Сломи меня

Давно, черт возьми, пора.

Мы бросаемся прямо вперед, мое оружие уже наготове, и я прицеливаюсь. Я замечаю солдата, сделавшего первый выстрел, и знаю, что мне необходимо стрелять; для нерешительности нет времени. Мне везет: он моментально оседает на землю.

Нам требуется убрать еще пятерых солдат,— которых я, надеюсь, не узнаю,— и я делаю все, что в моих силах, но это не так уж и просто. Ликвидация первой цели стала для меня чистой удачей; точно стрелять при такой погоде практически невозможно.

Я едва могу видеть, что я делаю, со стрельбой дела обстоят еще хуже, но я приземляюсь на землю как раз вовремя для того, чтобы увернуться от шальной пули. По меньшей мере, благодаря дождю, им тоже трудно разделаться с нами.

Кенджи сегодня творит чудеса.

Сейчас он невидим, его действия быстры. Он остается собранным, несмотря на повреждения. Он стал частью ветра, за раз разделываясь с тремя солдатами. Осталось еще два солдата, которых движение Кенджи отвлекало достаточно долго для того, чтобы я смог убить одного из них. Теперь в живых остался лишь один, и я уже собираюсь выстрелить и в него, когда замечаю, как Джульетта стреляет в него сзади.

Неплохо.

Кенджи перестает быть невидимым, и начинает кричать, говоря местным жителям следовать за нами в безопасное место. Мы с Джульеттой присоединяемся, делая все, что можем для того, чтобы они как можно быстрее оказались в безопасности. Несколько соединений остались нетронутыми, их должно хватить.

Местные жители могут разместиться в них, подальше от битвы — и от бури, усиливающейся на небе. Несмотря на то, что их благодарность трогательна, мы не можем задерживаться здесь надолго для того, чтобы побеседовать с ним. Мы должны доставить их обратно в их дома, а затем нам следует продолжить двигаться дальше.

Я всегда это делал.

Всегда продолжал двигаться дальше.

Я бросаю взгляд на Джульетту, пока мы бежим, беспокоясь о том, как она, и на мгновение я пребываю в замешательстве; я не могу сказать, плачет ли она или же по ее щекам попросту струится вниз дождевая вода. В любом случае, я надеюсь, что с ней все будет в порядке. Зрелище того, как ей приходится иметь дело с подобными вещами, убивает меня. Мне бы хотелось, чтобы она не была вынуждена сталкиваться с ними.

Мы снова бежим. Теперь, вернув местных жителей в их дома, мы пробираемся через соединения. Это была всего лишь остановка на пути к пункту нашего финального назначения; мы еще даже не добрались до поля боя, на котором мужчины и женщины из Омега Поинта уже пытаются встать на пути у солдат Восстановления, намеренных устроить массовое убийство невинных жителей. Все вот-вот станет гораздо, гораздо хуже.

Кенджи тянет нас вперед через полуразрушенные места. Я знаю, что мы становимся все ближе к месту событий, потому что разрушений вокруг нас все больше и больше: блоки разваливаются на части, наполовину объятые огнем. То, что находилось внутри них, теперь разбросано по земле. Искореженные диваны и разбитые лампы, одежда и обувь, и человеческие тела, через которые приходится перешагивать. Кажется, что соединения могут простираться вперед до бесконечности, и, чем дальше мы пробираемся, тем ужаснее они выглядят.

— Мы уже близко! — кричу я Кенджи.

Он кивает, и я удивлен тем, что он вообще услышал меня. Я слышу знакомый звук.

— Танки! — снова кричу я ему. — Слышишь?

Кенджи бросает на меня мрачный взгляд, и кивает.

— Продолжаем двигаться! — говорит он, делая жест рукой. — Мы уже близко!

Приходится изрядно потрудиться для того, чтобы добраться до поля боя. Ветер ожесточенно свистит в наших ушах, и резко бьет нас по лицу, разгневанные капли дождя стучат по нашей коже, делая мокрыми наши волосы. Я промерз до костей, но времени на то, чтобы беспокоиться об этом, попросту нет. Во мне курсирует адреналин, и пока что придется ограничиться только им.

Земля вздрагивает под нашими ногами, когда в небе раздается оглушительный, грохочущий звук. В мгновение ока горизонт вспыхивает огнем, где—то вдалеке свистит пламя. Кто—то сбрасывает бомбы, и это означает, что мы уже влипли. Мое сердце бьется быстро и сильно, и я ни за что не стал бы признаваться в этом вслух, но я начинаю нервничать.

Я снова смотрю на Джульетту. Я знаю, что она, вероятно, напугана, и мне хочется успокоить ее — сказать ей, что все будет хорошо,— но она не смотрит в мою сторону. Она пребывает в другом мире, ее глаза холодны и суровы, сосредоточены на огне вдалеке. Она кажется какой—то другой, даже немного устрашающей. По какой—то причине это беспокоит меня еще больше.

Я настолько внимательно наблюдаю за ней, что практически падаю; земля под моими ногами скользкая, я по самые лодыжки ухожу в грязь. Я вытаскиваю свои ноги, и мы продвигаемся вперед. Я сжимаю оружие в своих руках, сосредоточившись. Вот оно. Именно здесь все вот—вот станет крайне серьезным, и я в достаточной степени осведомлен о войне, поэтому могу быть честен с самим собой: ступать на поле боя я могу с бьющимся сердцем, а вынести меня с него могут уже трупом.

Я делаю глубокий вдох, пока мы подходим ближе. Трое невидимых ребят, пробирающихся через соединения. Мы прокладываем себе путь через рухнувшие блоки, битое оконное стекло; мы обходим разбросанный по земле мусор, и пытаемся не слышать людские крики.

И я не знаю, о чем думают Джульетта и Кенджи, но я делаю все возможное для того, чтобы отогнать от себя желание развернуться и вернуться туда, откуда мы начали.

Внезапно Джеймс становится единственным человеком, о котором я могу думать.

Глава 7

Дерьмо.

Все еще хуже, чем я ожидал. Земля усыпана человеческими телами, сложенными вместе, истекающими кровью прямо рядом друг с другом. Практически невозможно отличить руки от ног, врагов от своих.

Кровь и дождь смешиваются воедино, затопляя землю, и моя обувь начинает скользить из-за грязи и чьей—то крови — либо мертвого, либо живого человека, я не знаю.

Вражеской стороне требуется всего лишь доля секунды для того, чтобы понять, что на поле боя мы являемся дилетантами; и после того, как они понимают это, они отбрасывают всяческую нерешительность. Нас уже осаждают, и я оглядываюсь назад как раз вовремя для того, чтобы заметить, как Джульетта и Кенджи все еще пробираются вперед. Внезапно я чувствую резкий удар в спину.

Я оборачиваюсь и одним быстрым ударом ломаю солдату челюсть. Он сгибается пополам и тянется к своему пистолету, но я опережаю его. Он падает на землю, и я продвигаюсь вперед к следующему солдату.

Все мы находимся настолько близко друг к другу, что рукопашный бой кажется неизбежным; я пригибаюсь для того, чтобы избежать хука с правой, и бью солдата в живот, пока выпрямляюсь, выхватывая нож из-за своего пояса для того, чтобы разделаться с ним. Вонзаю нож в его тело, направляю вверх, поворачиваю. Еще один мертв.

Я вытаскиваю нож из его груди, пока он падает. Кто—то атакует меня сзади, и я разворачиваюсь в его сторону, когда он внезапно отхаркивает кровь и падает на колени.

Кенджи спас мою задницу.