Слишком много убийств

— Увы, нет. В том-то и дело. Должен знать, но не знаю.

— Не унывай. Еще узнаешь. Погода хорошая?

— Превосходная, — взял реванш Кармайн. — Как всегда в Коннектикуте весной.

— Угадай, как здесь?

— И гадать нечего. Дождь. Пятьдесят градусов широты, влияние Гольфстрима. Поэтому климат мягкий и много осадков.

Глава одиннадцатая

То, что Симонетта Марчиано внезапно ворвалась к нему в кабинет, несколько удивило Кармайна; впрочем, Симонетта всегда и всюду не входила, а врывалась — такой уж характер. Боевой дух у нее остался с военных сороковых, отмеченных главной победой ее жизни — матримониальным пленением майора Дэнни Марчиано, до той поры счастливо избегавшего всех ловушек. Симонетте тогда едва исполнилось двадцать, однако молодые солдатики ее не интересовали. Ей был нужен зрелый мужчина, способный обеспечить красивую жизнь с самого начала их отношений. Положив глаз на майора Марчиано, Симонетта пустила в ход все восхитительные уловки молодости, красоты и жизнерадостности. Теперь Марчиано оставалось несколько лет до пенсии, в то время как его супружнице только-только перевалило за сорок.

Сегодня на ней было розовое платье в красный горошек с пуговками впереди; юбка едва доходила до колен, открывая красивые ноги в чулках со швами; розовые лайковые туфли на старомодных невысоких каблуках и с бантиками прекрасно подходили к ее наряду. Голову венчала корона искусно уложенных волос. Вопреки моде на помаду приглушенных тонов Симонетта предпочитала ярко-красную. Увидев миссис Марчиано впервые, человек со стороны легко мог подумать, что она не отличается строгостью нравов, и ошибся бы. Симонетта всей душой была привязана к своему Дэнни и их четырем детям, а если в чем и заслуживала упрека, так это в чрезмерном любопытстве — ни одно событие в Холломене не происходило без ее ведома. Агентурная сеть Симонетты проникла в мэрию, Чабб, управление округа, торговую палату, общественные организации и тайные клубы — всюду, где был шанс подхватить какую-нибудь пикантную новость. Симонетта, шутил ее муж, — живая Библиотека конгресса с тем преимуществом, что не надо возиться с каталожными карточками.

— Привет! — Кармайн вышел из-за стола, чмокнул Симонетту в щеку и предложил стул. — Великолепно выглядишь, Нетти.

Она поправила прическу.

— Если уж ты заметил, то это действительно так.

— Кофе?

— Нет, спасибо. Я заскочила на минутку. В погребке «Баффо» начинается собрание организации за освобождение женщин. — Она хихикнула. — Обед, итальянское красное вино и целые ушаты грязи.

— Не знал, что ты стала феминисткой, Нетти.

— Еще чего! — фыркнула она. — Лично я требую только равной оплаты за равный труд.

— Я могу чем-то помочь? — спросил Кармайн, окончательно сбитый с толку.

— О нет, конечно! Я здесь не за этим. Просто Дэнни как-то говорил, что вы ищете людей, которые были на банкете фонда Максвеллов.

— Ты ведь и сама там была, Нетти.

— Да, за столом Джона. Только мы ничего такого, что вам нужно, не видели, я точно помню. Знаешь похоронное бюро «Упокоение»? — спросила она ни с того ни с сего.

— Кто ж его не знает? Барт, наверное, похоронил половину Восточного Холломена.

— Притом лучшую половину.

Вступление заинтриговало Кармайна; в этом заключалось искусство Симонетты — вначале набросать хлебных крошек, чтобы собрались все утки, а уж потом жахнуть из дробовика.

— С тех пор как умерла Кора, он очень изменился, — продолжала Нетти.

— Они любили друг друга, — серьезно сказал Кармайн.

— Жаль, что у него нет сына, чтобы продолжить дело! Дочери — хорошо, только едва ли они захотят пойти по стопам отца.

— Помнится, муж старшей как раз и продолжил семейное дело, сам стал гробовщиком и взял предприятие Барта в свои руки.

