Сломанная вселенная
Шрифт:
А зачем вообще облака? Зачем пустыня? Зачем он сюда притащился? Есть ли хоть в чем-нибудь хоть какой-нибудь смысл?.. Подобные вопросы всплывали откуда-то изнутри, из самой трясины сознания, навевая крайнее угнетение духа. В душе словно что-то давило… Странное чувство, оно вызывает почти физическую боль, высасывая из тебя все силы, убивает всякое желание, парализует волю, повергает в апатию мозг, а мир вокруг делает серым и угрюмым.
Наконец он понял — это было УНЫНИЕ — то самое, о котором предупреждал Философ. Причем, уныние, не вызванное никакими внешними причинами, если не считать факта самого присутствия в этом проклятом царстве. Ведь ничего плохого или ужасного пока не произошло. Абсолютно ничего! Но какой
Максим уже не шел, а плелся по пескам, печально опустив голову. И, если б рыцарь был при своем полном обмундировании, его меч безжизненно болтался бы в свисающей руке, щит — наверняка уже потерян, конь — лежал где-то позади, кираса траурно поскрипывала, а отяжеляющий голову шлем с намертво опущенным забралом безвольно болтался бы из стороны в сторону. Он почти безучастно взирал на корчившиеся от боли карликовые кусты, сплошь черные, без единого зеленого листика, без малейших оттенков жизни. Жгло солнце, и он вскоре стал испытывать жажду, усугубляющую страдания. Все его помыслы и мечтания были уже не о принцессе и не о загадках, даже не о том, что делать дальше. Он молил небо о единственном глотке воды.
В испекшемся воздухе что-то зажужжало. Поначалу Максим подумал, что это банальные слуховые галлюцинации, столь обычные для такого душевного состояния, но жужжание стало сочетаться с каким-то мерцанием перед глазами. Вот, кажется, и первые жители пустыни… Это были большие летающие насекомые, в которых, если потормошить фантазию, можно было узнать огромного размера комаров. И предположение, увы, не являлось ошибочным.
Один из паразитов незаметно вонзился в обнаженную руку, и его черное продолговатое брюшко стало наливаться краснотой. Максим брезгливо шлепнул его ладонью и принялся отмахиваться от назойливых созданий. Особой боли они не причиняли, но многочисленные укусы вызывали во всем теле зуд. Затем он резко сорвался с места и, пуская из-под ног фонтанчики песка, побежал вперед, пока жажда и усталость не лишили его сил. Он остановился и, тяжело глотая воздух, поплелся дальше. На какое-то время маневр удался — туча комаров отстала, но не прошло и десяти минут, как воздух снова был наполнен тошнотным жужжанием.
Пустыня раскинула во все концы света свои бескрайние объятия. Центр Мироздания, если таковой вообще когда-то существовал, остался далеко позади. Ось Z все еще мерещилась в мареве разогретого воздуха. Теперь всюду: спереди и сзади, справа, слева, словом — в любом направлении одна и та же безрадостная картина: пески, коричневых оттенков барханы, напоминающие застывшие волны огромного желтого моря, да черные деревья, лишь изредка разнообразящие всю эту картину, привнося в нее еще больше печали и безжизненности. А главное — ни одного источника воды и ничего такого, что хотя бы обманчиво его напоминало!
Жажда вступала в свой апогей — хотя бы несколько глотков! Максим пристально всматривался в каждый уголок заколдованного царства, умоляюще глядел на небо, мечтая о каплях дождя даже более, чем об успехе всего путешествия. К месту или не к месту, в голове мелькнул трек какого-то четверостишия:
…но небо молчит, над моей головой повиснув огромною мрачной стеной, сокрыв и сияние звезд, и луну, оно излучает лишь скуку одну…Трек вспыхнул и тут же погас. На сердце была невыразимая тоска, за гранью которой уже начинается полное отчаяние. Принцесса… ее замок… какие-то глупые загадки… — все они стали лишь призраками. Уныние растворило в себе всякий пыл рыцарских подвигов. И Максим впервые начал колебаться: не повернуть ли назад?
