Словарь Ламприера
Шрифт:
— «Совета Советов», — уточнил Кардинал. — Да, можете не сомневаться. Конечно, существует ряд мелких частностей, на которых кое-кто из членов нашего общества хотел бы заострить внимание, к примеру система вознаграждений…
Тон Жака резко изменился:
— Послушайте меня, Кардинал. — Он наклонился над столом, почти вплотную приблизив лицо к лицу Кардинала. — Разговор идет не о частностях. Когда вы пришли к нам вместе с прочими патриотами — на последнем слове Жак сделал оскорбительное ударение, — у вас на руках не было ничего, кроме простого факта: даже если вы продадите вашу страну со всеми потрохами, вы все равно не сможете покрыть своих долгов. Вы даже не представляете себе как следует, сколько вы задолжали! Месье Неккер считает, что ваша недостача составляет сорок миллионов ливров. Месье Калонн думает о восьмидесяти миллионах, а нам кажется, что эта сумма ближе к ста двадцати миллионам. Кто из нас прав, Кардинал? И вы, и я, и любой европеец, имеющий голову на плечах,
Дюлюк и Протагор сидели с каменными лицами. «Слишком часто и слишком дешево». Эти слова продолжали звучать в голове Джульетты. Кардинал малодушно молчал. Первым решился заговорить Дюлюк:
— Мы принимаем вашу позицию. «Совет Советов» не имеет возражений против того, что вы сказали. Но когда ваши средства станут ресурсами Франции, что помешает вам в один прекрасный день отобрать их назад и превратить нашу страну в развалины?
— Ваша страна уже лежит в развалинах. Но чтобы ответить на ваш вопрос, позвольте узнать, по какой причине мы можем лишить вас своей поддержки, если уж решимся предоставить ее вам?
— Может быть множество разных причин, месье Жак, — политические мотивы, какой-нибудь указ, который вам не понравится…
— Значит, вы не должны издавать такие указы.
— Фактически вы будете управлять нашим государством.
Жак откинулся на спинку кресла.
— Фактически вы сами принудили нас к этому.
— Но мы даже не знаем, кто вы такие, — собравшись наконец с силами, произнес Кардинал. — За вашей спиной может стоять любая сила. Мы даже не знаем, насколько вы способны держать слово. Откуда у вас такие средства? Как вам удалось сохранить в тайне такие крупные суммы?
— Кардинал, нам известны все усилия, которые вы приложили к тому, чтобы установить, кто мы.
Но любые ваши усилия были и будут тщетны, вы не сможете установить ровным счетом ничего. Как нам удалось собрать капиталы — это наше дело, равно как и способы, позволившие нам сохранить наше состояние в тайне. Но немалая часть нашего капитала уже находится во Франции, и это все, что вам нужно знать. За нашей спиной никто не стоит, мы не представляем никакую нацию или группировку. Нас не интересует политика. Мы — вкладчики, ни больше и ни меньше. Вы никогда не сможете узнать о нас ничего, кроме того, что мы сочтем нужным рассказать вам. Мы будем такими же патриотами, как и вы, «Cacouacs ». Размер нашего состояния станет известен вам, также как и всей Франции, когда придет время, когда наступят необходимые перемены. И перемены эти нам с вами и надо обсудить, поскольку до тех пор, пока они не произойдут, мы с вами больше не встретимся.
— Эту задачу взял на себя Дюлюк, — ответил Кардинал, поглядев на своего товарища. Дюлюк что-то искал в шкафчике в дальнем углу комнаты, пока Жак произносил свою речь. Наконец он вернулся к собеседникам, разворачивая на ходу большой свиток, который оказался картой Франции. Дюлюк расстелил карту на столе и указал на несколько областей, помеченных лиловыми чернилами.
— Из этих городов любое беспокойство распространится с такой же скоростью, как и слухи о нем. В каждом городе у нас есть свои люди. Все, что им нужно будет сделать, — это воздержаться от действий в нужный момент. — Палец Дюлюка задержался на одном пункте, отмеченном более жирной линией, чем остальные. — Вот здесь, — постучал он по карте. — Здесь должно произойти восстание, и оно принесет нам победу или полный крах. Здесь, в Париже…
— Оно принесет нам победу, — спокойно сказал Жак. — Единственное, что нас беспокоит, — это срок, оставшийся до назначенного времени. За полтора года все может измениться. Если ваше восстание и провалится, то не сразу, а лишь в конечном итоге. Вам придется кормить своих партизан, одевать их и снабжать оружием. Вам предстоят тысячи статей расходов. И, по нашему соглашению, мы берем все эти расходы на себя. Уже сейчас, пока мы с вами беседуем, в Лондоне снаряжается судно. На его борту находится лишь малая часть наших богатств, но этого будет вполне достаточно. Плавание займет семь месяцев, считая от сегодняшнего дня, и тринадцатого июля корабль достигнет ваших берегов. Я буду на борту, чтобы проконтролировать сдачу груза. Вы, Дюлюк, будете ожидать меня
в эту ночь, — Жак наклонился над картой и отметил пальцем пункт на западном побережье, — вот здесь. Нужны будут люди и пристань, куда сможет причалить корабль. Этот залив хорошо прикрыт, там есть только якорная стоянка. В назначенную ночь вы зажжете три зеленых огня на склоне холма слева от залива, вы хорошо меня поняли? — Дюлюк кивнул. — Огни на этом склоне будут заметны только с моря. Золото будет сгружаться в этом месте.— Золото? — Дюлюк удивленно поднял бровь.
