Слишком много кошмаров

– Убить – это всегда успеется, – сердито сказал Шурф.

Очень сердито, хвала Магистрам. Настоящая буря прошла стороной.

– Ну и как будет звучать этот твой «точно сформулированный заказ»? – спросил он меня.

Будь Шурф профессором, принимающим экзамен, я бы заранее смирился с грядущей пересдачей, поджал хвост и ушёл восвояси. А так пришлось отвечать.

– Ну, предположим: «Я хочу уснуть и…»

– И на этом всё! – злорадно ухмыльнулся мой друг. – Никаких «и» быть не может, потому что ты уже уснул, так и не добравшись до сути дела. И не обеспечив себе гарантию пробуждения. Что и требовалось доказать.

– Вот именно поэтому мудрая природа создала тебя, – примирительно сказал я. – Причём задолго до моего появления, чтобы ты успел вырасти и набраться ума. И думать умные мысли всякий раз, когда они мне понадобятся. Я же с самого начала честно признался, что мне нужна твоя голова. Давай её сюда, пусть изобретает лучшую в мире формулировку. А я вызубрю её наизусть.

– Ладно, договорились. Но прежде, чем уходить, ты повторишь её сто раз.

– Сто?! Это уже слишком.

– Не сомневаюсь, что тебе так кажется. Однако будет или по-моему, или никак. Это и мой принцип тоже.

– Не то чтобы это такая уж великая новость, – мрачно буркнул я.

– Это называется «компромисс», – невинно заметил Джуффин. – Всем нам время от времени приходится на них идти. Ничего не поделаешь, сэр Макс, в этом вопросе я не на твоей стороне. Зато в остальных – на твоей. Даже в большей степени, чем ты сам.

Ладно, сотня – всё же не тысяча. Зная Шурфа не первый день, я прекрасно понимал, что ещё очень легко отделался.

Пару часов спустя, после того, как текст грядущего выступления был вызубрен, ужин, без которого меня наотрез отказались отпускать, съеден, а остатки порошка Кель-круальшат тщательно собраны и водворены на место, в кладовую Дворца Ста Чудес, я стоял по колено в чёрной траве Тёмной стороны, под её низким сияющим золотым небом и благословлял упёртость своего друга. Потому что когда блаженный весёлый покой этого места заполнил меня до краёв, и из головы вылетели не только мысли, но и смутные воспоминания о подлинных причинах моего визита сюда, мой бедный замордованный муштрой язык каким-то чудом сумел в сто первый раз повторить:

– Уснуть здесь, испытать притяжение порошка Кель-круальшат, который хранится во Дворце Ста Чудес на окраине Ехо, пережить все ощущения обычного сновидца, подпавшего под его власть, пройти их путём, узнать, что происходит с ними, понять, запомнить, проснуться живым, невредимым, в здравом уме и вернуться в Ехо не позже чем через час после ухода я хочу.

Всего-то и надо было – переставить слова «я хочу» в конец фразы. Удивительно, но самые простые и понятные вещи начинают казаться таковыми только после того, как кто-то другой произнёс их вслух.

…Я думал, воздействие Кель-круальшата будет похоже на наркотическое. Наглядевшись на других сновидцев, ждал экстаза и эйфории; да чего греха таить, не просто ждал, а очень рассчитывал, полагая удовольствие справедливой наградой за самоотверженность. Пусть будет, беру.

Как же, держи карман шире.

Видимо, ко всякому сознанию у этого грешного зелья индивидуальный, чёрт бы его побрал, подход. Поэтому вместо неземного блаженства я ощутил привычную тревогу: опаздываю! Не успеваю! Надо срочно бежать!

Куда и зачем надо бежать, я представлял довольно слабо, но совершенно точно знал, что там меня ждут. И от моего своевременного прибытия зависит благополучие – понятия не имею, чьё именно. Всего Мира? Куманского Халифа? Дюжины обиженных судьбой сирот? Рыбака по имени Сао Батори, только что забросившего сеть в воды Великого Крайнего Моря? Тощего котёнка, сбежавшего с фермы в окрестностях Гогина и утратившего надежду отыскать дорогу домой? Великого поэта Нанки Вирайды, известного, вернее, никому не известного под именем Пелле Дайорла? Или его друзей, мёртвого и живого, автора Куманского Павильона – теплого безмятежного дня, стройного гула струн чуффаддага, ароматных рукавов прошедшей мимо незнакомки, размышлений о синей долины Лойи и прочего «непроницаемого пламени непознаваемого», что бы ни называл этими словами неизвестный мне куманский старик.

