Слезы Рублевки
Шрифт:
Их третья подружка была разведенкой. Причем совершенно зависела от доброй воли бывшего мужа, сына крупного губернатора. Тот бросил ее ради какой-то будущей политической комбинации — губернатору надо было породниться с все решающим местным олигархом. И теперь Вигги жила в Борках на птичьих правах. Муж оставил ей дом, уехав к себе в область. Но на содержание выделял ей всего по три тысячи долларов в месяц, чего никак не хватало на жизнь. Вигги — собственно, Виктория, но она всем представлялась в английском стиле — считалась потому фактически бесприданницей. И шансов на новый удачный брак у нее не было почти никаких. Тем более для ее тридцати лет.
Шансы сокращали еще и ее истории с мужчинами. Вигги, при всей англизированной холености, никак не могла совладать с одним недостатком. Она не умела управлять своим взглядом. Последние годы — а она, по стечению обстоятельств, развелась примерно тогда же, когда Ленка вышла замуж, — выработали в ней самый бесперспективный для женщины взгляд: одновременно ищущий и оценивающий. Мужчины, эти самцы, чувствовали Викину заинтересованность в себе на раз — и вели себя соответственно. Потому она вечно попадала в истории. То с тренером по горным лыжам — большим подлецом, как оказалось. То с совершенно неприручаемым бандитом, который до сих пор, кстати, не отставал от нее, время от времени приезжал на дом и фактически насиловал. То в поисках защиты от своего бандита она связывалась с «прибандиченным» же адвокатом. А тот оказывался связан с международным мошенником Симановичем, и Вигги вытаскивал из этих тенет близкий к ФСБ новый любовник…
Словом, у этой женщины никак не получалось найти себе мужчину своего уровня. Те, что стояли на соответствующей социальной ступени, готовы были взять ее в любовницы. Но не горели желанием взять замуж. А те, что находились ниже, готовы были сами выйти «замуж» за нее. Но либо отпадали вскоре после того, как узнавали, что она на самом деле бедна настолько, что сама себе готовит, — либо долго и изощренно мстили, как тот ее бандит.
Сейчас у Вигги был роман с одним англичанином неопределенного статуса. Тот был рыж, поджар, прямоугольнолиц и улыбчив, словно американец. Занимался каким-то крупным брокерством, вытаскивая наши фишки на Лондонскую биржу, и консультировал русские фирмы по IPO за довольно хорошие деньги.
Вигги рассчитывала на то, что англичанину будет меньше дела до ее возраста, чем русским. Там, на Западе, как известно, женщины сперва делают карьеру, а уже потом — детей. Годам к 30–35. Зато ему, возможно, захочется иметь русскую жену. Ухоженную, богатую и с домом, который можно будет продать, если они поженятся и решат уехать в Англию. О том, что дом ей не принадлежит, Вигги англичанину не говорила. «Там видно будет», — легкомысленно отделывалась она от мыслей о будущем. А пока нашла себе какого-то консультанта по биржевому бизнесу, чтобы тот провел с ней соответствующий курс семинаров.
Как водится, преподаватель довольно быстро оказался у Вигги в постели. И теперь она днем платила ему деньги, а ночью… Ну, понятно. И при этом старательно убеждала себя, что любит англичанина, и изображала себя перед ним манящей недоступной целью. Что характерно, при этом Вигги оставалась оптимисткой. Верила, что жизнь покажет еще небо в алмазах. И периодически пыталась устроиться на какую-нибудь высокооплачиваемую работу.
Настя подчас завидовала несокрушимому оптимизму подружки. Пока та не призналась, что ходит на приемы к психотерапевту. «А, — сказала тогда Анастасия, — это не для меня. Чтобы я лежала на кушетке и выкладывала душу постороннему мужику, а он копался в ней своими пальцами? Нет уж, я лучше по лесу погуляю, с природой пообщаюсь».
Конечно, из них троих, подруг,
девчонки считали самой счастливой именно ее. Ее Витька не был бонвиваном, как муж Ленки. И — он был мужем, что постоянно подчеркивала Вигги. Более того, он был мужем семейным и на фоне прочих представителей их высокосветских тусовок — едва ли не домоседом.Настя подозревала, конечно, что на всяких там «выездных» мероприятиях у мужа бывают дела с девками из саун. Но, справедливости ради, реального повода для таких мыслей он не давал. А когда он с ней выходил на какие-либо корпоративные встречи-отдыхи-семинары, то видно было, что сауны функционировали вполне себе прилично. А женщины из его фирмы не бросали на ее мужа двусмысленные взгляды. На нее — да, на нее смотрели оценивающе. Но и только.
И во время нередких их выездов в свет никто из дам не лез к нему с фамильярностями — а уж фамильярность дружескую от любовной Анастасия способна была отличить на раз. И тем более — с пьяными поцелуями. Так что если и были кое-какие интрижки на стороне, то никаких значимых следов ни в чьем поведении они не оставляли. А раз так, то и нечего было опасаться…
Нет, монахом Витька, конечно, не был. И стойким приверженцем морального кодекса коммунизма — тоже. Женщина никак не была для него другом, товарищем и братом. Она была — женщиной. Не более. Впрочем, и не менее.
Анастасия хорошо помнила, как он ее водил по ночным клубам, когда бизнес с фарфором стал приносить относительно хорошие деньги и Виктор решил, что может теперь позволить себе насладиться жизнью. Как он там довольно ухмылялся, в том клубе, где всех обслуживали исключительно голые официантки, а в бассейне под потолком плавала не более одетая «наяда», принимая головокружительные позы! Что было в этом эстетичного, Анастасия искренне не понимала. Но относилась ко всему философски и с юмором. Мужики — это особенные животные, у них как минимум половина мозгов между ног сосредоточена.
Эта откровенность ее где-то даже радовала: значит, ему нечего скрывать, кроме своих инстинктов. То есть он любит ее.
— Дуреха, — сказала теперь Ленке специалист по мужчинам Вигги. — Делай с ним срочно брачный договор. Рано или поздно какая-нибудь шалава его обязательно охмурит. Особенно, когда до наших седин доживешь…
Все снова хихикнули. Годы, конечно, идут, и в каждой женщине гнездится страх перед неумолимым временем… Но иногда время можно задержать. Когда с тобой работает диетолог, три раза в неделю приходит массажистка, а лучшие в стране специалисты готовы умело подправить и прическу, и лицо, и фигуру.
Настя сама уже присматривалась к морщинкам в зеркале! И задумывалась о походе в клинику пластической хирургии. Но все же находила себя еще достаточно цветущей, чтобы позволить себе не делать этого шага. К тому же категорически против был Витя. И хотя она его поставила на место, заявив, что она одна, и лишь она, является хозяйкой своей внешности, все же его мнение было для нее во многом обязывающим.
Так они ехали и болтали о том о сем, пока Вигги вдруг не взвизгнула, увидев у дороги магазин:
— Ой, девочки, у меня же гости сегодня вечером! Из Франции. А в доме — ну прямо шаром покати! Давайте остановимся, закажу что-нибудь…
У магазина этого все и случилось… И случилось как-то глупо. Как на базаре. Хотя, собственно, на базаре и было. Бывшем, правда. На месте универсама, около которого Анастасия завела на стоянку свою машину, когда-то, говорят, располагался колхозный рынок. Бабки с луком стояли.
Закупились по мелочи. Вигги заказала на вечер живого карпа, которого при ней отловили и пообещали сделать «пальчики оближешь» через пару-тройку часов.