Слёзы чёрной вдовы

Обычно для них с Максимом и дня не проходило, чтобы они не совершили какое-нибудь грандиозное открытие – то находили невиданные прежде поделочные камни, надежно укрытые в горных породах, то костяные наконечники стрел, то осколки диковинной посуды, принадлежащие явно далеким предкам тех аборигенов, что проживали здесь сейчас.

Населен этот район был по большей части финнами – именно их и нанимали в обслугу господа, останавливающиеся в Горках. А уж сколько легенд, баек и сказок поведало это «коренное население» – не счесть! О Ладожском озере, невдалеке от которого находились Горки, о злобных морских духах и леших, что водились возле него по сей день. О загадочных метелиляйненах – великанах, населявших эти земли задолго до того, как сюда пришли финны и карелы. Об атлантах, что обитали в Карелии еще до метелиляйненов и даже оставили следы в виде таинственных сейдов – валунов, огромных по размеру, но, тем не менее, сложенных друг на друга в крайне неустойчивую конструкцию. Сейдов в Карелии и впрямь было множество – особенно на севере, близь Белого моря. Даже Грегору удалось увидеть один, отчего он до сих пор пребывал в большом впечатлении.

Максима же более всего заинтересовала легенда о капитане Сигварде и его призрачном корабле «Три шестерки», что и сейчас, говорят, бороздит Ладожское озеро, и о его несметных сокровищах, что спрятаны злобным капитаном в его водах. Слава Богу, что до Ладожского озера несколько часов езды, не то Максимка перекопал бы его берег вдоль и поперек…

Зато была еще одна легенда, совсем уж сказочная, которая гласит, что в одном из многочисленных озер Карелии – неизвестно в каком именно – обитает ужасное чудовище. Огромных размеров, с длинной шеей и блестящей на солнце чешуей. Как водится, прислуга в Горках клялась и божилась, что чудовище живет именно в озере, что разделяет дачи Николая и графини Раскатовой, а потому Максимка часами иногда просиживал на берегу в надежде его увидеть. И после заката тоже, прячась от своего гувернера, он любил посидеть у озера: дворовые угощали его морошкой, ароматной ухой из форели и снабжали заодно все новыми и новыми порциями баек.

А озеро это местные и впрямь недолюбливали и старались обходить стороною, потому как даже рыба здесь не водится – хотя во всей Карелии ох как сложно отыскать водоем, где не было бы рыбы. И, хоть на картах это озеро никак не обозначено, но финское население меж собой называет его Перкелинъярви, что переводится, между прочим, как «Чёртово озеро».

* * *

Всякое совместное лето у Рейнеров начиналось с того, что старший брат пенял младшему, что пора, мол, остепеняться: обзаводиться семьей, домом и браться, наконец, за дело. Под «делом» Николай имел в виду серьезные занятия художественным искусством, поскольку считал, что у Грегора есть к этому способности. И то, что Грегор не желал «заниматься делом», было для Николая, что ножом по сердцу.

– Остепениться… – задумчиво произнес Грегор любимое словечко своего брата.

А потом осмотрелся – оказывается, он сам не заметил, как ноги привели его на другой берег озера, к даче Раскатовой. Уголок этот, укрытый от всего внешнего мира, был столь тихим и умиротворенным, что Грегор охотно понимал, отчего Надя так любит это место. Правда, самой Наденьки здесь теперь не было – лишь ее книга, забытая на скамейке. Грегор, не удержавшись, подошел и прочел название:

«Джон Уильям Полидори «Вампир⁷».

Хмыкнув, он положил книгу обратно. Отчего-то Грегор не думал прежде, что Наденьке нравится подобная литература и герои вроде байроновского Чайльд-Гарольда⁸ – сам-то он подобных героев и их метания считал смешными и глупыми… но быстро приободрился, решив, что, если Надя вот бросила этого «Вампира» на скамейке, то тоже считает книгу смешной и глупой.

