Сломанная защита (CИ)

— Хорошо, Андрей, я буду думать о тебе, — быстро чмокаю его в губы. Потом еще раз. И так четыре раза подряд. — И сегодня, и завтра… и накануне суда. — И хоть мне ужасно не хочется покидать его объятия, я понимаю, что это самый лучший момент уйти. Усилием воли заставляю себя отвернуться и проследовать наверх, туда, где находится раздевалка с душевыми. Он провожает меня взглядом, не двигаясь.

— Я буду ждать твой ответ, — слышу в спину.
–

Я правильно сделала, что ни о чем его не просила. Он сделает все сам, добровольно. Осталась самая малость — поверить человеку, терроризирующему меня целый месяц!

Даже не представляю, что сейчас творится у него внутри. Я добилась того, что он вынужден играть на два фронта. Вот только не могу разобраться, что думаю по этому поводу.

Он бы никогда не поставил на кон карьеру ради интрижки. Ему никогда не простят предательства клиента, как и связи с женой доверителя.

Что если он врет? Что если честно хочет помочь?

При мысли о последнем мое сердце колотится на разрыв. Иногда нужно проиграть бой, чтобы выиграть войну.

Глава 23

Андрей

Время сжимает виски, даты в календаре меняются с безумной скоростью, в декабре-январе всегда так. Мы не любим тянуть за собой в новый год долги и незавершенные дела. Помимо этого, со всеми клиентами непременно нужно встретиться, поздравить от команды нашей фирмы. Работа при этом никуда не девается, как и корпоративы, на которых тоже следует присутствовать. Тридцать первое декабря — обычный рабочий день, но покидаю я офис необычно поздно — в половину пятого утра первого января. Где-то в районе двух вырубился прямо за столом.

Такого давно не было. Наверное, с тех пор, как трудился помощником. В то время я практически каждый день задерживался допоздна или приходил перед рассветом. Выходных не было, как и отпусков. Сон был чем-то… будто необязательным. Непозволительной роскошью. Поддерживал драйв от перспектив, азарт перед каждой сделкой. Сейчас я сплю как младенец, легко отключаясь от сложностей доверителей. Спал, разумеется, раньше. До веснушчатых яблочек Лидии.

Первого января привожу себя в порядок дома, навещаю родителей, а затем — Тоню. У нас с ней давняя традиция еще с тех пор, как она была ребенком, — я приезжал в костюме Деда Мороза и привозил подарки. Сейчас ей шестнадцать, и я избавлен от необходимости тащить на другой конец города красную шубу и посох наперевес, но когда она видит красный колпак и ватную бороду — смеется.

Мы встречаемся в машине у ее подъезда.

— Как новогодняя ночь? — спрашивает. — Ты вообще спал сегодня? — улыбается, подмечая мой усталый вид, затем тянется на заднее сиденье и, не дожидаясь разрешения, тащит оттуда увесистую прямоугольную коробку с подарком. Начинает ею легонько трясти.

— Взрослая жизнь ужасно интересная, спать некогда… Эй! Полегче, там хрупкая вещь.

— Что, правда? — пищит от восторга. — Это то, о чем я думаю? — и кидается мне на шею обниматься.

— Не знаю, о чем ты думаешь, — обнимаю в ответ, а затем легонько отстраняю, — но Дед Мороз твое письмо получил, — усмехаюсь.

— Неужели я все же случайно включила тебя в список получателей? — говорит сбивчиво и невозмутимо, — а я довольно улыбаюсь — моя школа! На каждую фразу автоматом готов аргумент. Тем временем Тоня развязывает здоровый красный бант, рвет цветастую упаковочную бумагу. — Спасибо! Андрей, огромное спасибо! — смотрит на коробку с ноутбуком. — Бабушка не понимает, почему нельзя пользоваться старым, а он постоянно перезагружается! В прошлый раз я шесть часов работала над эссе, сохраняла, и без толку! Все пропало. Она говорит: пиши от руки. А как же интернет?

— Учись хорошенько, Тоня. Все будет зависеть только от тебя, ты же знаешь.

— Я буду как ты. Крутым юристом на мерседесе.

— Не сомневаюсь даже, — невольно любуюсь ее детским восторгом.

— У меня тоже для тебя кое-что есть, — улыбается она застенчиво, протягивает небольшую коробочку. Я чувствую себя польщенным, когда распечатываю подарок и достаю смешной галстук с новогодними колпаками.

— Потрясающе, — тут же надеваю на шею. — У меня суд через неделю, теперь точно очарую судью. У нее не останется шансов.

— Ты ее и так очаруешь, — отмахивается. — Галстук шуточный, конечно, но тебя сложно удивить, у тебя все есть, — пожимает плечами и слегка краснеет. — А аппликации в шестнадцать лет уже как-то несерьезно делать.

— Я храню все твои рисунки и аппликации, Тоня, даже не сомневайся, — она смотрит горящими глазами на ноутбук, мне становится неудобно, что не догадался купить раньше. Она никогда ничего не просит, хотя могла бы, и я бы не отказал. Я не знал, что ее предыдущий — сломался. И я не чувствую себя уверенно при общении с девочками-подростками.

Тоня так увлечена подарком, что не замечает, что я сам очень тронут. Я знаю, что ее подарок придуман, выбран и куплен — ею лично, а это в тысячу раз дороже и приятнее, чем стандартный дорогой алкоголь от клиента. Для вежливости спрашиваю, что ей подарила бабушка, — оказывается, какой-то свитер. Денег я отсылаю достаточно, но бабуля привыкла экономить и все время на что-то копит.

— А тебе что подарили?

— Кучу всякой ерунды от клиентов: кружки, сертификаты, коврики в машину, — киваю вниз под ноги.

— Точно такой же, как и был раньше. Черный.

Пожимаю плечами, спорить с этим утверждением сложно.

— А еще? — допытывается она. — У тебя появилась девушка?

Не успеваю я открыть рот, как она перебивает:

— Мне уже шестнадцать, Андрей! Отмазаться шуткой, зачем тебе девушка, если у тебя есть я — не получится, я взрослая, ты ведь понимаешь? Такие шуточки больше не уместны! Да и я давно знаю, зачем нужна девушка.

— Понимаю, но осознаю пока еще с трудом. Тебе не стоит на меня давить в этом плане, — демонстрирую смятение, она широко и довольно улыбается. Любит, когда я общаюсь с ней на равных, как бы признавая, что она больше не ребенок. — Мама бы тобой очень гордилась.

— Спасибо, я знаю, — она быстро опускает глаза, скрывая грусть. — То ли еще будет! Я ведь поступлю на юридический и стану такой, как ты. Она бы очень за меня радовалась. Мама была умной.

— Одной из самых умных женщин, что я знал, — соглашаюсь.

Некоторое время мы молчим, вспоминая ее маму. Конечно, наши утраты по силе и степени не сопоставимы. Я оправился намного легче и продолжаю жить своей жизнью. Но отчасти разделяю тоску Тони, которую утолить невозможно. Лишь принять и жить с ней. Как-то приспособиться. Знаю, кого она потеряла, и понимаю, как сильно тоскует. Я никогда не забуду ее маму, не собираюсь вычеркивать тот период из своей жизни. Как и саму Тоню, конечно же, у которой кроме меня есть только старенькая бабушка.