— Только не вздумай называть Барта гробовщиком в его присутствии! Он предпочитает называться организатором похорон.

— Нетти, такими темпами мы к вечеру до сути не доберемся! — не утерпел Кармайн.

— Мы уже почти добрались. Остался один шажок. Так вот, со смерти Коры прошло уже полтора года, и дочери Барта очень за него волнуются, — продолжала Нетти, невозмутимо следуя намеченному курсу. — Первые шесть месяцев они его не трогали, но потом решили растормошить. Не дали пропустить ни одной премьеры в театре, покупали ему билеты в кино и на общественные мероприятия — в общем, устроили старику веселую жизнь.

— Ты хочешь сказать, что он был на банкете фонда Максвеллов? — перебил Кармайн.

Симонетта скорчила недовольную мину:

— Господи, Кармайн, какой ты нетерпеливый! Ну да, дочери уговорили его купить билет. — Она снова воспрянула духом. — Вчера в салоне красоты я оказалась рядом с его младшей дочерью, ну и спросила, как поживает Барт. — Она усмехнулась. — Пока впитался лосьон, она мне чуть ли не всю его жизнь успела рассказать. В том числе упомянула кое-что и про банкет. Кажется, Барту там не особенно понравилось, его угораздило подсесть к каким-то пьяницам и чудикам, как он сказал Долорес.

Симонетта поднялась и взяла вещи — свитер, ключи от машины, розовую сумочку.

— Ну, я побежала, Кармайн, пока! Повидай Барта. Может, он чем-нибудь поможет.

И умчалась, едва не столкнувшись с Делией в дверях.

— Боже ты мой! Кто это был? — спросила секретарша.

— Жена Дэнни Марчиано, Симонетта. Один из самых ценных источников информации холломенского полицейского управления. Если бы ФБР удалось наладить с ней контакт, думаю, их заботам пришел бы конец. — Кармайн посмотрел на часы: — Скоро обед. Делия, найди мне, пожалуйста, номер Джозефа Бартоломео. И его адрес.

Насколько помнил Кармайн, прежде хозяин похоронного бюро «Упокоение» жил рядом со своим предприятием, в нескольких минутах ходьбы или неторопливой поездки на катафалке от католической церкви Святого Бернарда. Однако после смерти жены он передал бизнес своему зятю и купил квартиру в здании страховой компании «Мускат», где раньше обитал Кармайн. От окружного управления рукой подать.

Поразмыслив, Кармайн попросил Делию назначить похоронных дел мастеру встречу в «Мальволио». Мистер Барт оказался дома и охотно принял приглашение.

Когда Кармайн вошел в закусочную, его гость уже сидел за столиком в дальнем конце просторного зала и пил кофе. Хотя по-настоящему гробовщика звали Джозеф Бартоломео, все знакомые называли его Бартом; это имя ему нравилось, поскольку не вызывало ненужных ассоциаций этнического или персонального толка. Джозефов в мире пруд пруди — от Сталина и до Маккарти, а вот Бартов гораздо меньше. В свои семьдесят Барт выглядел на любой возраст от пятидесяти до восьмидесяти, настолько невыразительной у него была внешность. Никто не смог бы толком описать ни как он выглядит, ни как себя ведет. Телосложение — среднее, лицо — обыкновенное, манеры тоже самые обычные. Настоящий идеал для представителя его профессии — незаметный человек, который добросовестно заботится о чьих-то ушедших близких, организует похороны, следит за соблюдением всех формальностей, потом удаляется, не оставив в памяти ничего, что вносило бы диссонанс в последние скорбные воспоминания.

— Добрый день, Барт, как поживаете? — спросил Кармайн, протягивая руку.

Даже рукопожатие было каким-то неопределенным: ни вялым, ни твердым; ладонь не сухая, но и не чересчур влажная.

— У меня все хорошо, Кармайн, — с улыбкой ответил Барт.

Не было необходимости приносить ему соболезнования через полтора года после смерти Коры; Кармайн ходил на ее похороны.

— Давайте пообедаем, а о деле потом, — предложил он. — Что-нибудь выбрали?

— Минни хвалила грудинку — блюдо дня. Возьму, пожалуй, ее и рисовый пудинг на десерт.