Слепой. Приказано выжить

Шансов дожить до утра у него было немного, и он уже далеко не впервые подивился причудам человеческого сознания, которое даже в самых острых, критических ситуациях так и норовит сделать вид, что ничего особенного не происходит, сосредоточившись на мелких бытовых проблемах наподобие налипших на фары и решетку радиатора комаров и ночных бабочек.

Поскольку встречного транспорта тут не было и заведомо не могло быть, он ехал с дальним светом, что позволило ему издалека заметить препятствие и плавно, не прибегая к экстренному торможению, остановить машину в паре метров от него.

Препятствие представляло собой поставленный поперек дороги тяжелый мотоцикл с удлиненной передней вилкой, в котором, если хорошенько приглядеться, можно было узнать проверенный временем и российскими дорогами «Урал». На мотоцикле боком, прикрываясь ладонью в беспалой байкерской перчатке от режущего света фар, сидел Бизон во всей своей красе — огромный, тучный, в мотоциклетной кожанке с блескучими бляхами и длинной бахромой, в косматой рыжей бородище по грудь и в ковбойских сапогах с длинными, одетыми в узорчатые металлические накладки, острыми носами. Из-под похожего на немецкую каску кевларового шлема со сдвинутыми на лоб очками-консервами торчали длинные, кое-где заплетенные в косички русые лохмы, в зубах, грозя подпалить усы, дымилась сигарета. Частный детектив, как и торговец недвижимостью, и вообще всякий, кто стремится что-нибудь продать, должен вызывать у клиента доверие. И, глядя на Бизона, Глеб подумал, тоже далеко не впервые, что своих клиентов частный детектив Рябинин располагает к себе чем угодно, но только не внешностью.

Бизон продолжал прикрывать глаза рукой, на его широкой волосатой физиономии застыла досадливая гримаса, и Глеб, спохватившись, переключил фары на ближний свет. Будь под ним в эту минуту джип, он бы просто объехал бородатого дурня по обочине — хотя бы затем, чтобы сберечь генофонд нации. Но джипа у него не было, как не было и мотоцикла, а седан представительского класса — не та машина, на которой стоит устраивать гонки по бездорожью.

Бизон перестал загораживаться ладонью, тяжело сполз с мотоцикла и, подойдя, с металлическим лязгом хлопнул «БМВ» по капоту одетой в проклепанную перчатку тяжелой ладонью.

— А ты, как я погляжу, верен любимой марке, — как ни в чем не бывало, заметил он.

— У нас с тобой одинаковый вкус, — ответил Глеб, намекая на то, что в полузабытые довоенные времена «Урал» был разработан инженерами «Бавариямоторверке» и подарен немецким правительством дружественному на тот момент Советскому Союзу, — на тебе, Боже, что нам негоже. — Хороший, смею добавить. Ты что тут делаешь?

— Жду, — в свойственной ему лаконичной манере ответил Бизон и задал встречный вопрос: — Слушай, а тебя на самом-то деле как зовут?

— Не понял, — сказал Глеб, который все отлично понял. — Послушай, ехал бы ты, в самом деле, домой. Некогда мне с тобой терки тереть, меня люди ждут.

— Знаю, — сказал Бизон, — видел. Интересные люди. Они кто — братва, спецы, ментура? Если скажешь, что партнеры по пейнтболу, выходи — биться будем.

Последнее предложение показалось Глебу заманчивым. Задержаться на минутку, двинуть пузана как следует в брюхо, оттащить вместе с «Уралом» на обочину и, поспособствовав, таким образом, сохранению многострадального генофонда нации, ехать по своим делам — пуркуа бы, собственно, и не па? Вот только «калаш» и «винторез»…

