Слова на букву М

Её Величество скорбит вместе с семьями погибших и молится об избавлении пленников".

– .................. Какие шансы?
– вышептал Холмс в спину Мориарти, сосущему сигару у окна.

– ...... Дэн долго жил в Азии, хорошо говорит на хинди... Может, добьётся особого отношения к себе и...

– А если всё не так!? Если его там нет!? У вас-то точно с Индией большие связи. Немо - индус. Он не справился бы в одиночку с таким наукоёмким проектом, как подводный корабль. Вы и ваши кембриджские друзья помогли ему, и он стал не только свирепейшим пиратом, но и вашей шестёркой! По вашему приказу он затопил "Эльбу"!!!

– Как скажете, конечно, но, по-моему, министр иностранных дел...

– Да сколько можно тупить! Индия - не иное государство; она - наша провинция!

– Простите, всё же как-то трудно уложить в уме тот факт, что Индия - это Англия.

– Немо наверняка сменил гражданство, - пробормотал Грей.

– И вы туда же! Какое гражданство может быть у человека, живущего в море!? Мориарти! Вы слышите меня!? Свяжитесь с ним! Прикажите ему отпустить заложников!

– А то - что?

– Я убью вас!

Мрачный чудак сел в соседнее кресло, разминая в пальцах окурок:

– Мне не жаль моей жизни: она так бесполезна... Если бы двадцать пять лет назад Британия оставила в покое Индию с условием, что там перестанут сжигать заживо вдов, не было бы никакого капитана Немо и не погибло от его тарана... теперь уже свыше тысячи человек. Всё, чего я хочу от мира, - чтоб в нём было меньше убийства. Если бы все государства (ну, хотя бы европейские) разом отменили смертную казнь, я с лёгким сердцем и до конца жизни играл бы Жака-меланхолика на провинциальных подмостках, в свободное время уча деревенских детей арифметике. Какие пустые фантазии! Что бы ни делали я и вы, и Дориан, зло лишь прибывает. Вы думаете, что познали бессилие? Но вообразите, что через тридцать лет начнётся война, в которую ввяжутся все мало-мальски цивилизованные страны, в которой людей будут даже не расстреливать из пушек, а морить ядовитым газом, как тараканов, прямо на полях; в которой поляжет двадцать миллионов или больше; потом по миру расползётся вирусная зараза, которая скосит сорок пять в шестой степени, а по её уходу родится поколение, которое развяжет новую войну всех народов - семьдесят миллионов трупов! А дальше что? Новая пандемия? ... Всё это ещё можно предотвратить! Пусть древнее, мощное, авторитетное государство подаст пример истинного гуманизма, похоронит виселицу, позорный столб, каторгу и телесные наказания; пообещает - и даст миллиард фунтов-стерлингов изобретателю биологического противоинфекционного лекарства, а в Австралию безоружными и в одной рубахе будет отсылать только проповедников научного расизма! Но оно не сделает этого, будь оно проклято! И теперь мой брат и ваш друг пойдут на корм кальмарам, потому что я на самом деле знать не знаю этого индийского Дрейка, а потом... Впрочем, у нас в запасе почти треть века, чтоб не дожить... до логических последствий... небывалого прогресса...

Слова "мой брат и ваш друг" - эта двусмысленная формула абсолютного сочувствия (речь словно шла об одном человеке) - застряли хворостиной в шестерёнках интеллектуальной машины Холмса; он схватил Мориарти за руку, сказать "Простите!" ему мешали только подступившее к горлу рыдание и осколки гордости.

– Мне надо съездить к клиенту - предупредить, что на этой неделе не смогу закончить портрет. Ну, и ещё в пару мест, - проговорил Дориан Грей, прежде чем выйти почти на цыпочках.

Было так тихо, что слышалось тиканье часов в соседней комнате, и Холмс думал о бомбах с таймером, заложенных под все фундаменты Лондона, в недрах острова, всех островов и материков; он ощущал себя одним из обречённых, с минуты на минуту ждущих смерти во всех каменных мешках земли и в одной железной плавающей бочке на дне океана.

– ...... Профессор,....... вы были влюблены?

– Ещё как!

– ... Леди отравила мужа?...

– Нет. Мы познакомились на новоселье Невермора. Она была бесконечно печальна: скорбела по Дориану. Между ними так ничего и не состоялось...

– Иначе бы она скорее радовалась.

– Пожалуй.

– ... Ну, а вы-то преуспели?

– Представьте себе - да.

– Каким же образом?

– Я сразу дал ей то, чего она прежде не знала, и, разумеется, не представляла, как это хорошо.

– !??

– Я не острил в беседе.

Так они просидели полдня, унимая дрожь в сердце разговорами, пустыми и лёгкими, как мыльные пузыри. За окнами разошёлся ливень с грозой; в незакрытое окно летели брызги и прохлада. Мориарти отошёл туда, где пахло водопадом, подставил лицо под капли и забредил:

– Пусть болезнь придёт раньше, пусть научит их ценить жизнь, дорожить близкими...

– Болезнь только нагонит страху, а когда она отступит, немцы или чехи обязательно решат, что французы или австрийцы ослабели больше их...

– Тогда пусть вымрут все! Пусть царица чумы выйдёт замуж за короля стафилококков, а бацилла антрацис - за холерного вибриона; пусть они повенчают своих детей, и первой же тысяче внучат подарят на рождение вот это тело - прежде, чем свалиться и издохнуть, оно обойдёт столько людных мест, сколько сможет!...

– Прекратите этот вздор!

Стемнело быстро. С крыш всё капало, в небе урчало.

Холмс бродил по студии в обнимку со стонущей скрипкой.

Заходила Хетти с лампой на оливковом масле, спрашивала, не голодны ли джентльмены.

Наконец вернулся мистер Грей, принёс вечернюю газету. В ней сообщалось, что правительство постановило ответить на террористический акт капитана Немо карательным походом в его родной город. У Мориарти началась самая бесстыдная истерика, а Холмс выскользнул в коридор и помчался в комнату со шкафом, где хранилась или была давно забыта шкатулка с гашишем... Под доносящиеся из-за трёх стен вопленные умоляния о смерти он глотал кусок за куском, понимая, что превышает дозу... Наконец из подмышек с треском вырвалась вторая пара рук, отняла у первой коробку и нож, захлопнула шкаф и осыпалась догорающими головнями на паркет. Угольный палец, коченея, указал на дверь, и Холмс вылетел из комнаты, как чёртов рождественский дух.

В эженовой мансарде творилось неладное - пол стал совсем топким, живность вся перевелась. На столе лежали те же перо и бумага. Зачем же всё-таки?... А вот и он... Он?...

Перед Холмсом сидел человек с тем же лицом, только волосы его отросли, а глаза - погасли и были тем страшнее, что не моргали, но мерцали сизыми дисками вокруг узких зрачков. Руки он разложил по сторонам, ногтями вверх. На правой замер белый богомол, на левой - чёрный скорпион.

– Главный разумник крещёного мира, не бойтесь.

– Как мне не бояться!?...

– Просто припомните их имена, - к столу с потолка спустились тридцать светящихся пауков, лист из серого стал бледно-бирюзовым, - Представьте, что признаётесь другу.

– Зачем... ему?...

– Ему и вам пора избавиться от обольщения; пора понять, насколько ваша жизнь неправомерна. Его лёгким путём сведёт в могилу разочарование, отвращение от того, чему он соучаствовал; а вас - раскаяние.