Слепой прыжок

Но до кабинета отставному майору «Серебряных Чаек» дойти было не суждено, его поход прервал стук в дверь каюты. Тихий, но отчетливый. Макс встрепенулся, из шкафа выдернул свой наградной пистолет Лихого, калибра 9 мм, и, стараясь не издавать звуков, на цыпочках подкрался ко входной двери и посмотрел в видеоглазок.

В следующую секунду Заславскому стало стыдно. За дверью находилась Елена, Елень Офигенная. Видимо, то ли пришла пожелать командиру спокойной ночи, то ли решила еще раз поскандалить, на ночь глядя. Не имея желания показаться параноиком, Макс сначала вернулся к шкафу и убрал пистолет, потом подошел к двери и открыл ее рывком. Елена стояла прямо перед ним, в джинсах и футболке, в шлепанцах на босу ногу, с распущенными шикарными волосами цвета темной меди, красиво спадавшими ей на плечи ровными прядями.

— Макс, можно мне войти? — Ее голос был кроток и едва слышен.

— Входи… Елена, я… Слушай, я правда не понимаю, зачем… — В следующую секунду Макс уже ничего не мог сказать, потому что Елена буквально сорвала с себя футболку, явив красивую и аккуратную грудь, а вслед за этим просто набросилась на Заславского, крепко его обняв и впившись в его губы страстным поцелуем.

А потом слова стали не нужны. Как стал не нужен и свет в каюте командира, и джинсы на Елене, и халат, в который кутался Заславский… Стали лишними все слова, все звуки, все вопросы и ответы, осталась только ночь, два разгоряченных тела на кровати, смятая в судорожно стискивающихся пальцах простыня, звук бряцающей от ритмичных движений цепочки с армейским жетоном на шее Макса, стон, вырывающийся по очереди из обоих ртов, волосы Елены, закрывавшие от мужчины весь остальной мир, огромные чувственные губы, которые впивались в те, что рвались навстречу. Слишком долгий стон прерывался новым отрывистым дыханием, слишком тесная телесная оболочка наполнялась стуком то ли одного, то ли сразу двух сердец, глаза то зажмуривались, чтобы не ослепнуть, то широко раскрывались, чтобы видеть каждую черточку, каждую клеточку кожи, каждый волос на голове.

Слишком многое в этот момент стало чем-то другим. И слишком многое в этот момент стало ненужным. И еще многое стало настолько важным, насколько могло быть в принципе. Двое людей, не питавшие никаких иллюзий насчет самих себя, двое настолько счастливых, насколько могли быть счастливы недолго знакомые, тонули друг в друге и не видели и не слышали ничего вокруг.

…а потом был кофе, неразбавленный и без сахара. Потом была сигарета — одна на двоих, переходившая из рук в руки. Потом был свет двух лун в открытом окне кабинета и огромное кресло директора, на котором вполне хватило места обоим. Потом была случайно задетая винтовка, с грохотом свалившаяся со стола, громкий смех в два голоса, когда один из двоих, реагируя на резкий звук, в прыжке-перекате ушел в противоположный угол кабинета. Потом была опрокинутая на стол чашка с кофейной гущей и впивающиеся в кожу спины ногти…

А потом, когда дыхание уже выровнялось и два вроде как человека смогли нормально дышать и думать, Елена встала, в несколько мгновений оделась, втиснула свои грациозные ступни в шлепанцы и вышла, прежде чем Макс, обалдевший от такой разительной перемены поведения, успел хоть что-то сказать. А когда за ней закрылась дверь каюты, Заславский обессиленно откинулся спиной на кровать и решил для себя, что это была последняя попытка понять эту женщину.

Почему-то у Макса саднило в горле, тяжко бухало сердце, и на душе в момент стало паскудно. Он бы не смог внятно это объяснить, если бы попросили, но почему-то в голове всплыла старая, как мир, фраза: «Гондон — это призвание, использованный — это судьба». И от фразы этой Заславскому стало еще паршивей. Он встал с кровати, дошел до кабинета, открыл стенной шкаф, извлек оттуда бутылку водки и стакан, налил себе примерно половину и выпил залпом. После чего взял со стола ИВС, проверил патрон в патроннике и с винтовкой наперевес вернулся в свою каюту. Сунул винтовку под кровать, сняв с предохранителя, запер тщательно дверь, отключил систему вызова, вернулся к кровати и вытянулся на ней. Сон вроде не шел, и Макс начал тупо вспоминать все анекдоты, которые смог. Смеяться не хотелось, но это был вполне вариант призвать на свой организм сонное состояние. И, как обычно, методика, проверенная годами, не подвела — через несколько минут Заславский провалился в зыбкий, но глубокий сон.

До посадки транспорта с колонистами оставалось шестьдесят девять с половиной часов.

Глава 7

Успех диверсионной операции зависит не от оружия. Успех диверсионной операции зависит даже не от удачи. Успех в таком деле зависит только и исключительно от выучки, выдержки и выкладки. Запомните эти три «вы» и никогда не потеряете ключ к успеху.

Андрей фон Беккен, полковник Гвардии Е. И. В., командир подразделения «Золотой Орел»

Утро у Отто Лемке начиналось всегда одинаково. Вернее, если быть точным, Отто Лемке знал несколько вариантов начать утро — и различались они исключительно по признаку местонахождения немца. Если он просыпался дома — то принимал контрастный душ, варил себе кофе, просматривал утренние новости в Сети, затем завтракал — и день вступал в свои права. Если же Отто находился на борту звездолета, причем неважно, пассажиром или членом экипажа, то душ менялся на умывание, а кофе — на тоник. Завтрак все равно по бортовому расписанию, а новости посмотреть не всегда есть возможность. Оказавшись среди форматировщиков, Отто скомбинировал два варианта — душ есть душ, в конце концов воду экономить пока причины нет, кофе из автомата, а вместо новостей — просмотр отчета событий на базе, который ему, как заместителю командира, доставлялся постоянно.

Этим утром педантичный тевтон не собирался менять свои привычки. Встав с постели и скинув пижаму, он прошлепал босыми ногами в душ, десять минут ворочался под струями разной температуры, потом накинул на голову полотенце, чтобы вода с волос впиталась, вышел, оделся и затребовал кофе у автомата. Как только чашка с напитком вылезла на подставке, и Отто собрался сделать первый глоток, раздался ревун тревожной сирены, и голос Заславского, чеканя слова, произнес:

— Внимание всему персоналу группы! Общая тревога, общая тревога! Сбор в зале совещаний через минимально возможное время! Внимание всему персоналу группы! Общая тревога, общая тревога! Сбор в зале совещаний через минимально возможное время.

Отто чуть чашку не опрокинул. Вот тебе и попил кофе, полистал новости. Что же случилось, черт побери, какой свинячий хвост плешивой собаки что устроил? Размышляя и ругаясь вслух, Лемке достал из шкафа бронированный скафандр высшей защиты — штурмовую броню, и быстро в нее облачился. Пристегнув сбоку плазмобой, немец достал из стола раритет, доставшийся по наследству, — «люгер» посткайзеровских времен, к которому было почти не достать патронов, но два магазина у Отто были. Раритет, почищенный и смазанный не далее как вчера вечером, ушел в нагрудный карман бронескафандра, ибо в состоянии «общая тревога» ничто лишним не бывает. Закончив вооружаться, Лемке достал из-под кровати аптечку, походно-полевой вариант. В смысле, это был чемодан, объемом литров сто, напичканный всем, что могло только пригодиться, но уже в медицинском плане. Стимуляторы, гепатопротекторы, перевязочные материалы, обезболивающие, антидоты… Список можно было бы составить примерно с Лемке размером. Аптечку Отто пристегнул к спине, благо нужные крепления давно были приделаны к ней рукастым Леоном. И наконец, почувствовав себя ко всему готовым, Лемке открыл дверь своей каюты и бросился бежать в зал совещаний.

Он оказался вторым. Первым туда успел непосредственно Макс, что было неудивительно. Командир сидел в углу, развернув стул спинкой вперед, положив на эту спинку импульсную винтовку Северова, с которой не расставался последние сутки. Ствол ИВС сначала уперся в Отто, потом Макс опознал своего зама, и ствол ушел вверх.

— Входи, садись, — бросил Макс отрывисто очень злым голосом.

— Есть. Что случилось?

— Крепко спим, вот что случилось. И ты, и я, и все остальные.

— А подробней?

— Убит Ивар. Вскрыт бокс изолятора. Немой исчез, нигде нет. Уничтожена станция дальней связи, наша. Хватит?

— Donnerwetter!!! Но как?

— Кверху каком! — Заславский чуть не взрывался уже. — Вот так, Отто!

Дверь открылась, на пороге стоял Герман-Урмас. Здоровяк нашел у себя в каюте, которую ему определили, скафандр для агрессивных сред из штатной комплектации базы и облачился в него. Размер явно был ему маловат, поэтому рукава и «сапоги» скафандра Герман-Урмас попросту отрезал.

— Разрешите? Я не персонал, но…

— Войди, сядь, — голос Макса был отрывистым и жестким. — Оружие есть?

— Никак нет, герр майор!

— Отто, прикрой от входа, — Макс встал, отдав винтовку Лемке, подошел к стенному шкафу в зале заседаний, закрытому на его личный ключ, отпер его и достал оттуда плазменный излучатель. Поменьше, чем у Отто, не армейского, а охотничьего типа. Но, несмотря на «легкость», эта машинка делала отличные отверстия во всем, что попадалось на пути потока плазмы. Нет, конечно, тяжелая броня и стены строений, по большей части, были непробиваемы для него, но обычный скафандр, легкие бронежилеты и тому подобное проблемой не были, ведь рассчитан он был на прожигание чешуи Drago Aeturis Jupy — водящихся на Европе огромных летающих ящеров. Короче, солидная машинка была извлечена из шкафа и вручена Герману. Ну, то есть Урмасу.