— Не беспокойтесь. Все будет тщательно замаскировано. Таможенное судно ничего не обнаружит. — Жак помолчал, а затем указал на графин: — Вот теперь мы можем выпить. У меня есть тост.
Протагор подал бокалы. Джульетте не наливали. Жак поднял свой бокал:
— За переворот и за новую Францию! Четверо мужчин выпили.
— Я должен вернуться к гостям, — произнес Кардинал.
— Мы увидимся в июле, — отозвался Жак, и Кардинал удалился, словно ему скомандовали «вольно!».
— Карета для нас готова?
Протагор утвердительно кивнул. Дюлюк уже стоял у дверей, все еще держа в руках карту. Все четверо прошли прежней дорогой через коридор и сад. Жак заметил, что Джульетта с любопытством вглядывается в освещенное окно, за которым все еще продолжался ужин; был виден Кардинал, с любезной улыбкой беседующий с высоким, роскошно одетым человеком в многоярусном парике. Дюлюк и Протагор проводили их до кареты. Когда Жак садился в карету, Дюлюк удержал его за руку:
— Постойте, Жак. Вы не сказали мне, как будет называться корабль.
Улица была пустынна, но Жак все равно понизил голос.
— Корабль называется «Вендрагон», — быстро ответил он. — Смотрите, вы должны прибыть точно в назначенный срок.
Когда карета тронулась с места, Жак подумал, что вовсе не обязательно было сообщать Дюлюку название корабля. Он поторопился. А Дюлюк оказался более ловким, чем можно было подумать. Карета поехала скорее. Джульетта сидела напротив Жака, погруженная в раздумья. Жак откинулся на спинку сиденья и облегченно вздохнул.
Этот вечер совершенно измотал его. Глядя в окно кареты на мелькавшие, как тени, дома с погашенными огнями, он вспомнил давешнюю оплошность с той улицей. Он всеми силами избегал ее, все маршруты их прогулок с Джульеттой были построены так, чтобы случайно не выйти к запретному месту. Но теперь улица Рю-Бушер-де-Дю-Буль призраком выползала изо всех щелей, из-за вычурных решеток и захлопнутых ставней, из узких, высоких дверных проемов, мимо которых катилась карета, и Жак чувствовал, как события семнадцатилетней давности возвращаются к нему, гонятся за ним по темным переулкам. Несколькими часами раньше он задернул занавеску, но девушка все равно побледнела. Дюлюк это заметил, но не подал вида. Когда они проезжали мимо заведения мадам Стефани, или «Красной виллы», как ее называли, карета внезапно накренилась, и Жаку показалось, будто его подбросили в воздух и так и оставили висеть между небом и землей. Он боролся с нахлынувшими воспоминаниями и заставил-таки себя сохранить невозмутимость под цепкими взглядами тех двоих, сидевших напротив. Но теперь воспоминания о той давней ночи возвращались неумолимо и настойчиво. Он был не в силах сопротивляться им.
Тогда был ужасный ливень. Он не ослабевал ни на минуту. Да, дождь шел всю ночь. Они с Шарлем приехали в Париж на неделю, чтобы осмотреть бумажные фабрики, одну из которых им предстояло приобрести на паях, а впоследствии продать с убытком, чтобы Шарль разорился. Таков был тайный план. Разорение должно было заставить его обратиться к ним, но итог этой аферы не привел к полному разорению. Шарль был слишком горд и слишком предприимчив. Ламприеры так и не столкнулись с нищетой. Поэтому в силу вступил другой план. Он завершился неподалеку от Бланш-Пьер на Джерси, и Жак предвидел возможность такого исхода уже семнадцать лет назад. Именно поэтому он и подбил Шарля ехать в Париж, поэтому лгал ему, водил его за нос, разорял его. И когда годы спустя он увидел на озерном мелководье растерзанный труп, он понял, что действовал правильно, но заблуждался касательно Шарля. Когда они бродили в ту неделю по Парижу и Жак таскал своего друга по бульварам и улицам, трактирам и скверам, он был убежден в своей правоте. Этот обман был на пользу. Он считал так тогда и продолжал верить в это сейчас. Но та дождливая ночь не прошла бесследно для Жака. Его вера стала сложней и мрачней.
Когда начался сильный дождь, они обедали у Пюи и просидели в ресторане дотемна, надеясь, что дождь прекратится. Фабрика, которую они осмотрели утром, вполне устраивала обоих. До вечера они пили за успех, наполняя бокалы «Ганетэном» и «Кондрье». Дождь не утихал, и, когда они наконец вышли из ресторана, он припустил еще сильнее. Оба были изрядно пьяны. Карманы Шарля были набиты зелеными грушами, которые он прихватил со стола, и они ели эти груши, пробираясь по улицам, затопленным потоками воды из водосточных труб. Они промокли до нитки, но, несмотря на это, были в хорошем настроении и распевали «Тодз Баклер», шагая по улице Сен-Мартен. Шарль дурачился, изображая клоуна, что было совсем на него не похоже. Жака это почему-то раздражало. Все было той ночью как-то не так.