Слоны Ганнибала

Разбойники ходили мрачные, сквернословили, пили в огромном количестве ром. Плотник Билл поминал дьявола и всех святых:

– Я вам говорил, дурачье, что надо было его попытать. Все бы рассказал, если бы ему пятки поджарить.

Ром лился рекой. Над этим райским островком сгущались черные тучи. Одноглазый Клифф не спускал глаза с Руфи, ломился пьяный в ее хижину. Пиратская дисциплина была суровой. Жестоко карались порча оружия, курение трубки в неположенном месте на корабле, пользование зажженной свечой без фонаря. Точно распределялась добыча, особая часть полагалась капитану, его помощнику, корабельному плотнику, пушкарям и, первому взошедшему на атакуемый корабль. Пиратский регламент гласил: «Всякий, который учинит насилие над свободной женщиной, повинен смерти». Но то было на корабле, в плавании, а здесь Брей опасался самого худшего.

Тогда ему пришла в голову мысль сообщить пиратам тайну, которую ему открыл в бреду капитан, и потребовать в награду свободу для себя и дочери. Пираты охотно поклялись на Библии, что исполнят обещание.

– Как мы не догадались сами! Конечно, это остров трех пальм! – кричали возбужденные открытием разбойники.

В крайнем волнений они вышли ночью в море, захватив с собою пленников. Они были так уверены в нахождении клада, что с удовольствием выполнили обязательство и оставили адъюнкта с дочерью в открытом море, в лодке, снабдив их бочонком воды и припасами, пока несчастных не подберет какой-нибудь корабль. Затем «Несравненная Каролина» ушла в неизвестном направлении.

Вода уже была на исходе, когда на лодку наткнулся тот самый корабль его величества «Андромеда», который охотился в здешних водах за пиратами. Целый месяц он искал остров трех пальм и «Несравненную Каролину», но безуспешно. Удалось только, основываясь на указаниях Брея, найти тот остров, где было убежище пиратов. Две недели «Андромеда» поджидала хозяев, а потом ушла в Бостон, сжегши хижины на берегу бухты.

Что сталось с экипажем «Несравненной Каролины», и удалось ли ее людям найти сокровище, осталось неизвестным до конца. Но было и счастливое событие во всей этой авантюрной истории. Дочь адъюнкта Руфь сочеталась законным браком с командиром «Андромеды», Ею командовал лейтенант Генри Каллиган, друг Роберта Лайнарда, того самого, который, командуя «Жемчужиной», разгромил в 1717 году Эдварда Тича, грозу вест-индских вод. Уже без всяких приключений молодая чета совершила обратное путешествие в Англию на том же самом корабле «Пути Провидения», на котором Руфь впервые увидела пальмы своего нового райского мира. Каллиган вышел в отставку, и они поселились в его родовом замке в Норфолке, недалеко от рыбачьего порта Кингс-Линн, где пахнет морем, корабельной пенькой и смолой.

1939

Рай

Из широких заводских ворот, над которыми поблескивала золотыми выставочными медалями вывеска «Завод натуральных вин А. С. Мухина и С-ей», то и дело вылезали тяжелые возы. Огромные ломовики, мотая от напряжения головами, вытаскивали их в гору, и под тонкой блестящей кожей коней играли и перекатывались желваки гигантских мускулов. У подвод шли бородатые извозчики в фартуках и, понукая лошадей, вертели концы вожжей.

За деревянным забором стоял никогда не продуваемый ветром кисловатый яблочный запах. В погребах звякали гроздья бутылок. В кирпичном сарае веселые бабы перемывали пустую посуду. В узкие горлышки влезали, топорщась, щетинистые щетки, в изобилии лилась вода из кранов, и черные блестящие бутылки хрустели в корзинах. В разливочном отделении их наполняли реки пахучего вина. С утра метался по заводу хозяин, купец Мухин, грузный полнокровный человек с черной бородкой, и колдовал в погребах над бочками главный винодел Мартын Францевич Седлячек, обрусевший чех, давным-давно позабывший свою золотую Прагу. Рабочие сновали по двору Хозяин, не терпевший медлительности, кричал конторщику Пузыреву:

– Поторапливайся, поторапливайся, Митрич, почту отправлять надо! Да на станцию ехать пора – экстракты прибыли.

Пузырев, тихий и покорный, оставлял белые пахучие ящики, на которые он старательно наклеивал заводские ярлыки, и шел в контору писать адреса на привычных конвертах, украшенных фантастическими виноградными лозами и яблочными плодоносными ветвями. Потом он трясся на подводе на вокзал, исполнял всякие поручения и снова шуршал бумагами в сырой грязной конторе. Часами просиживал он за обитым ветхой клеенкой конторским столом, вел торговые книги, аккуратно получал шестнадцать рублей в месяц, не считая наградных, никогда не хворал, ни разу не опоздал на работу за всю свою службу, и так продолжал многие годы. И никому не приходило в голову, что такая жизнь не удовлетворяла его.

Как это ни странно, но полуграмотный конторщик по своей натуре был созерцательным человеком. Ему была противна заводская суета, до смерти опротивели его конторские книги, и никто не знал, что за этим лысоватым лбом бродили беспокойные и возвышенные мысли. Все чаще и чаще задумывался он над смыслом своего бедного существования, но у него не хватало нужных слов, чтобы формулировать свои сомнения в ценности этой бренной жизни. Только иногда решался он робко выдавить с тяжелым вздохом:

– Живем, живем, а для чего живем – неизвестно…

На что счетовод, жизнерадостный и румяный человек, неизменно отвечал:

– Живем – хлеб жуем.

И снова в комнате скрипели перья, тарахтели костяшки на счетах.

Однажды Пузырев решил обратиться к виноделу:

– Мартын Францевич, вот вы образованный человек, австрийский подданный…

– Ну? – удивленно поднял брови винодел.

– Хочу я вас давно спросить…

Винодел вынул изо рта копеечную сигару и приготовился слушать.

– Скажите мне, Мартын Францевич, как в образованных странах, за границей, насчет загробной жизни полагают. Всякие там ученые и профессоры. В смысле научных открытий.

– Загробная жизнь? Безусловно, загробная жизнь существует. Об этом говорит нам не только религия, но и наука, и многие первоклассные филозосы.

И винодел с важным видом посмотрел на Митрича.

Но в это время в дверях появился хозяин.

– Мартын Францевич, поди-ка сюда, – позвал он винодела.

Винодел вышел. Бухгалтер посмеивался.

– Какие вопросы решать вздумал. Не нашего ума это дело. Эх, ты… Спиноза.

– Каждый обязан об этом подумать, – мрачно возразил ему Пузырев, – барахтаемся мы здесь без всякого призору, как щенки, а наступит смертный час; мы же и в ответе. Нет, все это надо заранее выяснить.

– Помрем – узнаем, – отмахнулся бухгалтер.

Оборвавшийся разговор больше не возобновлялся, но, должно быть, беспокойные мысли продолжали мучить Пузырева. Какое-то тайное беспокойство распаляло его мозг. Разговаривать в конторе на эти темы он уже не решался. Но часто он задумывался, отвечал невпопад, путал поручения.

– Чего это с ним? – удивлялся хозяин.

Никто на заводе не знал, что Пузырев в своей холостяцкой каморке в посаде у Николы-на-Юру читал по вечерам Библию. С трепетом раскрывал он таинственную книгу: эти страницы напоминали ему далекие школьные годы, когда он зубрил Священную Историю – десять казней египетских, переходы через Черное море, Иону во чреве Кита, пророка Илию, взлетающего на небо на огненной колеснице… Припоминались красивые картинки на стенах школы – белые кубические дома с маленькими окнами, пальмы и верблюды, – далекий сказочный пейзаж, в котором жили и действовали благочестивые герои Библии. Пузыреву они снились иногда в страшных и непонятных сновидениях. Иногда среди ночи он вдруг просыпался и вспоминал, что, только что слышал какие-то страшные голоса и синайские громы…

– Да никак ты, Митрич, с ума спятил, суешь мне реестр за прошлый год! – сердился бухгалтер.

– А? Что?.. – спрашивал Пузырев.

Он точно просыпался и, ничего не понимая, смотрел на бухгалтера. За его спиной сослуживцы качали головами и стукали пальцами в лоб.

– Что ты там бубнишь? – спрашивали его.

– А?.. – отрывался от своих мыслей Пузырев.

– Я говорю, что ты там бубнишь?

– Я ничего…

– Как же «ничего»? Бубнит и бубнит.

В контору приходил иногда хозяйский сын, гимназист. По секрету от отца он таскал своим приятелям бутылки вина.