Теплее, уже теплее. Совсем тепло.

Впрочем, неважно. Главное – добежать.

И я бежал. Грешные Магистры, как же я бежал! В панике, задыхаясь, браня последними словами себя и всё, что вставало у меня на пути. Бежал по улице Старых Монеток, по улице Рыбьих Глаз, что в Кеттари, по Пёстрой Линии в Гажине, по скользким черепичным крышам, по вязким кучевым облакам, нёсся через Хумгат, спотыкался о древесные корни на лесных тропах, чтобы удержать равновесие, хватался за перила Шамхумского Птичьего моста, моля всех Тёмных Магистров, чтобы он не превратился внезапно в Большой Королевский между Правым и Левым берегами Хурона, и мне не пришлось начинать всё сначала.

Если это и был экстаз, меняю его на дюжину кошмаров. С доплатой, лишь бы взяли и унесли.

Но я всё-таки добежал. Сложно сказать, куда именно. Но вдруг почувствовал, что теперь всё в порядке. Я на месте, Мир спасён, сироты садятся ужинать, рыбак Сао Батори вытащил сеть с дюжиной жирных рыб, котёнок скребётся в ворота родной фермы, Куманский Халиф вкушает пэпэо [30] , все танцуют.

А я наконец могу просто спокойно полежать. По всему выходит, что именно так выглядит для меня алмазный предел блаженства. Всё остальное – избыточная суета.

30

Чрезвычайно популярное и даже почитаемое в Куманском Халифате лакомство растительного происхождения; возможно обладает лёгким наркотическим воздействием, но проверить это не удалось, потому что в момент визита Макса и сэра Кофы в Кумон сезон пэпэо ещё не начался, и его запасы истощились даже в лавке Хамиддона, на которую была вся надежда.

Возможность спокойно полежать я использовал на всю катушку. Лежал, пока не стало скучно. А скука – верный признак, что организм отдохнул. И, прикинувшись совестью, забормотал что-то вроде: «У меня столько дел, столько дел!» Что в переводе на человеческий язык означает: «Хочу поразмяться».

Да на здоровье, кто ж тебе запретит. В смысле, мне. Вставай и иди, куда захочешь.

Я встал и пошёл.

Шёл по залитой послеполуденным солнцем улице, потом зачем-то свернул за угол и внезапно оказался – даже не знаю, как правильно сказать: оказался ночью? в ночи?

В общем, там, за углом, была ночь и дул ветер – не то чтобы очень сильный, зато как бы во все стороны сразу. Поведение ветра не понравилось мне даже больше, чем темнота. Когда пытаешься сориентироваться, такие штуки сильно сбивают с толку.

– Цыц! – сказал я ветру. – Прекрати. Сам видишь, мне надо подумать.

Удивительно даже не то, что ветер меня послушался. А то, что после этого я действительно начал соображать. По крайней мере, вспомнил, откуда пришёл, обернулся и обнаружил там каменную стену – гладкую, не перелезть. И заклинание, позволяющее проходить стены насквозь, вылетело из головы, словно бы и не знал его никогда. А может правда не знал? Только собирался выучить, да всё откладывал на потом?

С меня бы сталось.

Ладно, будем искать другой выход. Не может быть, чтобы он не нашёлся. Так не бывает.

Пространство, где я оказался, выглядело как очередная строительная площадка Новых Древних, куда добросердечные горожане стащили остатки мусора, каким-то чудом уцелевшие после эпопеи с Дворцом Ста Чудес. Всюду громоздились камни, доски, груды черепицы, сломанная мебель, битая посуда, тюки с тряпьём и прочий хлам.

За годы жизни в Ехо моё ночное зрение стало почти таким же острым, как у коренных угуландцев, в противном случае я бы вряд ли заметил узкий проход между двумя домами, не то недостроенными, не то, напротив, не до конца разрушенными – устремлённые ввысь стены, провалы дверных и оконных проёмов, и больше ничего. Обнаружив проход, удивился: у нас дома обычно или лепятся друг к другу вплотную, или наоборот, стоят в гордом одиночестве, окружённые палисадниками. В разных кварталах по-разному, однако такого компромисса как узкая щель между стенами соседних домов я до сих пор нигде не встречал.