Слотеры. Бог плоти

Мне не нужны покой и безмятежность, которые Вера способна принести одним прикосновением – в силу своего Таланта, такого простого и такого могущественного. Если пожелаю, то найду их сам.

В глубине аметистовых глаз Таннис.

А лучше – отходя после яростной драки, когда сидишь на выпотрошенном трупе очередной твари, вызванной к жизни изощренным колдовством либо обычным людским невежеством, и смотришь, как сохнет на руках ее кровь.

Одна мысль об этом доставила мне смутное удовольствие. Черный саван апатии, плотно соткавшийся вокруг меня, трещал по швам.

Каждый новый шаг, удалявший меня от дома с оранжереей на крыше, давался все легче и легче. В последние дни после воскрешения, после рассказа Джада и Аниты о том, что Кэр не только восстановил мое тело, но и излечил Веру, я чувствовал, как некая необоримая сила настойчиво влекла меня сюда. Невыразимый зов, голос прошлого, призывавший вернуться туда, где когда-то было утеряно нечто важное и бесконечно дорогое, чтобы попытаться найти это вновь. Он как поводок лег на шею, давил горло и привлек к этим черным воротам… чтобы наконец лопнуть, пустив в легкие холодный и сырой, но в то же время чистый, напоенный запахом моря воздух.

Иногда хранить память важнее, чем обладать.

До сих пор в моем мозгу занозой сидел образ Веры, пораженной недугом, – не женщины, а обрубка человеческой плоти, гниющей заживо. Теперь, когда проклятие, оставленное красным, снято, эту занозу вытащили. Уродливый образ исчез, я отчетливо, до мелочей вспомнил, какой Вера была, когда мы были вместе.

Пусть такой и остается.

И все на этом…

Осознавая все это, я почувствовал, как выпрямляется спина и разворачиваются плечи. Я и не подозревал, что все это время – с того момента, как вышел из дома, – сутулился, точно старик. Одновременно я услышал голод, урча терзающий пустой желудок, и ощутил, как недобрый мороз покусывает нос и щеки.

Да, черт возьми, в жизнь определенно вернули краски.

Мой тяжелый шаркающий шаг стал уверенным и размашистым. Именно таким я обычно наматывал мили, бродя по улицам Ура в поисках ответов на вопросы, подброшенные новым заказчиком, потому что мне всегда лучше думается на ходу.

Этим шагом я успел одолеть половину расстояния между поместьем Веры и мостом через канал Веспина, когда впереди показалась сияющая свежим лаком двуколка, запряженная гнедым рысаком. Почти поравнявшись со мной, экипаж притормозил.

– Хо-хо! Я знал, что рано или поздно встречу тебя на этой дороге! – заорал Джад Слотер, демонстрируя жизнерадостность, которая плохо вязалась с бледной, озадаченной физиономией и мешками под покрасневшими глазами.

Похоже, в последнее время племянник очень мало и очень плохо спит.

– Все утро тут катаюсь туда-сюда! – укоризненно сообщил родич.

Я остановился и смерил его долгим тяжелым взглядом.

Выглядел Джад паршиво.

На племяннике были толстые шерстяные чулки, высокие бриджи и камзол с буфами, весь заляпанный винными пятнами. Знаменитая черная шляпа с пряжкой в виде обнаженной женщины и лихо заломленными полями держалась на одном ухе. Левый глаз, похоже, недавно кто-то подбил – кожа отсвечивала нездоровой желтизной.

Судя по всему, Джад усердно скрашивал немилость клана, в которую впал.

– Выдумываешь себе трудности. Мог бы прислать весточку с бесом.

– Мог, – с пьяной готовностью согласился Джад. – Но не был уверен, что ты будешь что-то читать. Кровь и пепел, Сет, ты месяц просидел дома как сыч, а как понадобился – тебя и не застать!

Сколько же он выпил, чтобы набраться?

Из-за слишком ядреной крови для любого Выродка опьянеть – целая проблема, однако племянник, кажется, ее успешно решил. От двуколки разило за дюжину шагов, как от винного погреба.

– Так за чем дело стало?

– Не хочешь для начала извиниться? Ты меня дважды выставлял, а в третий раз и вовсе не удостоил вниманием. Это обидно. Я тебе серенады пел!

– Джад, смерть на какое-то время отбивает охоту общаться с живыми. Вы становитесь такими суетными.

– Ты серьезно? Скажи, что шутишь, Сет! Чресла Бегемота, да ты просто пугаешь меня, начиная вещать, как Анита!

– Выкладывай, что случилось?

– Гм… с чего бы начать? Слушай, я не знаю, что ты там слышал, сидя затворником и букой, но, наверное, и без свежих сплетен можешь сообразить, что с возвращением в город Старика некоторые дела пошли наперекосяк. – Джад заговорщицки улыбнулся, прижал палец к губам и, театрально озираясь, зашептал: – Старшие родичи склонны преувеличивать масштабы того, что могло бы случиться, но никогда не случится, потому что этому уже успели помешать. Улавливаешь?

– Не паясничай.

– Не могу, это часть натуры… – Он явно хотел что-то сказать, но сдержался и ни с того ни с сего изменил тему: – Ах да! Забыл спросить, как там Вера? Как все прошло? Говорят, теперь она способна видеть. Ее не сильно напугала твоя рожа?

– Не напугала. Ей не пришлось на нее смотреть.

– Не может такого быть! – В гневе Джад даже восстал из своего экипажа, и несколько бутылок немедленно зазвенели по брусчатке. – Это просто несправедливо! Или причина – проделки Морта? Хочешь, я поговорю с ним?

Я скривился:

– Ты смешон, Джад. Справедливость? По отношению к Выродку?

– Да плевать мне на твои душевные терзания. Это несправедливо по отношению ко мне. Ты знаешь, что я уже начал писать лирическую поэму о том, как некий героический, но некрасивый – скажем, у него огромный такой нос! – возлюбленный жертвует собой, дабы исцелить прекрасную даму? Нет? А я начал! Это поэма о любви и уродстве, о подвиге и награде… и о благодарности, которая ждет главного героя, когда его дама наконец сможет увидеть лицо человека, которого любила, прежде не видя. Вот послушай…

Племянник снял шляпу с головы, зажал ее в кулаке и, вытянув руку, с чувством продекламировал:

Слез пелена ее дурманит взор,В душе любимого читая без усилий,Она дрожит, как тонкий стебелек,Страшась лицо его узреть впервые.

– Рифма хромает, – хмуро отреагировал я.

– Это черновик!

– Ага, а чернила у тебя уж больно разбавленные. Если не прокисшие.

– Разбавленные? Это южное тарнское, Сет! Густое, как смола! Как раз как ты любишь! – радостно воскликнул Джад и махнул початой бутылкой, жестом фокусника извлеченной из недр двуколки. – Приложишься?

Племянник бросил мне бутылку, которую я поймал не без труда. Новая рука, воссозданная Кэром из остатков того, что было не то мной, не то Мастером Плоти, иногда повиновалась с небольшой задержкой. Вытащив зубами затычку, я и в самом деле как следует приложился к бутылке.

Густое и сладкое вино было холодным, но, добравшись до желудка, отозвалось волной тепла, раскатившегося по всему телу.

– Не пойму, почему ты вечно ходишь безлошадным, Сет? – заявил Джад, откупоривая бутылку и себе. – Может, стоит подарить тебе экипаж?