Слова
Шрифт:
Слово 4, о мире
Воспоем и творение великого Бога, опровергнув ложные мнения.
Един Бог; а что представляли эллинские мудрецы о материи и форме, будто они собезначальны, то ни на чем не основанная баснь. Как все сии почтенные формы, сделанные у них богами, не существовали от начала, но получили бытие по воле великого Бога; так видел ли кто когда–нибудь материю без формы? Или кто нашел форму без материи, хотя и очень много трудился в сокровенных изгибах ума? А я не находил ни тела бесцветного, ни бестелесного цвета. Кто отделял друг от друга то, чего не отделила природа, но свела воедино? Но отделим форму от материи. Рассуди же: если бы они были вовсе не соединимы, то как бы сошлись вместе, или как бы образовался мир, когда они совершенно отдельны? А если соединяемы; то как соединились? Кто, кроме Бога, слил их между собою? Но если Бог — соединитель; то Его же признай
И ты, злая тьма манихейская (Манихейство — еретическое учение о равноправной борьбе тьмы и света. — Ред.), не была от начала равнопрестольною высочайшему Свету! Если был Бог, то не было тьмы; потому что зло не могло спорить о равенстве с Богом. Если была тьма, то не даешь места Богу: Ему неприлично быть в согласии с тьмою. Если же представишь их в борьбе; преодолеет сильнейшее. А если скажешь, что они равносильны; кто третий приводит их в единство своею мудростию и прекращает борьбу? И то весьма удивительно, что, возбудив ужасную вражду, тотчас забываешь о сей борьбе и представляешь враждующих согласными. Я состою из души и тела. И душа есть струя бесконечного света — Божества; а тело производишь ты от темного начала. И столь далеких между собою ты сводишь воедино. Если я составляю одну общую природу; то вражда мною прекращена. А если жестокая вражда во мне непримирима; то я не составляю одной природы, сопряженной из души и тела. Ибо не враждебные, но дружественные начала дают общее произведение. Такой мрак облежит твое сердце!
А по моему учению, един есть Бог безначальный, ни с кем не борящийся, един благий Свет, сила высокошественных умов, простых и сопряженных, небесных и земных; а тьма произошла впоследствии, и есть не какая–либо удобоописуемая самостоятельная природа, но наш собственно грех. Грех же есть нарушение заповеди, подобно как ночь есть захождение солнца, немощная старость — минование юности и ужасная зима — следствие удаления солнечного вверх.
Первейший из всех небесных светов, по гордости своей утратив свет и славу, преследует всегдашнею ненавистью человеческий род. От него и первый человек вкусил убийственного греха и смерти, которая по его ухищрению возгнела во мне пламень. Такова природа высоко родившегося зла, которому он отцом! Ржа — пагуба твердому железу; а я — самоубийца — насадил в себе пагубу — грех, по своему умышлению последовав коварным внушениям завистника.
Если же и тогда был ты, мир, близок к славе безначальной Троицы; то почему поставили тебя в такой дали христоносные Светы, сведущие в Божественном; и почему весьма не многое число лет считается после того, как водрузило тебя великое Божие Слово? Но если водружен ты впоследствии; то спрашиваю: поелику Богу нельзя приписать недеятельности и несовершенства, то чем занята была Божия мысль прежде, нежели Всевышний, царствуя в пустоте веков, создал вселенную и украсил формами? — Она созерцала вожделенную светлость Своея доброты, равную и равно совершенную светозарность трисиянного Божества, как известно сие единому Божеству, и кому открыл то Бог. Мирородный Ум рассматривал также в великих Своих умопредставлениях Им же составленные образы мира, который произведен впоследствии, но для Бога и тогда был настоящим. У Бога все пред очами: и что будет, и что было, и что есть теперь. Для меня такой раздел положен временем, что одно впереди, другое позади; а для Бога все сливается в одно, и все держится в мышцах великого Божества. Посему внемлите, что изобрел мой ум.
Все породил в себе Ум, а рождение вовне совершилось впоследствии благовременно, когда открыло великое Божие Слово. Он восхотел создать умные природы, небесную и земную, — сии проницаемые светом зерцала первого Света, чтоб одна, сияя горе, пребывала великою светоносною служительницею Царя, другая же имела славу здесь. Он источает им Божество умов, чтобы царствовать в большем числе небесных умов и для большего числа быть блаженнотворным светом. Ибо таково свойство Царя моего — сообщать блаженство. Но чтобы тварь, приближаясь к Богу, не пожелала равной с Богом славы и не погналась за светом и славой, тогда как всего лучше соблюдать меру, а чрезмерность всего хуже; высокое Слово, благопромышляя о будущих тварях, отдалило как от Троицы все окружающее престол Света, так от ангельских ликов смертную природу. Впрочем, не очень много отдалило Оно служебную ангельскую
природу, а гораздо более нашу природу; потому что мы произошли из персти, соединенной с Божеством: природа же простая совершеннее.Из миров один сотворен прежде. Это — иное небо, обитель богоносцев, созерцаемая единым умом, пресветлая; в нее вступит впоследствии человек Божий, когда, очистив ум и плоть, совершится богом. А другой — тленный мир создан для смертных, когда надлежало устроиться и лепоте светил, проповедающих о Боге красотою и величием, и царственному чертогу для образа Божия. Но первый и последний мир созданы Словом великого Бога.
