Сломанные ангелы

– Что-нибудь видишь?

– Звезды, – коротко ответила Вонгсават.

Немного выждав, я постарался адаптироваться к открывшемуся виду, чувствуя, как в глазах нарастают неприятные ощущения от инстинктивно-подспудного желания не выпускать ярко освещенную часть пилотской кабины из поля периферийного зрения.

– Как далеко мы оказались?

Вонгсават ткнула пальцем в астронавигационную карту.

– Судя по этой карте?

Подумав, она негромко присвистнула и сообщила:

– Ты не поверишь… Семьсот восемьдесят миллионов километров в один конец.

Мы оказались в пределах орбиты Банхарна – одинокого и весьма впечатляющего своими размерами газового гиганта, стоявшего на страже внешних границ системы Санкции. Примерно в трех тысячах миллионов километров, в плоскости эклиптики, находилось образование, слишком огромное для кольца. Скорее – пояс, по каким-то причинам не вошедший в массу планеты. По другую сторону, на расстоянии около ста миллионов километров, была Санкция IV. Планета, которую мы покинули примерно сорок секунд назад.

Действительно, впечатляло.

Конечно, можно преодолеть межзвездные расстояния путем остронаправленной трансляции. Люди способны перелетать куда дальше за время, вполне сопоставимое. Но для этого необходимо перевести себя в цифровую форму, а потом загрузить образ своей памяти в новое тело. На что требуется время и техника. Короче, это целый процесс.

Никакого процесса не было. По крайней мере никто его не заметил. Мы просто перешли черту. У меня было только желание и скафандр. И я смог шагнуть на ту сторону.

На память вновь пришли слова Сутъяди: «Мы не принадлежим этому миру». И подсознание немедленно изолировало их эффект. Остались лишь изумление и благоговейный ужас.

– Мы остановились, – сообщила негромко Вонгсават. – Что-то компенсировало момент нашей инерции. Ждите продолжения. Господи, спаси и сохрани.

Голос Амели, без того тихий, на последних двух словах понизился до шепота. Взглянув на дисплей, я подумал, что мы движемся в направлении тени. Никак не мог избавиться от привычных ощущений. В следующую секунду, осознав, что здесь не может быть никаких заслоняющих солнечный свет гор, я почувствовал страх. Тот страх, что, должно быть, ощутила Вонгсават секундой раньше.

Звезды над нашими головами пошли куда-то вбок.

Потом они беззвучно исчезли, с ужасающей быстротой заслоненные какой-то огромной и нависшей, казалось, в нескольких метрах над нашими иллюминаторами тенью.

– Вот он.

Я сказал и почувствовал, как внутри пробежал холодок, будто я сам вызвал призрака.

Вонгсават склонилась над дисплеем:

– Дистанция… Около пяти километров. То есть размер этого…

– Около двадцати семи километров в поперечнике.

Я сам считал информацию с экрана.

– И пятьдесят три – в длину. И внешние части конструкции…

Я замолчал.

– Большой. Очень большой.

– Нет.

Справа послышался голос Вордени:

– Взгляните на зазубрины по краю. Каждая из них глубиной около километра.

Вонгсават отреагировала, не задумываясь.

– И почему я не продаю билеты на лучшие места? Госпожа Вордени, не могли бы вы пройти в кабину и сесть на место?

Оправдываясь, археолог пробормотала:

– Простите, я только…

Сирены. Возгласы в кабине экипажа.

– Оно идет на нас!

Вскрикнув, Вонгсават поставила «Нагини» на корму. Маневр, способный причинить немало неприятностей в условиях внешней гравитации. Учитывая ее отсутствие и наличие у штурмовика собственной гравитационной установки, ощущений было не больше, чем на аттракционе. Крутая спираль и переворот через голову.

Но я уже видел нечто иное.

Приближалась ракета. Она шла на нас сверху вниз, хорошо заметная через иллюминаторы по правому борту.

Было слышно, как с энтузиазмом докладывают о готовности механические голоса оборонительной системы.

Снова выкрики из кабины экипажа.

Я напрягся. И тут же успокоился, поддавшись включившимся рефлексам Посланника, готовый к неминуемому удару.

– Нет, не может быть, – сказала Вонгсават.

В космосе невозможно увидеть ракету. Даже те, что строим мы сами, движутся слишком быстро и не позволяют следить за собой невооруженным глазом.

– Столкновение не угрожает, – сделал вывод бортовой компьютер. – Столкновение не угрожает.

– Объект почти не движется.

Покачав головой, Вонгсават открыла новый экран.

– Вертикальная составляющая почти… Слушай, да он в дрейфе.

Указав на небольшой всплеск на спектроанализаторе, я сказал:

– Там есть какая-то аппаратура. Возможно, это электроника, а не просто кусок камня. По крайней мере не только камень.

– Да, но активности нет. Объект совершенно инертный.

– Почему не подойти ближе? Повернись другим бортом и сдай назад.

Мысленно сделав выкладки, я сообщил:

– Всего метров на сто. Объект будет рядом с защитным экраном. И включи наружное освещение.

Вонгсават посмотрела на меня взглядом, в котором непонятно как смешались пренебрежение и ужас. Этой рекомендации не содержалось в полетных инструкциях. Более важно, что, по всей вероятности, в ней был такой же заряд адреналина, как и во мне. Достаточный, чтобы испортить характер.

– Меняю галс, – наконец выдавила она.

На внешней обшивке штурмовика зажегся свет.

Идея была совершенно никакая. Прозрачный сплав, из которого сделаны иллюминаторы, предназначался специально для боевых действий, и их могло пробить разве что микрометеоритом. И уж конечно, не объектом, дрейфующим в пространстве на самом малом ходу.

Однако то, что стукнуло «Нагини» по носовой обшивке, ударило действительно сильно. Позади меня на резкой, истеричной ноте вскрикнула Таня Вордени и тут же замолкла.

Высушенные холодом, разорванные или, скорее, вспучившиеся из-за низкого внешнего давления останки казались вполне узнаваемы. Замороженный труп человека, одетого по-летнему. Как в Дэнгреке.

– Боже правый… – опять прошептала Вонгсават.

Почерневшее, обращенное прямо на нас лицо смотрело пустыми глазницами, из которых тянулись пряди лопнувшей и отвердевшей от холода ткани. Под глазницами зиял рот, открытый в беззвучном крике, столь же немом, как и в момент, когда его владелец агонизировал в пустоте и старался подать голос. Ниже виднелась до абсурда яркая летняя курточка, под которой было раздутое внутренним давлением гело. Что совершенно понятно.