Слезы темной воды
Шрифт:
Однако после тридцати часов в плену он вдруг обнаружил, что читает молитвы. Поначалу слова стали всплывать в голове, как пузыри на поверхности памяти, но скоро он уже начал вспоминать их осознанно. Парусник, который был его мечтой и стал местом перерождения Квентина, превратился в их тюрьму. Сомалийцы были повсюду, как вирус в кровотоке, их непрекращающаяся болтовня, сияние их оружия и вонь их немытых тел заражали все вокруг.
Какое-то время Дэниел сохранял стоическое спокойствие, унаследованное от отца, не думая о дне завтрашнем и концентрируя силы на выживании. Вчерашнее неожиданное появление самолета даже дало ему повод улыбнуться. Тайное послание достигло властей. В ВМС знали, что с ними случилось и где они находятся. Колеса спасения уже закрутились.
Но тягучие
Он увидел, как его преданность фирме – лежащее в ее основе желание добиться похвалы отца – вытеснила преданность Ванессе, увидел, как оставил ее один на один с Квентином. Он вспомнил, как ночевал в офисе, чтобы подготовить сделку; как проводил выходные в бухте, развлекая клиентов и не задумываясь о семье; вспомнил, как закрутил бессмысленный роман с Рэйчел Перкинс, одной из своих помощниц, просто так, от скуки и минутной похоти, и как выкручивался – о, выкручиваться он умел блестяще! – всякий раз, когда Ванесса ставила под сомнение его главенство в их союзе.
Конечно, в том, что происходило, виноват был не он один. Немалую роль в этом сыграли ее приступы болезненного волнения и паники, ее обсессивно-компульсивные наклонности, натянутость отношений с его матерью, которую она так и не смогла преодолеть. Но умерщвление их любви было все же больше его заслугой, чем ее. Он воспринимал ее как должное, пользовался их отношениями в своих интересах и, когда было выгодно, забывал о них. И для этого всегда находилась причина: поиск партнеров, достижение финансовой состоятельности, ранний выход в отставку. Все это были временные замены недостающих частей его личности, попытка ответить на вопрос, который не отпускал его с юности: что значит быть мужчиной?
Когда утро наконец пришло и он, открыв глаза, увидел Либана, который смотрел на него, небрежно положив старый АК-47 на колени, Дэниел почувствовал, что его кожа натянулась от высохших слез. Он попытался сбросить с себя путы внутреннего страдания и крепко ухватиться за надежду на скорое спасение, а вместе с ней и за шанс на искупление, но умение отрицать и напускать туман покинуло его. Он без голоса, одними губами произнес слова молитвы: «Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь».
– Капитан, – сказал пират по имени Афиарех, – мои люди голодны. Пора завтракать.
Дэниел сел и посмотрел на сына; тот выглядел так, будто уже давно не спит.
– Я помогу тебе, пап, – тихо произнес Квентин.
Дэниел кивнул, радуясь возможности отвлечься.
– Принеси фруктов.
Он вышел из кокпита и отправился на камбуз. Там достал банку овсяной каши и поставил на плиту кастрюлю. Простые ритмы готовки еды сделали больше для поднятия духа, чем все его ночные умственные изыскания. Квентин принес корзину манго, и они вместе порезали их в миски. Если во всем этом безумстве и была какая-то отдушина, так это чувство такта Афиареха. Он был мерзавцем, как и все они, но, по крайней мере, цивилизованным.
Ели они группами по трое – это Афиарех придумал, чтобы не создавать давку в каюте. Все пираты, кроме Афиареха, который пользовался приборами, брали пищу руками, и все выразили благодарность: некоторые просто кивнули, самый тощий, Дхуубан, сказал «спасибо», Сондари, которому на вид было лет пятнадцать, улыбнулся.