Сами по себе «калаш» и «винторез» были не так уж и страшны. Бесконечно бегать от смерти невозможно, рано или поздно эта резвая, всюду поспевающая старушенция тебя все равно догонит, а днем раньше или годом позже — какая, по сути дела, разница? Но сейчас на кону стояло слишком много. Если раньше, гоняясь за главарями террористического подполья или спекулянтами художественными ценностями, Глеб точно знал, что в случае чего его место рано или поздно займет кто-то другой, то сейчас на нем сошлось слишком многое — на нем и на Федоре Филипповиче, который, как и сам Глеб, в одиночку мало что мог противопоставить могущественным и безликим кукловодам. Если агента по кличке Слепой шлепнут, как муху, в загаженном песчаном карьере, генофонду нации точно не поздоровится, когда сотни и тысячи вот таких Бизонов, размахивая трехцветными флагами, выйдут на улицы, чтобы лечь под гусеницы русских танков.

— Спецы, — приняв решение, просто ответил он. — Если быть точным, ФСО.

— Ого, — отдал должное мощи и профессионализму потенциального противника просвещенный Бизон. — А ты?..

— А я — ужас, летящий на крыльях ночи, — сообщил Сиверов.

— Это заметно. — Бизон стрельнул окурком в ночь и доверительно склонился над открытым окном машины, упершись потертым кожаным локтем в нижний край рамы. — И что у тебя с ними за дела?

— Оно тебе надо? — вопросом на вопрос ответил Глеб. — Меньше знаешь — дольше живешь. Легче тебе станет, если скажу, что речь идет о попытке государственного переворота?

— Ого, — уважительно повторил Бизон. — А кто ворочает, ты или?.. И в какую сторону?

— Не я, — сказал Глеб. — А в какую сторону, по-моему, неважно. Если Город Солнца собираются построить на костях, это все равно будет концлагерь. Если вопросов больше нет, я, пожалуй, поеду.

— Вместе поедем, — огласил окончательный вердикт Бизон. — Только, когда закончим, в спину не стреляй, подожди хотя бы, пока передом повернусь.

— Обижаешь, — сказал Глеб. — Я сделаю лучше: подарю тебе сенсацию. Ты ведь был журналистом, верно? Ну, вот тебе и шанс прославиться. А насколько ты его реализуешь, как далеко после этого успеешь убежать и как глубоко зарыться, будет зависеть исключительно от тебя.

— Вот это подарочек! — обрадовался Бизон. — С таким, действительно, и в спину стрелять не надо. Считай, договорились. Погоди, я свою коняжку с дороги откачу. Только линять не вздумай: на этом корыте по такой дороге от меня все равно не уйдешь.

— И в мыслях не было, — солгал Слепой.

Через минуту Бизон, скрипя сбруей, лязгая металлом и воняя табаком, бензином и сыромятной кожей, уже устраивался на переднем пассажирском сиденье «БМВ». С избыточной энергией хлопнув дверцей, он разродился цитатой из фильма, на протяжении нескольких последних лет сохраняющего широкую популярность:

— Ну, Славка, показывай мне свою школу! Эгей!

— Я не Славка, — включая передачу, поправил Сиверов, — я Глеб.

Со стороны багажника, не дав Бизону произнести традиционное в таких случаях «очень приятно», послышались глухие удары и сдавленное мычание.

— А это еще что такое? — удивился Бизон.

— Твоя сенсация, — ведя машину, сообщил Слепой. — Не парься, это просто один мертвец не ко времени ожил. Для него могилку отрыли, а он туда не хочет, вот и бузит… А ну, тихо там! — грозно рявкнул он, обернувшись через плечо. — Угомонись, а то и вправду пришью!

«Мертвец» послушно угомонился, издав напоследок звук, похожий на скулеж побитой собаки.

— Тарантино нервно курит, — спокойно констатировал Бизон и, вынув из-под полы тупорылый травматический пистолет, лязгнул затвором. — Умеешь ты, Глеб Батькович, людей убеждать! Так что делать-то будем, как мир спасать?

— Миру на наши проблемы начхать с высокого дерева, — сказал Глеб. — Мир только порадуется, если мы опять с разбега плюхнемся мордой в дерьмо и подставим ему, миру, свое дупло: берите люди, пользуйтесь!