Сломанная

— Конечно, люблю! — восхитился Юра, улыбаясь шире. — Какой же мужик не любит бутерброды! Лучше, правда, с колбасой, но и с сыром тоже ничего.

Ему показалось, что на лице Сони появилась тень улыбки. Нет, не сама улыбка — только её преддверие. Потеплевшие глаза и немного приподнятые уголки губ. Может, показалось, конечно… Так или иначе, но Сонино лицо преобразилось, став менее холодно-равнодушным.

— Какой же ты мужик, — сказала она тем не менее спокойно, совсем не шутливым тоном. — Ты ещё молодой совсем парень. Институт-то хоть закончил?

— Конечно, — кивнул Юра, даже слегка обидевшись. — Мне уже двадцать три.

— Надо же. Я думала меньше.

Он взял со сковородки всё ещё горячий бутерброд — сыр на хлебе расплавился и аппетитно свисал с краёв — и, садясь обратно на табуретку, поинтересовался, стараясь говорить нарочито равнодушным голосом:

— А тебе сколько, Соня?

Едва не упал, услышав невозмутимый ответ.

— Тридцать три.

Вскинул изумлённый взгляд, изучая лицо девушки. Десять лет разницы… Нет, такого Юра не ожидал.

Но теперь, глядя на Соню при утреннем свете, а не в вечернем полумраке или при электрической лампочке, Юра замечал то, что не видел накануне.

Соня действительно была скорее «женщиной», а не «девушкой», но Юра всё равно не смог бы назвать её так. Несмотря на то, что теперь понял — она выглядела на свой возраст, наверное, потому что была явно очень уставшей, с синяками под глазами и взглядом, полным грусти.

Просто Соня по-прежнему ему безумно нравилась.

— Послушай… — вдруг начала говорить она, когда Юра, пытаясь скрыть смущение, откусил от бутерброда и чуть сразу не выплюнул откушенный кусок — настолько горячим оказалась сторона, которой хлеб лежал на сковороде. — Я хотела сказать насчёт комнаты…

— Я заплачу сегодня же, — перебил Соню Юра, ощутив не иначе чем пятой точкой, что девушка хочет всё отменить. — Могу даже сейчас тебе на карту перевести, только номер скажи.

Соня вздохнула, закусила губу, явно раздумывая, а потом с неохотой пробормотала:

— Ладно, я всё-таки обещала. Но вот что, давай договоримся — ты будешь искать для себя другую комнату. И максимум через три месяца съедешь.

— Хорошо, — кивнул Юра, обрадовавшись, и вновь широко улыбнулся. Обычно его собеседники в ответ на такую улыбку улыбались в ответ, но только не Соня.

Она всего лишь вздрогнула и отвела глаза, будто улыбка Юры её чем-то смущала.

9

Юра

Соня ушла на работу через полчаса, сказав только, что будет дома часов в семь или позже. А потом отдала Юре ключ. Всего один, хотя замков в двери было два.

— Это от нижнего замка, — пояснила девушка, положив ключ на тумбочку возле входной двери. — Когда будешь уходить, не забудь закрыть дверь. Там три оборота. От верхнего замка ключ я тебе не дам, я им всё равно не пользуюсь.

— Ты так спокойно отдаёшь мне ключ от квартиры, — удивился Юра. — Не боишься, что я в твоё отсутствие что-нибудь унесу? Ты ведь даже паспорт мой не видела.

— Не боюсь, — кратко ответила Соня, не прокомментировав всё остальное, и вышла из квартиры.

После этого Юра быстро собрался, надев свою вчерашнюю одежду, которая успела высохнуть, но оказалась настолько мятой, что даже неловко было её надевать. Юра хотел всё погладить, но не смог найти ни утюг, ни гладильную доску и чертыхался на собственное поведение — идиот, даже телефон у Сони не взял! Хотя с ним всё понятно — он со вчерашнего дня чудил так, словно совсем поехал крышей, но Соня-то? Мало того, что дала ключ незнакомцу, так ещё и контактов своих не оставила. А если потоп, пожар или какая-нибудь другая чрезвычайная ситуация?..

Юра вздохнул и покачал головой. Ладно, вечером он исправит свою оплошность, попросит у Сони телефон. Ну а пока наденет мятое и на улице сделает вид, что так задумано и вообще вещи «как из жопы» — это сейчас модно.

