Сломанная

Сонины паспортные данные здесь тоже были, и Юра некоторое время таращился на её дату рождения, пытаясь осознать, что между ними десять лет. Десять! Ну ладно, девять с половиной — всё-таки тридцать три ей исполнялось через три недели. Видимо, Соня, отвечая на вопрос про возраст, просто округлила цифру.

Юра всё заполнил, после того как девушка ушла на работу, а затем помыл посуду и, одевшись, отправился в кафе, на встречу с Машей и остальными родственниками.

Юра любил семейные встречи и радовался, что у сестры сложились отличные отношения не только со второй женой отца, но и с её мамой и отчимом. Маша их тоже обычно приглашала на все торжества и с удовольствием общалась с ними. И Лидия Петровна — мама Оксаны — и Иван Дмитриевич, её муж, отчасти заменили Юре и Маше бабушек и дедушек, которые давно умерли — и со стороны матери, и со стороны Алмазова-старшего. Юра ещё немного помнил родителей мамы, а вот Маша совсем нет.

В общем, компания в кафе должна была собраться большая — сестра, отец и Оксана, близнецы, Лидия Петровна и Иван Дмитриевич, — торжество в честь завершённого первого курса у Маши планировалось почти как на день рождения. Но Юру это не смущало, даже радовало. Он не видел своих родных уже больше месяца — собственно, со своего дня рождения, который был в мае.

Оксанин папа, первый муж Лидии Петровны, на таких сборищах никогда не присутствовал, хотя к внукам и дочери приезжал часто, но только в те дни, когда поблизости не было бывшей жены и её нового мужа. Юра общался с ним мало, но каждый раз не мог удержаться от жалости к этому пожилому мужчине, который после развода по собственной вине так и не нашёл себя. Мама Юры смогла всё пережить и отпустить ситуацию, а вот Валерий Михайлович — нет. Он жил один, работал, в свободное время приезжал к Оксане и Володе с Юлей, но во всём этом ощущалась какая-то натянутость. Словно он каждый раз перешагивал через своё желание лечь и умереть.

Подходя к кафе, Юра отчего-то вспоминал Оксаниного отца, причём в связке с Соней. Только сейчас он осознал, что между ними есть что-то неуловимо общее. В чём заключается эта общность, Юре было сложно сформулировать, но одно он знал точно: и Соня, и Валерий Михайлович производили впечатление людей, которым неинтересно жить. Вот только отцу Оксаны было уже за пятьдесят, а Соне-то на двадцать лет меньше…

— Юрка-а-а! — завопила Маша от столика, как только её старший брат зашёл в кафе, и замахала руками. Юра, улыбнувшись, зашагал в сторону собравшейся компании, быстро оглядывая присутствующих.

Отец, такой же светловолосый и высокий, как Юра, но менее тонкокостный — Алмазов-старший был мужчиной крупным, широким в плечах, — откинувшись на спинку дивана, пил из бокала что-то ярко-малиновое. Точно не вино — перед кафе Юра заметил машину отца, значит, он за рулём и сегодня в безалкогольном режиме. Рядом с Михаилом Борисовичем сидела Оксана, которая на контрасте с мужем казалась совсем крошечной — её кудрявая макушка была на уровне его плеча. Она тоже улыбалась, глядя на то, как Юра идёт по залу.

Рядом с Оксаной сидела Лидия Петровна, на коленях у которой примостилась Юля, что-то увлечённо рассказывающая бабушке. На сиденье напротив расположились Маша и Иван Дмитриевич, между ними торчала взъерошенная голова Володи. В отличие от Юли, которая была больше похожа на отца, Володя сильнее напоминал Оксану, особенно волосами — более тёмными и очень кудрявыми. Но характер у него был совсем не девочковый, а бандитский, и заставить Володю слушаться можно было только с большим трудом. Он обожал машинки и различную технику, и сейчас перед ним на столе стоял здоровенный танк.