Слово 5, о Промысле
Так водружен широко основанный мир великим бесконечным Умом, Который все носит в Себе и Сам превыше всего. Но что за помысл объять необъятное? Бог, как скоро устроил мир, с первого же мгновения, по великим и непреложным законам, движит и водит его, как кубарь (волчок, юлу. — Ред.), ходящий кругами под ударом. Ибо не самослучайно естество сего обширного и прекрасного мира, которому нельзя и вообразить чего–либо подобного, и в продолжение толикого времени предоставлен он несамослучайным законам, Видал ли кто дом, или корабль, или быструю колесницу, или щит и шлем, которые бы не были сделаны руками? Мир не простоял бы столько времени, если бы в нем было безначалие. И лик певцов расстроится, если никто им не правит. Вселенной же не свойственно иметь иного Правителя, кроме Того, Кто устроил ее.
Ты, который представляешь звезды вождями нашего рождения, нашей жизни и целого мира, скажи: какое еще иное небо прострешь над самыми звездами и над ним поставишь ли еще новое и новое, чтобы было кому водить водящих? Под одною звездою родится один царь и много других людей, из которых иной добр, а другой худ, один вития, другой купец, третий бродяга, иного же высокий престол делает надменным. Для многих, родившихся под разными звездами, равная участь и на море, и на войне. Кого связывали звезды, тех не связал между собою одинакий конец. А других, хотя разделили звезды, одинакая соединила кончина. Если для каждого есть своя какая–то первая необходимость; то сие чистая баснь. А если и над нею господствует еще общая сильнейшая, и есть звезды, противные звездам; то кто же смешал их? Ибо кто сочетал, тот, если захочет, и расторгнет союз. А если совершил сие Бог; то как же стало первым то, что заменило у тебя моего Бога, если и Самого Бога не подчинишь своим звездам? Если же нет господствующего, то как будет стоять мир? — Я не вижу этой возможности, — хотя бы кто и желал такими рассуждениями изгнать Бога. Ибо необходимо надобно кому–нибудь управлять — или Богу, или звездам.
А я знаю следующее: Бог управляет вселенною. Божие Слово и здесь и там распределяет все, чему положено в Его совете быть на небесе и на земле; и одним тварям даны навсегда непреложно постоянная стройность и течение, а другим уделена жизнь изменяющая и принимающая многие виды. О них — иное явил нам Бог, а иное блюдет в таинницах Своей премудрости, чем хочет обличить пустое тщеславие смертного; одно поставил Он здесь, а другое явится в последние дни. И земледелец пожинает все зрелое; так и Христос, наилучший судия моей жизни.
Таково мое слово; оно независимо от звезд и идет своим путем. Говори ты мне о своих гороскопах, о мелких частях зодиакального круга и о мерах пути; разоряй у меня законы жизни — страх злочестивых и надежду добрых, борющуюся до конца! Если все дает звездный крут; то и я влекусь его же вращением. И самое хотение производится во мне тем же кругом; нет у меня никакой силы воли или ума, которые бы вели меня к добру; но и к этому влечет меня небо.
Не упоминай мне о великой славе Христовой — звезде–благовестнице, которая с востока путеводила волхвов в тот город, где воссиял Христос — безлетный Сын смертного рода! Она не из числа тех, истолкователями которых астрологи, но необыкновенная и не являвшаяся прежде сего, а замеченная в еврейских книгах. Из них предузнав о звезде, посвятившие жизнь звездословию халдеи, когда с удивлением отличили ее от множества наблюдаемых ими звезд и приметили, что с новым сиянием несется она с востока по воздуху в еврейскую землю, заключили о рождении Царя. И в то именно время, как вместе с небожителями поклонились Царю астрологи, отпало у них попечение о своем искусстве.
Но пусть текут своим путем, какой указал им Царь–Христос, сии огнистые, вечнодвижущиеся, несовратимые со своих путей звезды, как неподвижные, так и блуждающие, описывающие, как говорят, одни и те же круги; и мы оставим без исследования, возможна ли природа огня, поддерживаемая без питания, или есть некоторое, так называемое, пятое тело. Что же касается до нас, пойдем своим путем. Ибо мы, хотя узники земные, однако же поспешаем к разумному и небесному естеству.