И вспомнил отчего-то, что приятель его, Леон, как раз любил на досуге изображать из себя Чайльд-Гарольда. Особенно при дамах.

– Остепениться… – снова повторил Грегор в задумчивости.

На доводы брата он обычно отшучивался, заявляя, что еще недостаточно зрел для женитьбы. Грегор и в самом деле не понимал, как можно, будучи в здравом уме, выбрать из тысячи женщин всего одну и оставаться верным ей до гробовой доски – а то, что супруге своей (ежели таковая когда-нибудь появится) Грегор будет верен, было для него само собою разумеющимся.

Однако именно несчастье, приключившееся в семье Раскатовых этой ночью, заставило его взглянуть на слова брата куда серьезней. Жизнь коротка, а на что он тратит ее? Грегор еще раз посмотрел на «Вампира» и неожиданно для самого себя вдруг дал зарок: ежели до конца лета его отношение к Надин Шелиховой не переменится… то он пойдет на решительные меры.

До конца лета, меж тем, оставалось десять дней.

Едва же Грегор остановился на последней своей мысли, словно в ответ на нее, из-за валуна, облюбованного Наденькой, послышался легких шорох прибрежной гальки. Грегор тотчас направился туда, уже предвкушая очередную премилую беседу…

Однако вместо Нади он увидел здесь своего племянника. Хмурый, сосредоточенный, с упрямым выражением лица Максим вынимал из корыта целые охапки жгучей крапивы и толстым слоем раскладывал ее на Надин валун и подле него… Руки его предусмотрительно были одеты в плотные садовые рукавицы, украденные у матушки, должно быть.

– Что ты творишь! – вскричал Грегор и принялся смахивать крапиву с камней. – Убери все немедленно! Она ведь обожжется!

Он почти физически ощущал, как больно будет Наде, когда она своими нежными шелковистыми ладошками станет убирать эту крапиву с камня – а убирать ей придется, иначе она здесь не устроится, Максим верно все рассчитал.

– Ну и пусть! – тот еще более насупился. – Она мою карту изорвала и камни выбросила куда-то – а я их на целую бескозырку выменял, которую мне с Черного моря привезли.

С камнями и самодельной картой Надя действительно погорячилась: Грегор вспомнил, как они с племянником рисовали эту карту, выверяя с точностью до шага все ориентиры, как Максимка вымачивал ее в чайном растворе, чтобы состарить бумагу, а потом сушил на бельевой веревке… Должно быть, Наденька была задета куда больше, чем он думал, потому так поступила – не из жестокости, а в порыве.

А Максим продолжал, зло хмурясь:

– Никогда ей этого не прощу! Объявляю войну Надьке Шелиховой!

– Она тебе не Надька, а Надежда Дмитриевна! – строго оборвал он племянника. – А выбросила она твои камни, потому что ты без спросу сюда залез. Это Раскатовых участок, пойми, ты сюда разве что в гости прийти можешь… – закончил Грегор уже миролюбивее, пытаясь достучаться до мальчика.

Но тот хитро прищурился и заявил:

– А вот и не их это участок: их – только до забора. Я в документах батюшкиных читал, что все за забором уже общее! Значит, кто первый занял, тот и хозяин!

– Так она же первая заняла, – Грегор потер висок, потому что у него начала болеть голова.

– А никто не докажет! – высокомерно задрал нос мальчишка и сложил на груди руки. – Это я первый на камне написал, что земля – моя.

Грегор не нашелся, что на это ответить. Самое забавное, что формально мальчишка действительно был прав. И вспомнил слова Ольги, которая утверждала, что он дает мальчику слишком много свободы: действительно, в свои восемь лет Грегор и помыслить не мог сделать то, что вытворяет сейчас его племянник. Хотя гувернеры все равно считали его шалуном.

Со вздохом присаживаясь на валун, Грегор лишь сказал удрученно: