Слепой для президента

Говори, Аркаша, говори, пока не стало больно. А то потом сквозь твой крик могу и не расслышать. Я тебя тогда собственными руками задушу, весь твой смердючий дух выпущу вон! Как по бабам, так ты первый! Спортсменки, манекенщицы… от проституток нос воротишь. А как дело делать, так руки коротки! – он продолжал трясти полковника, и тот постепенно превращался в какое-то жалкое подобие мужчины, лишь внешняя оболочка еще держалась, а душа – душа стремилась вон из тела, взиравшего на своего мучителя по-бабьи плаксивыми, испуганными глазами.

Наконец генерал легко отшвырнул Руднева в сторону. Тот хотел сесть в мягкое кресло, но хозяин дачи грозно рявкнул:

– Стоять, сука! Стоять! Кто тебе позволил садиться?

Ты все дело запорол. Мы его готовили, готовили, я, можно сказать, ночи не спал, а ты вот так… Все было устроено в наилучшем виде, а ты запорол!

– Я исправлюсь! – попытался вклиниться в этот монолог полковник Руднев. – Я все сделаю, товарищ генерал!

– Какой, на хрен, я тебе генерал!/Молчать! И не стой как истукан, сядь и сиди, слушай. Я буду говорить.

Когда что-нибудь спрошу, тогда и ответишь. А пока молчи в тряпочку, козел вонючий!

– Понял.

Полковник Руднев прекрасно знал, что его шеф быстро взрывается, приходит в бешенство, но затем так же быстро отходит – все равно что туго накаченный футбольный мяч, из которого через клапан выпустили лишний воздух.

"Вернее, даже не так, вдувать в себя, а тем более выпускать из себя жизненные силы этот человек никому не позволял. И считал он себя туго накачанным мячом.

Но иногда ведь случается, что футбольный мяч натыкается на гвоздь, торчащий из дощатого забора. И тогда на глазах из красивого и упругого превращается…"

Полковник Руднев не успел додумать, во что превращается мяч, наткнувшись на гвоздь. Генерал опять подошел к нему очень близко и буквально навис над ним, как скала, готовая обрушиться и раздавить человека, случайно оказавшегося у ее подножья.

– Что ты, полковник, собираешься делать? Сука ты обосранная.

– Я собираюсь найти этого мерзавца и оторвать ему яйца.

– Хорошо говоришь, полковник, – уже совершенно другим тоном пробурчал шеф Руднева, – твои слова да Богу в уши. Только кажется мне, что зря ты про яйца вспомнил.

– Я его найду! Найду во что бы то ни стало! – горячо выкрикнул Руднев и резко рубанул воздух ладонью.

– А ты не боишься, что яйца он тебе оторвет, а не ты ему? Оторвет и выкинет в форточку собакам.

– Нет, не боюсь.

– Хорошо, хоть не боишься. Вычисли, что это был за человек, и найди его.

А когда найдешь – убей! У живого не отрывай.

– Сделаю, обязательно сделаю, – пообещал полковник Руднев и понял, что вот сейчас хозяина уже отпустило и он, Руднев, прощен. Его грехи на время забыты.

– Сделаешь, а куда ты денешься. Жить и тебе хочется, богато жить.

– Не сомневайтесь, справлюсь.

Руднев почувствовал, что генерал не станет противиться, даже если он закурит. И действительно, едва в руках полковника появился портсигар, как хозяин дачи молча сделал разворот и двинулся к дальней стене, к плотно зашторенному огромному окну.

– Да кури, кури…

Полковник закурил, подвинул к себе большую хрустальную пепельницу.

– Значит, так, – сделав круг по гостиной, шеф Руднева вернулся к креслу, в котором сидел полковник.

В генеральских ручищах прятался казавшийся миниатюрным блокнотик. – Как ты, говорил, Аркаша, зовут ассистентку хирурга?

Руднев сделал выдох, такой основательный, что еще немного, и его легкие слиплись бы, – закашлялся.

– Может, по спине постучать? – хозяин дачи потряс огромным кулаком перед лицом полковника, но сомневаться не приходилось: если он и ударит кулаком, то не по спине, а проведет его по кратчайшей траектории.

Руднев испуганно замахал руками:

– Нет-нет, не надо, сейчас само пройдет.

– Я спрашиваю, как зовут ту ассистентку?

Руднев понял, что его экзаменуют.

– Каштанова.

– Каштанова, говоришь? А имя?

– Да-да. Катя Каштанова.

– Ну, и как она тебе, Аркаша?

– Тяжеловато с ней работать.

– За кого она тебя приняла, как ты считаешь?

– А за кого она могла меня принять?" За человека, охраняющего президента.

– Ну что ж, это хорошо, – уже вполне доброжелательно произнес хозяин дачи, переворачивая толстым пальцем маленькую страничку в своем блокнотике. – И как ты думаешь с ней работать дальше?

– Как скажете, так и буду работать.

– Твои предложения?

Руднев пожал плечами и хотел что-то сказать, но его шеф, поднял растопыренную ладонь:

– Молчи, молчи. Опять глупость сморозишь. Молчи и слушай старших. Надо будет вот что сделать, но только в самый последний момент: у этой Каштановой, наверное, есть любовник. Не может же она жить без мужика, правильно я говорю?

– Абсолютно правильно, – согласился полковник Руднев. – Я об этом уже думал.

– Ага, не может, – повторил генерал. – Не бывает таких баб, которые живут без мужиков. Тем более, баба молодая и здоровая. Значит, у нее определенно должен быть любовник.

– Должен быть, – поддакнул Руднев.

– А какие у нее отношения с нашим глубоко почитаемым ведущим хирургом ЦКБ?

– У них прекрасные отношения. Но, думаю, не более того.

– Плохо, плохо – но я так и думал. Если у нее с шефом просто прекрасные отношения, то это еще раз доказывает, что у нее на стороне имеется любовник.

Тут полковник Руднев не выдержал и вставил:

– Да, есть у нее любовник. У меня и фото его имеется. Мы даже сняли, как они трахаются. Я же старался все предусмотреть.

– Вот это уже лучше, это уже ближе к делу. Фотографии траханья с любовником – это хорошо, но только в том случае, если у нее есть муж, а его нет, Аркаша!

– А записи ее телефонных разговоров?

– Можешь засунуть их себе в задницу. Хотя для тебя это тоже неплохо. Но боюсь, придется применять крайние меры. Сколько, кстати, ее ребенку, Аркаша?

– Ее ребенку семь лет. Дочка.

– Это замечательно, – пророкотал опальный генерал и пятерней почесал свою волосатую грудь, а затем спину, при этом сильно выгибаясь, словно бы готовясь стать на мостик. – Вот что я тебе, Аркаша, скажу: ты еще раз должен будешь встретиться с этой Каштановой и провести беседу. Постращай ее, скажи, что она должна быть бдительной и пусть обо всем докладывает тебе.