Слезы на лепестках роз

– Джордана! – Филипп снова протянул к ней руку. Так нужно. Я не говорил тебе, потому что…

– Нет!

– Джордана, пожалуйста.

– Вы слышали ответ дамы, Конрой. Она сказала "нет"!

– Патрик! – Джордана развернулась в сторону его голоса, позабыв про стычку с Филиппом.

– Маккэлем! – воскликнул Филипп в унисон с ней. Как вы, черт возьми, здесь очутились?

– Самолетом, машиной и пешком. – Не удостоив Конроя взглядом, Патрик направился к ним через луг.

Он был слишком очарован звуком своего имени на губах Джорданы, глаза его слишком жадно наслаждались ее обликом, чтобы отвлекаться на Конроя.

– Сюда нельзя! Поместье Джорданы закрыто для любопытствующих, – лепетал Филипп, изумленно наблюдая, как к ним приближается огромный шотландец. – Никто же не знал. Никто, кроме… Ричард Чессен! Это его шуточки. Он знал. Вы или ваш приспешник, Куртни, добрались до него.

– Не имеет значения, кто до кого добрался, Конрой. Важно, что я здесь, а вы – уходите.

– Все в порядке, Филипп, ты можешь идти.

Джордана не шевельнулась и не отвернула лицо от незваного гостя, даже когда произносила обращенную к Филиппу фразу. Мысли ее кружились, нервы были напряжены. Хоть она сразу узнала его по голосу, но он все же был почти незнакомцем, к тому же довольно агрессивным. Не опасно ли оставаться с ним наедине?

Пожалуй, нет, ведь он прошел проверку Рэнди, более того, Рэнди наверняка и послала его сюда; а это вотум доверия. Если это негаданное рандеву завершится благополучно, надо будет допросить преданную подругу, чем вызвано такое исключительное доверие.

– Иди, иди. Я уверена, что Рэнди ждет. Передай ей, что мистер Маккэлем нас нашел и что мы скоро придем.

– Мне кажется, я должен остаться. Дани.

– Мистер Маккэлем – не безумец, Филипп. В противном случае Рэнди подняла бы на ноги всю округу.

Вы ведь не безумец, мистер Маккэлем?

– Может быть, но признаваться в этом не собираюсь, – ответил Патрик, который в последнее время и сам частенько задавался этим вопросом.

– Что ж, придется рискнуть, – с шутливым вздохом сказала Джордана, полностью вернувшая самообладание. – Иди, Филипп, тебе нужно закончить работу.

Наш гость проводит меня домой.

Еще одна грань ее таинственного обаяния. Доверчивость и неуловимость. Сочетание, от которого у мужчины кружится голова и он теряет почву под ногами.

Патрику хотелось поймать ее взгляд. Но этот чудный взгляд тоже ускользал, смотрел сквозь него – она ни разу не взглянула ему прямо в лицо. Ее безразличие вызывало в нем острое желание с силой прижать ее к себе и целовать до тех пор, пока она не лишится чувств и не будет страдать так же, как он. Пока эти дивные глаза не посмотрят на него, не посмотрят по-настоящему – не наполнятся той же страстью.

Горестное облачко неожиданно скользнуло по ее лицу – и тут же исчезло. В голосе вдруг послышалась хрипотца от скрытого беспокойства.

– Вы ведь проводите меня до дома, мистер Маккэлем?

– Для меня будет величайшим удовольствием проводить вас, мисс Даниэль.

– Джордана? – Филипп предпринял еще одну попытку. – Ты остаешься?

– Остаюсь. – Не оборачиваясь к нему, она протянула руку и дождалась, пока Филипп пожмет ее. – Мы не долго.

Когда Филипп ушел, не единожды оглянувшись назад, Патрик язвительно скривил губы. Джордана не шевелилась и не отворачивалась. Стояла чопорно-прямо, опустив руки, легонько сжав пальцы. Она казалась совершенно бесхитростной и почти заставила его поверить, что она действительно дитя лета. Невинное, простодушное, нетронутое.

– Твое хладнокровие достойно изумления.

– Правда? – Она слегка вскинула голову, по-прежнему не двигаясь с места.

– К тому же ты замечательная актриса.

– Актриса? С чего вы взяли?

– Ты неделями меня избегала, а сейчас, когда я здесь, и глазом не моргнешь. – Внезапно новое подозрение закралось в его мысли. Да, этого он не учел она с умыслом вела себя именно так, чтобы заинтриговать его.

– Значит, вот в чем дело?

Он принялся ходить вокруг нее, не переставая говорить.

– Я действительно не привык к таким женщинам.

Ты опасна, но я обожаю риск. Ты для меня – вызов, и я его принимаю.

Джордана поворачивалась на одном месте, вслед за его голосом.

– Вы думаете, что я нарочно повела себя так? Чтобы стать для вас вызовом? Зная, что вы вызов примете?

– Именно. – Он вбирал в себя очертания ее тела, ощущая, как его собственное напрягается. Если его подозрения справедливы – тогда она, черт побери, справилась прекрасно. Довела его до белого каления.

Он хотел ее, даже если она была только интриганкой.

– Вы слишком высокого мнения о моих талантах.

Патрик поднял руку, прикоснулся к спутанной пряди на ее плече, пропустил ее сквозь пальцы. Жидкое золото, да и только.

– Джордана Даниэль, – прошептал он. – Солнечный свет во мраке. Нежность в обезумевшем мире.

Неуловимая, восхитительная. Мираж, смятение. Желаннее всех женщин, которых я знал. Это безумие, но разве я мог устоять?

Он привлек Джордану к себе и ощутил ее дрожь; услышал ее учащенное дыхание, когда ее груди прижались к его стальным мышцам. Одной рукой прижимая ее к себе все крепче, другой он схватил ее за волосы и оттянул голову назад, все ниже наклоняясь над ней с высоты своего роста.

Ее ладони лежали на его груди – стиснутые, безжизненные. Ее губы были мягкими и податливыми, когда он приник к ним дразнящей лаской. Едва слышный крик, скорее, шепот протеста и наслаждения прошелестел на его щеке.

Мираж. Смятение. Но, боже, как же он хотел ее!

Поцелуй становился все глубже, сначала осторожный, потом настойчивый, не встречающий ни малейшего сопротивления. Страсть разрасталась в нем, разрывала его на части. Эта будет стоить дороже всех алмазов и рубинов мира, подумал Патрик в миг просветления.

– За любую цену, – пробормотал он. Понимая, что цену придется уплатить не деньгами, он отпустил ее волосы.

– Цену? – Джордана с трудом шагнула назад. Назад, от захватившего ее бешеного урагана. От бури, вызванной единственным прикосновением его руки к ее волосам, дразнящей лаской его пальцев. Один поцелуй – и безумие, как он это назвал, стало полным.

Ощутимое безумие. С именем.

Патрик.

Голос, звучавший во мраке ее сознания. Уверенное, мощное тело, излучающее жизнь. Поцелуй, возникший от отчаяния и закончившийся такой нежностью.