— Привет всем! Ого, — сказал Юра, подходя к той стороне дивана, где сидели Маша, Иван Дмитриевич и Володя. — Вот это у тебя машина! Покажешь? Что за модель?

— Показу, — с важностью и гордостью кивнул мальчик. — Это Т-34, ты что, не узнаёшь?

В танках Юра разбирался чуть лучше, чем в оттенках губной помады или баллистических ракетах, но всё же не настолько.

— Да, не признал. А что он умеет делать?

— Он умеет…

— Вот так всегда, — послышался Оксанин ироничный смешок, как только Володя начал рассказывать Юре об умениях и строении танка. Настоящего, а не игрушечного. — Праздник для Маши, а всё внимание близнецам.

— Всё лучшее — детям! — продекламировала Маша и позвала официантку, чтобы Юра мог сделать заказ.

33

Юра

Через час посиделок Оксана с Машей, Лидией Петровной и близнецами отправились в дальний конец зала, где располагался бассейн с шариками — нырять и фотографироваться. А Юра остался за столом с отцом и Иваном Дмитриевичем.

Он к тому моменту уже выпил два бокала вина, поэтому разоткровенничался — и немного рассказал Михаилу Борисовичу и отчиму Оксаны о своём разрыве с Настей, в которую был влюблён больше пяти лет. А потом поинтересовался:

— Пап, а как ты считаешь: можно вот так — любить человека, а потом разочароваться в нём и буквально тут же влипнуть в другую девушку? Меня от Насти словно мечом отсекло. Даже вспоминать её не хочется, как так?

Алмазов-старший внимательно посмотрел на сына, и Юра уже начал беспокоиться, что его сейчас спросят, о какой другой девушке речь, но Михаил Борисович не стал этого делать. Хмыкнул только и ответил:

— А ты уверен, что вообще любил свою Настю?

— Ну… А думаешь, нет?

— Не знаю. Что вообще есть любовь, а что — влюблённость, и чем они отличаются, знаешь?

— Хм…

— Да можешь не отвечать, — махнул рукой Алмазов-старший. — Вопрос риторический. Каждый по-своему понимает, и не зря и о том, и о другом столько книг написано и фильмов снято. Когда влюблённость — ну, или любовь — возникает, как у тебя к Насте или у меня в случае с твоей мамой, с детства или с юности, она несёт с собой очень яркое чувство, не основанное на разуме, только на эмоциях и гормонах. Это как с родителями — все дети любят своих маму и папу, но многие ли сохраняют с ними действительно глубокие отношения на протяжении всей жизни? Многие ли готовы сказать, что родители для них — лучшие друзья? Думаю, что меньше половины. Так и с любовью, которая тянется с юных лет, — мы склонны идеализировать партнёра, не замечая его недостатки, прощать всё подряд, опасаясь потерять его, и совсем не осознаём, что между нами нет ничего общего.

— То, что между мной и Настей было мало общего — да, правда, — кивнул Юра. — Но в остальном… не знаю. Я действительно не собирался бросать её, надеялся на семью и на детей в будущем. А она…

— Она тебя разочаровала, — вмешался Иван Дмитриевич. Смотрел он серьёзно и улыбался понимающе, без иронии. — Обманула твоё доверие. То, что чувства исчезли в одночасье, не удивительно — я и сам через такое проходил. Причём у меня тогда пропала не только любовь к жене, но и вообще все чувства, я словно заморозился. Видимо, защитная реакция организма, чтобы не свихнуться.

Юра покосился на Оксаниного отчима с сочувствием и потянулся за бокалом — захотелось запить воспоминания Ивана Дмитриевича, от них горчило во рту и стало тошно. Хотя ситуация этого мужчины не шла ни в какое сравнение с разрывом Насти и Юры. Иван Дмитриевич-то узнал о предательстве жены, которая изменяла ему много лет, лишь после её смерти.

А вот двое его сыновей правду о матери до сих пор не знали, и Юра — услышав однажды эту историю краем уха из диалога между Оксаной и Лидией Петровной — обещал ничего им не говорить.