Сломанная роза

Глаза Джеанны блеснули, как сталь.

— Только, сэр мудрец, прошу помнить, что вы разбираетесь в ее чувствах и не трогаете остального, не то, будь вы хоть трижды крестоносец, вам недолго останется разбираться в чем бы то ни было!

Она устремилась прочь от него к леди Марджори; он проводил ее взглядом, пробрался сквозь толпу, наполнившую зал, и незамеченным встал за спиною у Алины, которая отрешенно покачивала ногою колыбельку Донаты.

— Вы нечестно играете, госпожа моя.

От неожиданности девушка подпрыгнула, а когда повернулась к нему, на ее щеках алел предательский румянец.

— Что?

— Разве не по вашему наущению ваша кузина угрожала отрезать мне те части, что особенно тревожат вас?

Румянец Алины стал еще гуще.

— Я ничего не делала!

— Так вы признаете их власть?

Она отвернулась, высоко задрав нос.

— Полагаю, у вас уже была возможность убедиться, что ваши мужские достоинства не имеют надо мною никакой власти.

— Но нам помешали, — нагнувшись, шепнул он ей на ушко. — Хотите довести бой до конца?

Маленькая чертовка, подумал Рауль, как божественно она выбирает духи. Ее кожа источала ароматы розы, вербены и еще чего-то трудноуловимого, и эти запахи дразнили его обоняние, обостряли чувства сладким, вечным обещанием женственности, уравновешивающей и умиротворяющей грубый мир мужчин.

— Не прикидывайтесь дурачком, — прошипела Алина, развеивая его романтические размышления. — Если б у вас было хоть малое представление о приличиях, вы бы не выставлялись так!

Рауль оскорбленно выпрямился.

— Я купался, леди Алина. Вполне невинное занятие, а после грязной работы даже благочестивое. Если б вы имели хоть малое представление о приличиях, то не стали бы смотреть.

Алина оставила его упрек без ответа и склонилась к колыбельке, оправляя Донате одеяльце.

— Быть может, нам следовало бы повторить все сначала на равных условиях, — сказал он. — Я нагой и вы нагая, и посмотрим, кто моргнет первым.

Он услышал приглушенный смешок и сам улыбнулся. Ах, как любил он эту девушку, которая могла смеяться от таких слов. Тихо, нежно он дотронулся до ее шеи, там, где из-под короткой накидки виднелись выбившиеся из кос золотистые завитки. Образ обнаженной Алины, не прикрытой ничем, кроме своих густых распущенных волос, всю ночь стоял у него перед глазами, не давал уснуть. Или бессонница происходила оттого, что после Эллы у него так и не было ни одной женщины?..

Алина замерла от прикосновения.

— Но, — продолжал он, нарочно не убирая руку с чувствительного места, — как учитель, я думаю, вам следует избегать вида моего нагого тела, пока не познакомитесь с некоторыми начальными приемами.

Она вздрогнула, сбросила его руку и посмотрела на него снизу вверх широко раскрытыми ясными глазами, хотя с пламеневшими щеками поделать ничего не могла.

— Рауль де Журэ, вы могли бы выплясывать передо мною в чем мать родила, и мне ничего не стоило бы оставаться совершенно спокойной! Чего, видимо, нельзя сказать о вас.

Рауль расхохотался.

— Ах, Алина, вы — самая глупая, дерзкая, наивная девчонка из всех, кого я знаю.

Джеанна беседовала с леди Марджори о прорезывании зубок у детей, по временам поглядывала на сидящих в стороне Алину и Рауля и неодобрительно хмурилась. Ей казалось, будто она наблюдает приближение летней грозы, но вспышку молнии предотвратить не сможет. Остается лишь молиться, чтобы она не причинила никому вреда.

Можно отправить Алину обратно в Берсток, но тогда придется отправлять вместе с нею охрану, а это ослабит их отряд; она же не может позволить, чтобы Галеран подвергался опасности.

Можно попросить Галерана услать прочь опасного друга, но, во-первых, это невежливо, а во-вторых, Джеанне правилось, что рядом с Галераном есть такой отважный и сильный воин.

Да и, кроме того, кое в чем Рауль прав. Все уже свыклись с тем, что Алина избрала путь целомудрия, что мирская суета ей претит, а мужчины и замужество неинтересны. Но если она искренне заблуждается, лучше понять это сейчас, пока не принят постриг.

От тревожных раздумий Джеанну отвлекла служанка, которая подала ей маленький свиток пергамента.

— От кого?

— Не знаю, госпожа. Привратник сказал, что это вам прислали.

Джеанна развернула свиток, радуясь, что умеет хотя бы читать: в письме она была намного слабее.

Она прочла имя Раймонда, и у нее перехватило дыхание.

Записка была короткой:

«Я не желаю зла ни вам, ни вашим близким, но не желаю терять ни вас, ни мое дитя. Принесите Донату в деревенскую церковь, пока не пролилась кровь».

Сначала Джеанна принялась лихорадочно думать, как ей одной защитить обоих мужчин, вовлеченных ею в эту беду. Но затем вспомнила, что Раймонд, возможно, пытался убить ее мужа и выкрасть ее дитя. Нет, он ее защиты не заслуживал.

И потому она пошла к Галерану.

— Я хочу говорить с тобою.

Он, извинившись, прервал разговор с отцом.

— В чем дело?

Она молча отдала ему свиток.

Он прочел его не меньше трех раз сряду.

— Откуда это у тебя?

— Служанка принесла.

Он пристально смотрел на нее.

— Ты хотела пойти?

Как хотелось Джеанне, чтобы подобные вопросы были невозможны!

— Да, — честно сказала она, но, увидев, как исказилось лицо мужа, поспешно прибавила: — Чтобы уберечь тебя.

— Уберечь меня?!

Она в замешательстве отвернулись.

— Чтобы уберечь вас обоих. Если кто-то и должен пострадать, то я, не вы.

Он крепко, больно сжал ей руку.

— Ты стала бы защищать Лоуика?

Она взглянула ему в лицо, только теперь поняв, что ее честные слова терзали его, как кинжалы, вонзаясь в живую плоть. Она прикрыла бы этого человека от всех невзгод, но ей же пришлось ранить его честностью. Она заговорила твердым голосом, невзирая на боль, причиняемую ей хваткой Галерана.

— Да, но я никогда не стала бы защищать его против тебя.

Он отпустил ее.

— Никогда не смогу понять тебя, Джеанна. Как можешь ты… — и прервал себя, тряхнув головой. — Я пойду и проверю, что там, в церкви, а ты ни на шаг не отходи от дома.

Джеанна поймала его за рукав.

— Не ходи один!

— По-твоему, я настолько глуп?

И то был вовсе не праздный вопрос.

Она поспешно разжала пальцы.

— Галеран, я не могу не тревожиться о тебе. Не надо так истолковывать мои слова.