Слишком много кошмаров

– Не то чтобы думаю, но вполне допускаю такую возможность. Ладно, а Базилио ты что сказал? Или смысл её жизни – это секрет?

– Разумеется, секрет. Люди обычно предпочитают скрывать от ближних и гораздо менее важные сведения о себе.

– От тебя не секрет, – великодушно решила Базилио. – Сэр Шурф сказал, смысл жизни заключается в том, чтобы получить опыт. Наше сознание нуждается в опыте, как в пище, причём ест всё, что дают. И, представляешь, всё идёт ему впрок! Даже в тот момент, когда нам кажется, будто мы страдаем, больны или безумны, наше сознание набивает этим опытом брюхо, крепнет, растёт и взрослеет. А знаешь, что для сознания означает стать взрослым?

Я хотел было отрицательно помотать головой, но вместо этого почему-то сказал:

– Оно начинает осознавать своё бессмертие. Не верить, не надеяться, не догадываться, а просто знать.

Шурф посмотрел на меня с неподдельным интересом. Я узнал этот взгляд. Так он взирал на говорящего пса Дримарондо, когда тот, пристрастившись к чтению, начал анализировать прочитанное вслух. Дескать, надо же, я-то сам давным-давно до всего этого додумался, но от тебя подобной проницательности совершенно не ожидал.

Впрочем, ладно, пусть смотрит, как хочет. Роль учёной говорящей табуретки всегда была мне к лицу.

– Да, именно так он и сказал, – подтвердила Базилио. – А знаешь, что особенно здорово? С этой точки зрения получается, что неудавшихся, несчастливых судеб вообще не бывает, даже если родился слабоумным, калекой или чудовищем, как я. Для сознания и этот опыт – подходящая, питательная еда. И потом, кроме яви, всегда есть сны. Сэр Шурф говорит, что опыт, полученный там, тоже считается. Вообще никакой разницы!

– Потрясающе, – вздохнул я. – Представляете, я сегодня полночи говорил примерно то же самое. Про сны и про опыт, как величайшую ценность. По другому поводу и совсем иными словами, но по сути – один в один. Похоже, опыт – это и мой смысл жизни тоже. Заверните, беру.

– Держи.

Шурф взял со стола салфетку, аккуратно свернул её конвертом и протянул мне.

– Спасибо, – сказал я, засовывая свёрток в карман. – Иметь смысл жизни – дело нехитрое, а вот всегда носить его при себе – исключительная удача. Мало кому так везёт.

– Это вы так шутите? – неуверенно спросила Базилио.

Мы озадаченно переглянулись. Хороший вопрос.

– Мы сами не знаем, – наконец сказал ей Шурф. – На первый взгляд, вроде бы шутим. На второй – в очередной раз пытаемся серьёзно поговорить о самых важных на свете вещах. А как там оно на самом деле, разберёмся когда-нибудь потом.

– В тот прекрасный день, когда я достану из шкафа это лоохи, подумаю: «Хорошая вещь, зря я его уже целый год не ношу», – надену, суну руку в карман и сразу обрету смысл жизни, – добавил я. – Вот тогда-то всё и прояснится. Раз и навсегда.

Базилио улыбнулась, кивнула. Сказала:

– Когда-нибудь я тоже так научусь. Как вы.

– Чему именно? – хором спросили мы.

Причём Шурф выглядел явно встревоженным. Подозреваю, я тоже.

– Так разговаривать, чтобы получалось одновременно и смешно, и серьёзно. И не только разговаривать, жить тоже. Бывают такие головоломки, смотришь и думаешь: «Ну, это очень легко». А начинаешь разбираться и обнаруживаешь, что ничего сложнее до сих пор не видела. И красивее – тоже. Даже если решишь такую задачку – случайно, почти чудом – всё равно никогда до конца не поймёшь, как удалось справиться. И это совершенно не обидно, наоборот, радостно, что такая удивительная штука попала тебе в руки. Вы похожи на эти головоломки. Не могу пока лучше объяснить. Но когда-нибудь, наверное, смогу.

– Спасибо, – сказал сэр Шурф, – ты и сейчас очень неплохо объяснила. Я никогда не был чувствителен к комплиментам, но тебе удалось меня тронуть.