Первым делом Юра отправился к себе на квартиру — раньше он всегда называл это место «наша с Настей квартира», но теперь это было невозможно. Настя обещала собрать вещи накануне, а вот Юра намеревался кое-что захватить с собой в Сонин дом сегодня. Сменная одежда, зубная щётка, обувь, зонт — это как минимум.

Что он будет делать дальше со всей этой странной авантюрой, Юра не представлял, поскольку толком не понимал цели собственного вранья. У него не было каких-то конкретных планов на Соню, ему просто не хотелось уезжать от неё вот так сразу, не познакомившись толком, не поняв, почему она такая. Вроде бы никакой особенной корысти, но Юре всё равно было слегка тошно от самого себя.

Добравшись до квартиры, Юра вытащил из шкафа спортивную сумку и принялся загружать в неё вещи. Набив до отказа необходимым, сделал ревизию в холодильнике — собрал всё, что могло пригодиться в новом месте обитания и было скоропортящимся, остальное либо выкинул, либо задвинул подальше на полку. Потом устало опустился в кресло, обвёл взглядом комнату, в которой они с Настей провели, как он думал, множество счастливых часов, и достал из кармана мобильный телефон.

Нет, звонить бывшей девушке Юра не собирался. Вещи Настя действительно собрала, а если что и осталось, пусть приходит и забирает — благо ключ от квартиры пока у неё.

Юра хотел поговорить с Пашкой, и совсем не о Насте.

Пашка Гуров был лидером их музыкальной группы, он занимался не только организационными моментами и раскруткой, но и играл на синтезаторе. Правда, не всегда — в последнее время стал искать себе адекватную замену. Официально — потому что много времени отнимали, как Гуров выражался, «административные функции», но Юре казалось, что Пашке просто надоело. Лидер их группы — называлась она «Town», что переводилось как «город», поэтому сами себя они часто называли «горожане», — был человеком увлекающимся. Он мог чем-то загореться до искр в глазах буквально за одну секунду, схватиться за какую-то идею и воплощать её в жизнь, а потом остыть в одночасье. Причём у Юры возникало ощущение, что срок Пашкиного энтузиазма был прямо пропорционален поддержке его обеспеченного отца. Если тот сразу говорил: «Дурь, забудь», то Пашка забывал. А если кивал и давал деньги, то Гуров ещё какое-то время занимался своей идеей.

Увлечение музыкальной группой длилось около шести лет — приличный срок с учётом Пашкиного характера. Но с этим увлечением было связано и наличие поклонников, а главное — поклонниц, что особенно привлекало парня. Юра видел это с самого первого дня прихода в группу — как раз около шести лет назад, когда «горожане» только начинали выступать в клубе, принадлежащем отцу Пашки. Их лидер тащился больше не от самой игры на синтезаторе, а от общения с публикой, от внимания, аплодисментов и восторженных охов-вздохов симпатичных девчонок, которые липли к Пашке как мухи к варенью. Юра тоже не был святым, и ему нравилось иметь поклонников, но всё-таки гораздо сильнее он наслаждался самим выступлением. Юра любил музыку и даже думал пойти в консерваторию после окончания школы, но всё-таки рассудил, что нужна ещё какая-нибудь профессия, а то мало ли, что может случиться. Да и вдруг ему надоест играть на гитаре, захочется попробовать что-то новое, совсем иное? Поэтому Юра пошёл на журфак. Закончил год назад, но по профессии так и не устроился, продолжая играть в группе Пашки Гурова. Неплохие деньги они зарабатывали, не было нужды дёргаться… А теперь вот появилась.

Насте Пашка всегда нравился, и Юра об этом знал. Но сам Гуров на Настю внимания не обращал и даже порой пошло шутил, что она для него слишком костлявая — он любил девчонок попышнее. Да и не хотел Пашка встречаться с девушкой из своей же группы — по крайней мере, говорил так остальным участникам, объясняя, отчего не отвечает на Настины призывные взгляды и кривляния. Видимо, передумал… Измором она его взяла, что ли?

— Ну привет, Алмаз, — хмыкнул Пашка, сняв трубку после третьего гудка. Юру так называл он один — из-за фамилии Алмазов, у остальных как-то не прижилось. — Как жизнь молодая?