Слезы на камнях
Шрифт:
– Я – мать!
– А он – отец, – она не собиралась возражать, просто напоминала, что в мире людей у отца больше прав на ребенка, чем у матери.
– Это мое право!
– Однако, – с упреком взглянула на подругу богиня врачевания, – сейчас не время для ревности, всех этих: кто больше любит малыша, кого малыш будет больше любить – меня или не меня…
– Да при чем здесь ревность?!
– Что же тогда? – решительность горожанки заставила ее начать сомневаться – а не пропустила ли она что-то важное? Нинти задумалась, вспоминая то, что ей было известно о жизни и обрядах смертных. – Нет, Лика,
– Сейчас совсем другое дело! Совсем другой обряд! – не унималась та. Если бы покровительница города не удерживала ее, она б давно бросилась к мужу, спеша забрать у него сына.
– Лика! – Нинти нахмурилась. Упрямство женщины начинало ее раздражать. – Это ведь по меньшей мере нелепо! Ты поставила все с ног на голову! Ведь не человек существует для обряда, а обряд для человека!
– Ты не понимаешь…
– Это ты не понимаешь! – не выдержав, прикрикнула на нее богиня. – И не пытаешься даже! Послушай меня…
– Нет! Я знаю, как должно все быть! Я видела! Если что-то случится не так – все будет не так! Отпусти меня! – она дернулась, забилась в удерживавших ее руках, которые вдруг разжались.
– Ну и иди! – сквозь зубы процедила Нинти. – Делай все так, как хочешь!
Неблагодарная! – она думала, что такими словами остановит горожанку, заставит ее испугаться, задуматься…
Но нет. Едва почувствовав себя свободной, Лика кинулась догонять мужа, даже не оглянувшись на оставшуюся стоять позади нее в растерянности покровительницу города.
– Отдай мне!
Бур с удивлением и даже страхом взглянул на жену.
– Что ты? Успокойся… – неуверенно проговорил он, в растерянности попятившись назад. – Тебе нельзя сейчас волноваться…
– Дай мне сына! Я должна его нести!
– Но тебе будет тяжело. Да и что измениться, если… Милая, милая, спокойно! Ты разбудишь крошку, испугаешь его… Если ты так хочешь, если для тебя это так важно… – смирившись, решив, что легче исполнить просьбу женщины, чем бороться с ней, он протянул ей запеленатого в мягкую теплую ткань новорожденного. – Вот, возьми. Только успокойся. Позволь мне быть рядом с тобой. Чтобы помочь, если тебе станет плохо. И обещай: если устанешь, ты передашь малыша мне…
– Я не устану! – резко прервала его Лика.
– Но ты еще слаба! Усталость может затуманить твое сознание. Ты можешь упасть, и выронить ребенка…
– Нет! Никогда! Я не причиню ему вреда! Я буду сильной! Я все смогу! – ее глаза горели уверенностью, за которой, в самой глубине, виделся покой, вошедший в них в то самое мгновение, когда мать прижала к груди свое дитя.
Она огляделась вокруг, удовлетворенно кивнула – теперь все было правильно. Можно было идти дальше, вслед за богом солнца.
Шамаш тем временем приблизился к вратам храма, остановился возле них, дожидаясь, пока его спутники догонят его, а затем распахнул тяжелые золотые створки.
– Великие боги! – прошептал за его спиной Ларс. Пусть хозяин города сам обладал магическим даром, пусть ему уже приходилось раз идти по начерченной по лику земли тропе повелителя небес,
переносясь из мира в мир, но то, что открылось его взгляду… Такого не ожидал увидеть даже он.– Великие всемудрые… – донесся до него из-за спины приглушенный, растерянный голос жреца, душа которого уже складывала слова в заговор-заклинание.
– Слава! Слава! – глаза Лики сверкали радостью, когда в отличие от всех остальных она видела именно то, что ожидала увидеть.
За вратами был не священный холм, у подножия которого лежала Керха, а расстилался совсем иной мир, не похожий ни на что, известное краю снежной пустыни. В своей первозданной, не тронутой, не побеспокоенной красе застыли луга и леса, в зеленые волосы которых вплелась голубая лента реки. Далеко, на горизонте чернели горы, от которых веяло задумчивой грустью и мудростью тысячелетий. В небе – высоком, бесконечно голубом – вились стайки птиц, наполняя чистый, трепещущий воздух напевом самой прекрасной из песен, которых когда-либо доводилось слышать душам живых и мертвых.
– Поразительно! – подойдя к вратам, богиня врачевания выглянула наружу. – Здесь, в храме мы – по-прежнему в Керхе. Смотря сквозь стены я вижу городскую площадь, дома, ремесленные мастерские… А там… – она вытянула руку вперед, не столько указывая на что-то впереди, сколько стремясь и, в то же время, не решаясь прикоснуться к тому, что было чудесным и необъяснимым даже для небожительницы. – Я никогда не видела ничего подобного!
– Это сад благих душ!- во все глаза глядя вперед, восторженно прошептал жрец.
– Нет, – поспешила возразить ему Нинти. – Там я бывала и не раз. Этот же край я не видела никогда, ни в одну из своих вечностей… Шамаш… – она повернулась к богу солнца, торопливо зашептала: – Это ведь тот мир, в котором ты был, пока спал, мир твоего бреда? Тогда я не удивляюсь, почему ты столь долго не просыпался. Здесь так прекрасно, что хочется остаться навсегда!
– Нет, – качнул головой бог солнца, – эта земля так же незнакома мне, как и вам.
Если она и есть в чьей-то памяти, то… – он повернулся к Лике.
– Да! – восхищенно прошептала та. – Все, как я видела! Это мир… Мир, которого никогда не было, еще нет, но который будет, обязательно будет, если мы того захотим, если мы сделаем все, чтобы наполнить жизнью образ и теплом отрешенность…
– Ты хочешь сказать, мы в будущем? – Нинти спрашивала Лику, однако ответа ждала от Шамаша, понимая, что горожанка не способна ничего объяснить, все, что ей было дано – увидеть сей край прежде других, увидеть его не своими собственными глазами, а глазами одного из потомков, которому будет суждено в нем родиться.
– Будущее нашего мира? – Бур был поражен, восхищен, он с трудом подбирал слова. – Если… Если снежная пустыня сменится этим великолепием, если… Повелитель небес! – он повернулся к господину Шамашу, опустился перед ним на колени. – Я буду верой и правдой служить Тебе во всем и всегда, исполню все, что Ты прикажешь слепо и беспрекословно, как раб, только позволь мне проснуться в этом мире! Позволь мне увидеть его своими глазами – в пробуждении или перерождении!
– Встань, жрец. Знай: этого мира еще нет. Но если он будет – в нем станут жить твои потомки, – тихо проговорил Шамаш.