Слепой. Исполнение приговора

Вскоре впереди показался островок – просто намытая течением, сплошь заросшая вездесущим ивняком плоская отмель, расположенная почти точно по центру речного русла. Рулевой, на ярко-зеленых пограничных погонах которого неярко поблескивали две вертикально расположенные звездочки прапорщика, направил катер к подветренной стороне островка – туда, где на прибрежной мели лежал на боку ржавый, обросший бурыми космами мертвых водорослей, наверняка хорошо помнивший времена расцвета советской империи бакен. Заглушив мотор, прапорщик аккуратно обогнул торчащую из мелкой воды корягу и, вынув из-под сиденья, выбросил за борт якорь – плетеную веревочную сетку на нейлоновом шнуре, набитую ржавыми железками – гирями от весов, шестернями от коробки передач трактора «ЮМЗ» и прочим металлоломом, при отборе которого главным критерием служил большой удельный вес.

Груз, булькнув, ушел под воду и лег на недалекое дно. Прапорщик выбрал слабину и затянул узел веревки на торчащей из борта проушине. Его напарник, погоны которого украшали капитанские звездочки, посмотрел на часы. К месту встречи они прибыли почти минута в минуту – сказывались чисто армейская привычка к пунктуальности и богатый опыт перемещения по здешним диким местам, благодаря которому все местные старожилы, ничего не рассчитывая наперед и не особо напрягаясь, оказывались в нужное время в нужном месте, несмотря на любые помехи. (Скорее всего, так происходило просто потому, что упомянутые помехи возникали практически всегда, давно стали привычным явлением и потому включались в расчет времени машинально, на подсознательном уровне).

– Пяток минут подождем, – сказал капитан, обращаясь к напарнику.

На протяжении последнего получаса они почти не разговаривали – мешал плотный рев мощного японского мотора, да и говорить, собственно, было не о чем. Но теперь, когда возникла пауза, ее не грех было заполнить ленивым обменом мнениями обо всем и ни о чем.

– Почему не подождать? – пожал широкими плечами прапорщик. Он был грузный, широколицый и носил пышные, любовно ухоженные, подстриженные и расчесанные волосок к волоску темные усы. – Солдат спит – служба идет…

В паре десятков метров от места их якорной стоянки в зарослях ивняка на островке лежала старательно замаскированная свежесрезанными ветками резиновая лодка. В ней, не без комфорта раскинувшись на надувных подушках и укрывшись от ветра и комарья прорезиненным зеленым плащом от общевойскового комплекта химической защиты, полулежал некий худощавый гражданин в потрепанной полувоенной одежке, делавшей его неотличимо похожим на промышляющего браконьерством аборигена. На то же намекали покрытые густым ранним загаром лицо и руки, кисти которых изобиловали подсохшими, находящимися на различных стадиях заживления, царапинами и ссадинами, заработанными, скорее всего, во время возни с сетями, силками и прочей находящейся вне закона браконьерской снастью.

Лежащий под рукой помповый дробовик с облезлым стволом и исцарапанным прикладом и сильный полевой бинокль в потрепанном чехле превосходно вписывались в образ аутло – лесовика и отшельника, на свой страх и риск покинувшего населенные людьми места и вверившего свою судьбу здешним радиоактивным божкам. А вот дорогая цифровая фотокамера с мощным телескопическим объективом из этого образа решительно выбивалась – здесь и сейчас она выглядела так же неуместно, как балетная пачка на талии идущего на штурм захваченного террористами здания спецназовца.

Пока что камера спокойно лежала на резиновом дне лодки, но ее владелец знал, что вскоре она ему понадобится, поскольку явился сюда именно затем, чтобы ею воспользоваться. Сидевшие в раскрашенном под речную волну катере люди были ему хорошо знакомы, хотя общаться им пока не доводилось. Общение было не за горами: далеко отсюда, в Москве, кое-кто решил, что эту сладкую парочку пора взять в плотную работу. Они достаточно долго вкушали хлеб хищения и пили вино беззакония, чувствуя себя единовластными хозяевами округи, которым не писаны никакие законы. Любишь кататься – люби и саночки возить; американцы говорят иначе: бери, что хочешь, но не забудь заплатить, – но смысл обоих высказываний одинаков: сколь веревочке ни виться, конец все равно будет. Густо пропитанная кровавой грязью бечевка, которую в компании себе подобных на протяжении нескольких лет заплетали эти двое, размоталась практически до конца. Дальнейшая слежка за ними вряд ли могла дать какую-либо новую информацию; настал их черед превращаться из объектов скрытого наблюдения в добросовестных информаторов.

Осуществить эту волшебную метаморфозу было поручено человеку в резиновой лодке. Здесь, в зоне, он был известен как Струп – браконьер, рыбак и охотник, мелкий контрабандист, а при случае – опытный проводник, знаток тайных лесных троп и речных проток, способный, в случае чего, полюбовно утрясти любую проблему с егерями и пограничниками. В Москве, на Лубянке, его знали как майора Бурсакова; впрочем, Струп безвылазно просидел тут, на Припяти, так долго, что уже начал сомневаться, какое из его многочисленных имен настоящее.

Рассмотрев ставшую на якорь лодку в бинокль и убедившись, что в ней сидят именно те, кто должен сидеть, Струп отнял от глаз окуляры и хлебнул крепкого холодного чая из алюминиевой солдатской фляжки в вылинявшем почти добела брезентовом чехле. Он с удовольствием представлял себе предстоящий разговор с этими двумя упырями в погонах – сначала с одним, потом со вторым. Начать, видимо, лучше с капитана. Несмотря на старшинство по званию, против своего подчиненного он жидковат, и первую скрипку в этом криминальном дуэте играет, несомненно, прапорщик. Когда капитан расколется, его записанные на видео показания станут для прапорщика дополнительным аргументом в пользу добровольного сотрудничества со следствием. И ах, с каким наслаждением Бурсаков сотрет, наконец, с этих сытых рыл привычное выражение хмуро-надменного превосходства!

Он даже знал, как все это будет. Травянистый речной бережок, мокрые сети на траве с застрявшими в ячейках водорослями и мелкой рыбешкой и суровый блюститель закона, который обнаруживает среди вещей задержанного браконьера небезызвестный фотоаппарат, пролистывает снимки и вдруг перестает быть суровым…

В натуре майора Бурсакова присутствовала ярко выраженная артистическая жилка, благодаря которой он всегда предпочитал спокойной кабинетной работе рискованные операции под прикрытием. Начальство в лице генерала Тульчина не единожды указывало майору на излишнюю, с какой стороны ни глянь, затейливость некоторых его комбинаций, но комбинации эти неизменно оказывались удачными, а победителей не судят. И, если все равно приходится пачкать руки, давя очередную гниду, почему не получить от процесса маленькое, невинное удовольствие?

Над головой глухо, неровно шумели пригибаемые ветром ивы, волны беспорядочно плескались, набегая на сырой, покрытый растительным мусором, мертвыми ракушками и гниющими водорослями песок. Перед лицом, разочарованно зудя, толклись комары: несмотря на старательно создаваемый имидж лесного отшельника с непробиваемо толстой, лишенной чувствительности шкурой, отправляясь в очередное странствие по радиационному заповеднику, Струп никогда не забывал прихватить с собой пару тюбиков репеллента, так что сейчас, как и всегда, поживиться кровососам было нечем.

Лежа на мягко пружинящих надувных подушках, Бурсаков продумывал план предстоящих действий. Оружие, в транспортировке которого через зону на этот раз участвовали объекты наблюдения, как обычно, должны выгрузить на берег километрах в семи выше по течению. Оттуда ящики посуху переправят в выселенную деревню, от которой нынче осталось всего ничего – несколько заросших кустами и бурьяном гнилых руин посреди вернувшегося на свою исконную территорию леса да медленно разрушающаяся будка из силикатного кирпича – бывший деревенский магазин. Там, в магазине, оборудован тайник, откуда ящики через пару-тройку дней заберут другие курьеры, чтобы непростым кружным путем переправить сначала на Балканы, а затем в Европу. За эту пару дней майор Бурсаков обязан успеть наведаться в деревню и незаметно разместить в одном из ящиков радиомаячок, сигнал которого позволит европейским коллегам отследить маршрут контрабандного груза до самого заказчика. А уж потом, когда эта рискованная процедура останется позади, настанет черед этих двоих клоунов из речного патруля. Вот за кого он возьмется с превеликим удовольствием!