Слепые и прозревшие. Книга первая
Шрифт:
Альбина была очень горда собой.
– Вот видишь, – говорила она мужу, – к рукам не приучали – теперь ребенок спокойно развивается сам!
Теперь она могла вернуться к любимому делу, прерванному родами. Ее ждала кандидатская диссертация.
Побывали они у кардиолога. Девочку долго крутили, вертели, слушали, простукивали, опутывали проводами и наконец подтвердили диагноз роддома – врожденный порок сердца.
– Ну что ж, отчаиваться не надо, – утешал врач. – Таких детей в наше время рождается немало. До четырех лет будьте предельно осторожны
Альбина аккуратнейшим образом записала все рекомендации, предостережения, упражнения и рецепты в общую тетрадь с красиво разрисованной наклейкой:
«Галя Сироткина.
Начато – июль 1963 года».
И тут же почувствовала себя настоящей, прирожденной матерью.
А в это время по замызганному переулочку в районе Литейного большими шагами шла высокая плечистая женщина и тащила за руку мальчика. Он очень старался тоже вышагивать, но не получалось пока.
– Дрался сегодня?
– Не дрался.
– В угол ставили?
– Нас вообще не ставят в угол, ты чего! Мам, а будем ужинать?
– Картошки нажарю.
– С лучком?
– С лучком.
2. Пять лет спустя
Николай Морозов был счастливым человеком. Правда, до пятого класса он этого не знал. Просто жил себе да жил вдвоем с мамой, как все живут. В детский сад когда-то ходил, потом в школу. Год за годом, класс за классом – так и до пятого дожил.
И случилось в том году, весной, великое событие. Мама, оставив его на попечение соседок по коммуналке, съездила на неделю в роддом и привезла оттуда двух совершенно одинаковых младенчиков – Дашу и Ташу.
Почему двух? И хоть бы разных, а то на одно лицо. Колю так и подмывало посоветовать маме махнуться с кем-нибудь дубликатом.
Они лежали перед ним на маминой кровати, два тугих сверточка с красными кругленькими рожицами. Страшно смешные. Разве такие бывают?
Мама присела с ними рядом и смотрела, смотрела, смотрела. Потом его, Колю, за руку к себе притянула:
– Ну как, а? Сестренки твои… красавицы…
Коля солидно кивнул. Наверно, и вправду красавицы, раз мама так думает.
Мама, сидя, обнимала его и смотрела на младенцев. Это было до того непривычно, чтобы мама так долго его обнимала, до того было тепло и хорошо, что Коля тоже начал радоваться этим красным рожицам.
А они вдруг проснулись. Причем обе сразу. Дружно сморщились, открыли беззубые ротики и смешно запищали. Прямо не дети, а котята какие-то!
Мама вскочила, засуетилась, схватила обеих на руки, растерянно посмотрела на одну, на другую и вдруг сунула один кричащий сверточек прямо Коле в руки:
– Ну-ка держи крепко, не урони.
А сама села, расстегнула кофту, отвернулась от Коли неловко и приложила другую малышку к груди. Та тут же затихла и громко, аппетитно зачмокала.
Тут же затих и Колин сверточек. Ну точно же – дубликат! Один
в один.Затихла малышка и вдруг открыла затерявшиеся в припухлых веках глаза. Взглянула туманно сквозь Колино лицо и удивленно вздернула бровки.
И тогда в Колиной груди будто огромная белая птица взмахнула лохматыми крыльями.
Раздался стук в дверь.
– Светлана, можно к тебе? – заглянула соседка тетя Тоня, опекавшая его всю неделю.
Вошла, деловитая, суровая, по пути подхватила с пола упавшее полотенце, по пути поправила покосившееся зеркальце на стене:
– Ну что, непутевая, кормишь? Корми, корми… Одного без отца выкормила, а теперь и еще двух!
Мама, склонившись над девочкой, молчала. Наворчавшись, соседка положила рядом с мамой на кровать стопку стареньких потертых пеленок и ушла.
А Коля спросил:
– У них тоже папы нет?
Мама все молчала, и Коля понял, что спрашивать не надо.
А девчонки оказались редкостные ревы. И коварные! Быстренько выработали у Коли устойчивый рефлекс: чуть пискнут – хватать их на руки. Бедная мама, дождавшись Колиного возвращения из школы, уже в пальто, передавала дочек ему, а сама бежала отдыхать за мытьем полов в ближайшем гастрономе.
А Коля, пританцовывая, расхаживал по комнате и пел песни, держа на каждой руке по сестренке.
С каждым днем они тяжелели, и к маминому приходу его уже шатало от усталости.
Но он не сердился. После таких плясок вкусно елось и приятно сиделось за учебниками. И так себя уважалось! Мама теперь смотрела на него как на друга и партнера по общему делу.
И в жизни-то все вдруг стало легко складываться. Шел он утром в школу после бессонной ночи, а задачи сами собой решались. И слова все почему-то правильно писались, даже сквозь дрему, если сморит. А другие предметы и вовсе были ерундовые, только сиди и слушай.
Его вдруг сильно зауважали одноклассники и наперебой зазывали к себе уроки вместе делать. Но Коле по гостям некогда было ходить.
А враг, как был с первого класса, так и остался один, но лютый.
Его тоже все уважали, но с большой опаской, уж очень зол был. Хоть ростом был невелик, зато безжалостен, а потому в драках поражений не знал. А на Колю злился он беспредельно, потому что ничего не мог поделать с этим огромным, на голову выше и в два раза в плечах шире, отличником. Где это видано – такие огромные отличники, без очков!
Встретив Колю в первый раз во дворе с широкой двуспальной коляской, он натужно захохотал:
– Морозов ребеночка родил! Да какого большого, толстого! Ха-ха-ха! – выдавливал он из себя так, что глаза выпучились.
– Пупок развяжется, – бросил ему Коля через плечо и не спеша покатил коляску дальше.
И на следующий день в классе враг с таким же радостным надрывом заорал:
– Пропустите женщину с ребенком, а то у нее молоко пропадет!
Кто-то удивленно оглядывался, кто-то сконфуженно хихикал. Коле до этого дела не было, просто голос у вражины был противный, помоечный такой.