Квентин первый запомнил их имена. Он всегда имел способности к языкам и в многочисленных портах, куда они заходили, собирал разные местные фразы, как сувениры. Но его успехи в произношении сомалийских слов, которые выговаривались со скоростью пулеметной очереди, удивили Дэниела. Он еще вчера за обедом обращался к пиратам по именам, и те смотрели на него с неприкрытым изумлением. Афиареха особенно впечатлил талант Квентина, и он весь вечер учил его сомалийским словам. Квентин впитывал его уроки, как губка,
и повторял новые слова так бегло, что Афиарех даже в ладоши хлопал. Только Мас, пират со шрамом на щеке, был недоволен. Он сидел в стороне от всех на трапе под темнеющим небом и покачивал автомат, словно это был его ребенок.Когда все позавтракали, Афиарех велел своим людям подниматься на палубу, оставив только Либана сторожить Дэниела и Квентина, пока они принимали душ и переодевались. Когда они оделись, пират поманил их за собой.
– Вам нужно подышать воздухом, – сказал он и повел их в кокпит.
Дэниел заморгал на ярком солнце. По морю, гладкому, как вода в ванне, ходили волны не больше метра высотой, ветер не достигал и пяти узлов. На небе виднелись редкие облака, в воздухе стояла вязкая влажность. Почти сразу на лбу Дэниела проступили капли пота, а рубашка-поло прилипла к коже. Он сел рядом с Квентином и стал наблюдать, как Афиарех осматривает горизонт через бинокль. «Он знает, что они идут, – не без злорадства подумал Дэниел. – Единственный вопрос: когда?»
Прошел час, потом два и три. Солнце поднялось высоко в небо, нещадно накаляя воздух. После месяцев, проведенных в море, кожа Дэниела и Квентина загорела, и все равно они не пожалели солнцезащитного крема, чтобы защититься от ультрафиолетовых лучей. Пираты наблюдали за ними с большим интересом и потом, почти с робостью, попросили у них крем, чтобы тоже попробовать намазаться им.
– Они думают, что от этого станут красивыми, как Дэвид Хассельхофф [22] , – пояснил Афиарех. – Они смотрели «Спасатели Малибу» по спутниковому каналу.
22
Дэвид Майкл Хассельхофф (1952 г. р.) – американский актер и певец. Наиболее известен по ролям в телесериалах «Рыцарь дорог» и «Спасатели Малибу».
Примерно в полдень Дэниел спустился вниз и приготовил бутерброды с сыром, которые пираты проглотили так, будто ели их первый раз в жизни. «При такой скорости потребления, – прикинул он, – продуктов хватит дней на пять, как и горючего, – этого достанет, чтобы достичь берега Сомали». Почему-то эта мысль вызвала у него странное чувство облегчения. Чем меньше неожиданностей, тем больше вероятность того, что освобождение пройдет без осложнений.
Приведя себя в порядок, они вернулись в кокпит и увидели кружащуюся над ними в потоках горячего воздуха стаю фрегатов. Гюрей поднял автомат, чтобы выстрелить по ним, но Афиарех закричал на него. Поняв, что спорить бесполезно, Гюрей с мрачной миной пошел на бак. Афиарех сел рядом с Квентином и возбужденной скороговоркой что-то сказал Либану. Либан саркастически покачал головой.
– Что это такое было? – спустя некоторое время спросил Квентин.
Афиарех поколебался, как будто взвешивая цену правдивого ответа. Потом пожал плечами:
– Он не любит черных птиц. Они напоминают ему птиц, которых он видел, когда умер его отец. Я сказал ему, что это морские птицы, а то были сомалийские вороны. Он не верит мне. Он очень суеверный.
Дэниел посмотрел на юного пирата:
– Где ты так научился говорить по-английски?
Афиарех посмотрел на него странным взглядом.
– В школе.
– Наверное, у тебя был хороший учитель, – закинул удочку Дэниел.
Глаза пирата сузились.
– Не такой уж и хороший.
Этот ответ застал Дэниела врасплох. Что-то в Афиарехе было не так. Даже не что-то, а многое. В нем как будто уживались две совершенно противоположные личности: профессиональный корсар, собирающийся торговать их жизнями, и вполне порядочный, воспитанный человек, который разрешает им принимать душ, защищает птиц и заставляет своих подельников-пиратов есть из тарелок и не трогать личные вещи пленников. Дэниел слушал, как Квентин разговаривает с ним на странной смеси английского и сомалийского, пробуя с подачи Афиареха произносить новые слова. Пирату мантия учителя, похоже, пришлась по вкусу. «Значит, сначала было образование, – подумал Дэниел. – А уж потом криминал. Но почему? Что заставило его сбиться с пути?»