К чертям бы эти загадки! Тем более, если Философ прав: все это самый настоящий вздор,
созданный на горе дуракам, да на потеху тем, кто хоть немного способен на здравомыслие. Здесь не видать даже ручейка воды, не говоря о каком-то озере. Пройдет еще немного времени, как жара и усталость лишат его последних сил. Удрученный от жажды, он даже перестал замечать укусы комаров, которые в торжествующем ритуальном танце кружили над обессилившей жертвой. Все вокруг стало мрачным, бессмысленным, бесцельным…К чему вообще жизнь?
Что толку от ее скоротечных обманчивых радостей?
Не есть ли жизнь — дорога, ведущая в эту пустыню вечных разочарований?
И впервые он стал мечтать о смерти… Смерти, воплощающей в себе покой, бесстрастие и свободу — три ипостаси настоящего блаженства. Вот они, тревожные симптомы суицида. А ведь путь только начинался…
Вдруг по всему поднебесью раздался отчаянный крик — дикий вопль, доходивший до хрипоты. Но это… был его собственный голос. Скорчившись от боли, он катался по песку, извергая безнадежные возгласы, от которых, казалось, содрогается все Мироздание. На ноге у него повисла какая-то тварь, мертвой хваткой вцепившись чуть выше ступни. В глазах начинало темнеть…
Преждевременные сумерки смерти, в лучшем случае — обморока.
Оглушенный собственным голосом и обезумевший от боли, Максим поглядел на свою ногу — та словно одеревенела — и увидел, что ее обхватили щупальца какого-то скорпиона. Во всяком случае, эта тварь на него была очень похожа. Сразу несколько жал вонзилось в тело, точно зажав его в капкан. Он попытался сорвать это чудовище с себя, но тем вызвал боль еще большую. Скорпион, почувствовав прикосновение рук, стал извиваться, а его жала, подобно крючкам, раздирали плоть, вызывая бешеную агонию во всем теле. Прошло несколько минут полнейшего ада. Сознание, казалось, вот-вот должно было отключиться. Каждая секунда, как ни пафосно звучит, тянулась словно вечность. Душа готова была броситься куда угодно: в огонь, в воду, в бездну, только бы вырваться из тела.
Проснулась острая жажда смерти. Скорей бы все кончилось!
– Я скоро сойду с ума! — кричал Максим, умоляя пустыню смиловаться над ним.
Возможно, из жалости, но скорее — просто от насыщения скорпион ослабил хватку и скрылся в песках.
– Назад! Только назад! — едва почувствовав себя свободным, несчастный рванулся к Центру Мироздания. — К черту все эти подвиги! Я для них не создан!
Наконец-то прозрение, хотя и запоздавшее… Хромая на одну ногу, он бежал от палящего ужаса и собственного страха, не понимая впрочем, что и тот, и другой находятся у него внутри, а не в каком-то месте пустыни. Паническим взглядом он смотрел себе под ноги, дабы случайно не наступить еще на какую-либо гадость. Но уже очень скоро ему пришлось остановиться.
Внутри все опустилось…
Впереди стояли шестеро. Неважно — кто, неважно — что, неважно даже — откуда. Достаточно было интуитивно почуять исходящую от них враждебность. Все они были в белых ризах, с масками на лицах и обнаженными мечами в правой и левой руке. У всех шестерых были выколоты глаза, а из глубоких глазниц прямо по маскам текла на землю кровь.
Так или иначе, путь назад был отрезан.
Вверху вдруг сверкнула молния, на миг затмившая свет солнца, пески под ногами задрожали, и один из них заговорил всесотрясающим басом:
– Чужак! Ты не здешний! Ты не из Вечноумирающих! Ты — чужак! И мы предлагаем тебе выбор: просто выбери свою смерть. Или ты погибнешь в поединке с одним из Нас, или вернешься в пустыню и там погибнешь от жажды и беспощадных тварей. Итак, что скажешь?
Максим еле держался на ногах. Вид этих высокорослых верзил, ядовитый блеск отполированных мечей, да и сам голос, способный сломить чужую волю, делали его отчаяние каким-то истерическим.
Он вдруг разревелся.
– Сжальтесь надо мною!