Словами огня и леса Том 1 и Том 2

— На, возьми, — бесшумно подойдя, юноша протянул и ему пучок. — Иначе сожрут ночью.

И верно, ведь совсем позабыл, что дважды побывал в реке и с кожи все смыло.

— Спасибо…

Юноша сел рядом, прислонился спиной к тому же стволу. Последние лучи пробивались сквозь листву, падали на них, рассеивались в густеющей влажной дымке. Золотой знак на плече был теперь почти перед глазами полукровки. Словно свет под кожей: не то луковица, не то бутон со вписанной фигуркой человека.

— Что это за знак?

— Род Тайау, — юноша посмотрел на него озадаченно.

— Но что он означает?

— Возрождение. Единство с миром. Это давний символ…

— Твой род очень древний?

— Ну, не настолько… — он шевельнулся, устраиваясь поудобней. Рядом с ним полукровке было легче: единственная защита. И, кажется, довольно надежная.

— Что так на меня смотришь? — луч ушел, в полумраке тени блеснули глаза, и не только белки, но и радужка. — Спрашивай, если хочешь.

— Молния… белая… что это? — мальчик был не уверен, что хочет знать именно это. Но вопрос был единственным, который он не боялся задать о случившемся на переправе. И когда вспоминал, чувствовал — еще миг, его вывернет наизнанку.

— Чекели. Не видел?

Он вновь дружески улыбнулся мальчишке.

— Ты ведь не знал эту крысу, нет?

— Нет, не знал. Я… — мальчик сжался, вспомнив, как падал человек из горящих ветвей. Это первая смерть, которую видел — или просто не помнит?

— Он хотел убить тебя?

— Да. Он же сказал.

…И впрямь радужка юноши была странной — не просто синяя, но словно из мелких чешуек слюды, отчего казалась непривычно яркой. А у того, с рубином, запомнил — глаза желто-оранжевые, словно хищник смотрел из зарослей. Остальных и не разглядывал, не до того было.

— Убить… Но за что?

…Атакуя, тот человек выкрикнул “сдохни, тварь!” — и это вряд ли относилось к грис или полукровке…

— Может, за реку. Эсса же. Да ну их в болото, — засмеялся юноша. То, что произошло, не оставило на этом лице ни единого следа — ни страха, ни досады, ни даже злорадства. Беспечное лицо, ясное и веселое. Лишь царапина на щеке — от их падения на переправе.

— За реку? — переспросил, отчаянно желая, чтобы все оказалось шуткой, странной забавой, или вовсе почудилось.

— Дурак он, и все… — Фыркнул совершенно по-звериному. — Может, личная месть. Может, поручили ему. Но все равно они скажут — мы и представить себе не могли…

Призадумался и добавил чуть погодя:

— Один из посольской свиты, наверное. Послы были из Уми, а он примазался. Как бы иначе узнал, где поедем? Да ты что?

— Я… — говорить полукровке становилось трудней с каждым словом. — Тот человек со знаком, как у тебя…

— Къятта — мой брат.

Мальчик помедлил, собираясь с духом.

— Он сказал… что со мной будет?

Теперь замолчал его собеседник. Переламывал в пальцах тонкие палочки, затем сказал неохотно:

— Ведь нетрудно узнать, что человек думал и делал. Он сам скажет и не соврет.. да не дергайся ты. Для тебя это опасно только если и вправду тебя прислали эсса. Я не хочу этого.

— Ты сможешь меня защитить от расспросов?

— Нет.

Сказать правду меня не пугает, думал полукровка, прислушиваясь к стрекотанию птиц над головой — к сумеркам оно становилось все громче. Я-то скажу, но вот тот, с рубином, Къятта… он согласится с тем, что я ни при чем?

— Спасибо тебе, — сказал он вслух. — Я ведь не поблагодарил…

— Меня зовут Кайе. Тебя?

— Никак меня не звали. “Эй, ты”, — в лучшем случае.

— Но хоть что-то ты о себе знаешь?

— Пока я знаю только, что рыжий, — сказал найденыш. — И это не краска.

— Огонек, — засмеялся юноша, дотронулся до его головы, вставая. — Этот цвет не любят ни здесь, ни у эсса, а по мне хорошо.

— Огонек? — извернулся, пытаясь глянуть на спутника — назад, как умеют совы: — Пускай так…

Что мальчику дали поесть, он уже не помнил. То ли кончились силы, то ли что-то было в питье. Запомнил одно — чьи-то руки подняли его в седло. И всадники снова помчались куда-то , и постукивали о дорогу копыта покорных грис… Огонек спал.

Следующий привал был под утро. Полукровку опустили на траву и пристально следили за ним. Братья устроились неподалеку, поглядывая на неподвижное тело подростка.

— Ну что тебе на сей раз взбрело в голову? — устало спросил Къятта. И впрямь — как не устать от такого? Вечно как на ножах танцуешь, когда братишка рядом. Да и не рядом — всегда о нем думать, беспокоиться, не натворил бы чего.

Младший дернул головой вместо ответа. Къятта сделал длинный глоток из маленькой плетеной бутыли, взглянул на бледнеющие звезды в небольшом просвете средь листвы — скоро дом. Нарочно покинули Асталу, пока там находились послы, и вот… Продолжил, не думая, что слова подействуют:

— Нравится играть в неуязвимого? Доиграешься.

— Я помню про “щит”… дед прожужжал все уши!

— Я не заметил, чтобы ты ставил его.

Младший прикусил губу.

— Спасибо.

— Не благодари. У тебя лицо, будто мешок кислых яблок съел. Лучше скажи, зачем тебе это лесное пугало? Проверить его необходимо, но с чего ты с ним возишься?

— Он меня спас, между прочим.

— А ты его. Квиты.

— А почему бы нет? Занятный.

— Камушек на тропе подобрал… младенец!

— Да ну тебя. Этот… детеныш опасный? Скажи кому в городе, так вся Астала смеяться будет.

— Пожар был меньше года назад, у северян есть повод… да что там, повод у них будет и десять весен спустя.

— Ой уж, — прилетело в ответ тихое, но довольное. — Если через десять весен они смогут мне припомнить только это…

— Не тем гордишься! — Къятта помолчал и добавил:

— Северяне довольно умны. Даже в засаду направили одного человека. Двое уже заговор, повод к войне… А тут ничего не докажешь — даже посольство не северное, хотя любой младенец знает, что Уми уже почти вотчина эсса. И ладно бы так… — он потянулся, но не расслабленно, а будто перед прыжком: — Что бы сделал ты, желая уничтожить врага, которого нельзя или трудно убить в открытую? Подослать такого крысенка можно. Заметь, как-то очень уж вовремя он указал на засаду, словно того дурака подставили, или он заранее знал — и собой пожертвовал.