своими предками, завидовали на прошлое и не верили в будущее. Повсеместно вялые диктатуры сменялись потешными демократиями и наоборот, но это ничего не меняло в жизни людей. Она становилась всё хуже и всё грустнее.

Жильё почти не строилось, и люди азартно отбирали его друг у друга. Жертвы оказывались на свалке. Не всем везло. Те, кто попадал сюда поздней осенью или зимой, замерзали и умирали от болезней, но это никого не удивляло и не возмущало. Так что Мезенцева можно было назвать счастливчиком…

Ветер вновь ослаб. Шелест листьев больше не заглушал кузнечиков, которые стрекотали в наступившей темноте, наслаждаясь нечаянной теплотой осенней ночи. В луже солярки, которая вытекла из бака какого-то разбитого агрегата и не успела впитаться в землю, отражались звезды. Местные обитатели давно разошлись по своим шалашам, прицепам и кабинам.

В окно трейлера постучали.

– Дядя Коля, открой! – послышался голос ночного сторожа. – Открой, открой! Помянем Михалыча?

Мезенцев насторожился: его здесь недолюбливали за тягу к уединению и редко называли по имени. Он набросал на болванку побольше тряпья, чтобы спрятать её от посторонних глаз, и пригласил гостя. Тот принёс самогон и хлеб с салом.

Выпивали, как и положено, не чокаясь. Через час сторож ушёл. Мезенцев выглянул в окно. Где-то вдалеке мелькнул блёклый огонёк фонарика. Видимо, ребятишки из пригорода пришли искать цветной металл, хлеб отнимать… но не вставать же из-за них: много все равно не накопают, так что пусть пользуются моментом.

Раздалось тявканье дворняжки. Прислушиваясь к отдаляющемуся лаю, Мезенцев уснул…

2. Встреча с ученицей

Наутро он ощутил под головой что-то непривычно мягкое. Это была не завёрнутая в пиджак болванка, холодная и твёрдая, а настоящая подушка – упругая, скорее всего, из искусственного латекса. Кровать Мезенцев почти не чувствовал: ему показалось, что ослабло земное притяжение.

«Такого не может быть! Конечно же, это сон», – решил он и напряг волю, чтобы пробудиться. Это ему часто удавалось, когда он осознавал, что спит…

Мезенцев открыл глаза, увидел белый пластиковый потолок и ощутил на себе чей-то взгляд.

– Николай Валентинович, с пробуждением вас! – прозвучал ленивый голос незнакомого мужчины. – Если решили, что ещё спите, то ошиблись. Это не сон, а явь… Будем знакомы: Юрий Артёмович.

Мезенцев осмотрелся. Тесная чистая комнатка… Стены успокаивающего зеленовато-серого цвета… Акварельный натюрморт на одной из них… Никакой мебели, кроме тумбочки, стула и крохотного столика…

– Где моя болванка? – испуганно спросил он.

– Рядом на полу, но она вам больше не потребуется. Вы здесь навсегда. Побег невозможен, Николай Валентинович! Мы находимся глубоко под землёй. К тому же, вашу кибитку уже занял другой бездомный. Он официально прописывается там: отправил запрос с утра пораньше.

Голос у Юрия Артёмовича был высоким, холёным и плавным, его можно было принять за женский.

– Как я здесь оказался? – испуганно спросил Мезенцев.

– Наш институт вчера купил вас у администрации свалки.

– Меня продали?

– Ну да, напоили самогонкой со снотворным и продали.

– У нас же демократическая страна!

– Да-да, конечно! Первое в мире государство прямой квантовой демократии! – рассмеялся Юрий Артёмович. – Николай Валентинович, она вам нисколько не затруднила путь на свалку. Почему же должна была помешать оказаться здесь?

Пленник подавленно смотрел на собеседника. Тот был немолодым, но не поседевшим светлым шатеном с нежными чертами чуть одутловатого лица. Оно ещё сохраняло следы… нет, скорее, не красоты, а смазливости.