Слишком много подозреваемых

– Впрочем, не бери себе в голову, милая. Я поделился своими мыслями, просто чтобы лишний раз услышать твой голос.

Но это был уже не тот голосок, подбадривающий и вселяющий уверенность, когда она сказала «пока» и повесила трубку.

А затем Майлз услышал то, что он ожидал с таким нетерпением, – дробь каблучков Клио на пути от лифта к залу заседаний и приветственные возгласы в честь ее появления. Поднимаясь из-за стола, он даже нашел в себе силы злорадно улыбнуться. Не сегодня, так в ближайшем будущем он поймает эту дамочку за хвост. Не вечно же она будет бегать от него.

Пятница, 5 июня

Аурелия на кухне мыла за собой тарелки после ужина, когда, случайно бросив взгляд в окно, увидела только что подъехавший к ее дому «Рейнджровер» цвета морской волны. Она распахнула оконные створки, прижалась лицом к сетчатому экрану и крикнула:

– Эй, кто это ко мне пожаловал?

Ответа не последовало. Отражение вечернего солнца в стеклах машины мешало разглядеть того, кто сидел за рулем. Она вытерла о фартук мокрые руки и вышла на крыльцо. Водитель отключил двигатель. Наступила тишина, почему-то показавшаяся Аурелии гнетущей. Она приблизилась к машине и узнала в водителе Генри Льюиса.

– Генри! Какой неожиданный сюрприз!

Боковое стекло было опущено, и он, конечно, слышал ее, но не откликнулся. Вид у него был такой отстраненный, что он напоминал зомби.

– Что с тобой, Генри? Ты заболел?

Она вытянула руку и пальцами коснулась его щеки. Жара не ощущалось.

– Можно к тебе войти? – хрипло спросил он.

– Разумеется.

Аурелия попятилась, когда он начал вылезать из машины – такой могучий, высокий мужчина. Он ступал тяжело, а войдя на кухню, так резко опустился на предложенный ему стул, что тот жалобно скрипнул. На его темно-оливковом лице выделялись странно расширенные глаза с налитыми кровью белками, и это пугало ее. Что могло произойти с таким обычно уравновешенным, излучающим обаяние и приветливость, в высшей степени воспитанным человеком?

Аурелия налила ему в высокий стакан ледяного лимонада, а себе в рюмку плеснула капельку виски для бодрости.

Он смочил пересохшие губы и заговорил. Голос его, лишенный привычных богатых интонаций, звучал глухо, словно пропущенный через вату.

– Я проезжал мимо и вдруг вспомнил… Мы раньше были дружны. А как теперь? За последнее время многое могло измениться. Ты ведь все-таки из того круга, куда мне нет доступа. Я был наивен, когда считал, что друзья есть друзья и остаются таковыми всегда и что в мире существует определенная и справедливая шкала ценностей. Наивно так думать, да? Скажи!

Аурелия молчала, не понимая, о чем идет речь, но не желала прерывать его.

– Получается так, что мне не к кому больше обратиться. Ты, надеюсь, способна сказать мне всю правду, не увиливая. А можешь выставить меня вон – я тебя пойму и не обижусь.

– Что за чепуху ты несешь? – возмутилась Аурелия.

– Мне надо знать… Не переступил ли я положенный предел? Не возомнил ли о себе чересчур?

– Куда ты гнешь? – Истерическое бормотание пусть даже очень симпатичного ей гостя уже начало раздражать ее.

– Ты состоишь в теннисном клубе?

От неожиданности Аурелия даже поперхнулась, а потом едва удержалась от смеха. Уж очень не соответствовал вопрос трагичности тона, каким он был задан.

– Я уже давно забыла туда дорогу, а раньше, когда была замужем, то конечно. Ричард хотел, чтобы девочки посещали теннисную школу. После развода я там не появлялась. Вероятно, меня исключили, раз я не платила членские взносы. Если так, то я и не огорчена. Мне тот мир стал уже чужим.

– А ты знаешь, что теперь Клио Пратт верховодит там в приемной комиссии?

– Вместо Ричарда? Я не удивляюсь. Она пронырлива и энергична. И лезет во все дырки. А там, где можно заводить полезные знакомства и себя показать, ей самое место.

Разговор принял неприятный для Аурелии оборот. Неясно было, зачем Генри завел его и вообще что за проблема у него возникла.

– Чем тебе насолила нынешняя миссис Пратт? – с усмешкой поинтересовалась Аурелия. Ей всегда было интересно говорить с ним на разные темы, особенно об искусстве, где их взгляды почти совпадали, но только не о том, что было связано с ее прошлым.

– Клио пригрозила забаллотировать меня и Луизу, когда комиссия собиралась голосовать за прием нас в члены клуба.

– Если ты спросишь мое мнение, то я скажу, что ты должен благодарить бога. Этот клуб – пагубное место. Что тебя туда тянет? Уверена, что не в твоих интересах там увязнуть.

– Я сам разберусь, что в моих интересах, а что – нет, – огрызнулся Генри, поднимаясь со стула.

Должно быть, изумление Аурелии отразилось на ее лице, потому что Генри сразу же смущенно отвернулся и уставился в окно.

– Прости, – сказал он глухо. – Я не собираюсь срывать на тебе свое дурное настроение. Так уж получилось.

Он шагнул к кухонной раковине, отвернул кран, подставил ладонь под прозрачную струю и смочил разгоряченный лоб.

– Я просто устал. Меня тошнит от людей… белых людей, которые говорят мне, как я должен вести себя и что я должен желать себе и своей семье. Если я хочу играть с женой в теннис на кортах «Фейр-Лаун», и чтобы моих девочек пускали туда на игру в лото по средам, – а именно этого я и хочу, – то почему кому-то другому это поперек горла и мне советуют отказаться от моих намерений?

Аурелия с удивлением смотрела на этого прекрасно одетого, привлекательного мужчину, который сейчас был похож на обиженного ребенка. Они были знакомы чуть ли не десять лет. Она консультировалась у него в клинике по поводу сердечной аритмии, но тогда оказалось, что все не так страшно, а общение врача и пациентки переросло во взаимную симпатию.

Правда, в ее доме Генри был до этого вечера лишь один раз, спустя год после их первой встречи. Он приезжал в Саутгемптон к родителям Луизы обговаривать детали предстоящего бракосочетания с их красавицей дочерью, а заодно вдруг заглянул в скромную обитель Аурелии. Его просьба показать ему свои работы удивила ее, но она была польщена и обрадована. На скорую руку она устроила маленькую выставку прямо у себя в саду, разместив полотна на мольбертах. Его энтузиазм, проявленный в тот памятный день, был неподдельным и заразительным. Ее ошеломили и его похвалы, и осторожно высказанные, но весьма точные замечания, и вообще любопытство к ее творчеству со стороны столь образованного и тонкого ценителя.

На следующий день Генри появился в маленькой галерее на Манхэттене, приобрел несколько ее пейзажей и передал их в дар кардиологическому отделению Колумбийского пресвитерианского госпиталя. Владелец галереи был в восторге, и Аурелия оценила проявленную Генри щедрость, которая пришлась как нельзя более кстати в трудное для нее время. Она до сих пор чувствовала себя перед ним в долгу.

– Наверное, мне следует рассказать все по порядку, – произнес Генри, немного успокоившись. – О'кей?

Аурелия кивнула.