– Слушай, у меня в кармане не только смысл жизни, но ещё и подарок от твоего учёного приятеля, – спохватился я. – Он просил передать, что очень за тебя рад. И одновременно огорчён, потому что ему будет не хватать вашей дружбы. Изучать овеществлённую иллюзию, которая выглядит как человек, его, как и следовало ожидать, не отпускают… – и, посмотрев на её вытянувшуюся от огорчения физиономию, поспешно добавил: – Но, может быть, он что-нибудь придумает. Когда-нибудь потом.

Мне не раз говорили, что надежда – глупое чувство. Лишает нас воли, отнимает силы, связывает по рукам и ногам. И я неоднократно убеждался на практике, что это действительно так. Но всё равно уверен, что из этого правила бывают исключения. Иногда глупое чувство – именно то, что надо. В том числе, и мне самому. А уж юной барышне двух дней от роду – подавно.

Базилио неуверенно улыбнулась, почти беззвучно пробормотала: «Спасибо», – взяла шкатулку и прижала её к груди так крепко, словно я мог передумать и отнять.

– Открывай, – посоветовал я. – Неужели тебе не интересно, что там внутри?

– А там ещё и внутри что-то лежит? – изумилась Базилио. – Ух ты! А я подумала, что подарок – это сама коробочка. Она очень красивая, правда? И в ней, наверное, можно что-нибудь хранить.

Я невольно улыбнулся, вспомнив, как когда-то сам, впервые получив Королевский подарок, тоже решил, что мне подарили шкатулку, и, если бы не Джуффин, так и не догадался бы её открыть. Сколько же элементарных вещей приходится объяснять новичку! Туалет и ванная всегда находятся в подвале; лунные месяцы бывают разной длины; публично насмехаться над людьми, не умеющими колдовать, стыдно; предлагая перенести оплату счетов на конец года, ты автоматически соглашаешься на применение к тебе карательного заклинания Кларра в случае попытки скрыться, не вернув долг; книжные лавки, в отличие от прочих, обычно открываются после обеда, зато работают по ночам; продолжение отношений с партнёром, встреченным в Квартале Свиданий, невозможно, и даже разговоры на эту тему непозволительны; заказывая в трактире еду с доставкой на дом, надо заранее сказать, какое из окон будет открыто; хлопая человека по спине, ты официально предлагаешь ему дружбу; грибы в светильниках вовсе не чувствуют себя несчастными пленниками и не нуждаются в утешении, а попытку выпустить их на свободу рассматривают как незаслуженное изгнание; шкатулки никогда не дарят пустыми. И ещё примерно сто миллионов неписаных правил жизни. Строго говоря, удивительно не то, что, новички их не знают, а что нам в конце концов удаётся освоиться, и мы начинаем считать эти правила чем-то само собой разумеющимся, не подлежащим дополнительному обсуждению.

Базилио тем временем достала из шкатулки булавку – действительно очень простую, украшенную небольшой жемчужиной редчайшего зеленоватого оттенка. Долго её рассматривала, то на свет, то поднося к самому носу, и наконец приколола на домашнюю скабу, как брошку, но почему-то не на грудь, а в районе живота.

Вообще-то булавки такого типа используются для того, чтобы закреплять полы лоохи, но я не стал лезть с советами. Пусть пока носит, как хочет, и радуется, а лекции о моде и стиле неизбежно воспоследуют завтра. И, надеюсь, не в моём исполнении. Каждый должен заниматься своим делом.

– А тебе, дружище, я должен обед, – сказал я Шурфу. – Или ужин. Или всё сразу. Но в доме, подозреваю, шаром покати. Вот и верь после этого моим обещаниям.

– А я и не поверил. Поэтому поужинал заранее. И зашёл к тебе совершенно бескорыстно. Потому что вдруг появилось свободное время, сокровище, которое человеку в моём положении обычно хочется легкомысленно промотать. А ты – подходящая компания, чтобы проматывать состояния.

– Кого ты хочешь обмануть? – укоризненно спросил я. – На самом деле ты пришёл убедиться, что со мной всё в порядке. После того, как ты застукал меня спящим на Тёмной Стороне, этот вопрос ещё долго будет тебя занимать. Как учёного, конечно же. Твоё каменное сердце и железные нервы вне подозрений. И хвала Магистрам, что так, а то я бы извёлся от угрызений совести.