Слово авторитета
Шрифт:
— Сдается, гад! — услышал Картавый откуда-то сверху бодрый голос.
Зловеще щелкнули наручники.
— Здорово ты его подсечкой зацепил, — прогудел кто-то вблизи. Картавый повернулся и тут же получил удар по голове:
— Лежать.
В следующую секунду его с силой оторвали от пола. Картавый взвыл от боли и, поторапливаемый пинками, зашагал к выходу.
Глава 48.
О ПРОСТОМ ЕВРЕЕ, ПРОЧИТАВШЕМ ТАЛМУД
— Итак, я повторяю свой вопрос, откуда у тебя взялись «стволы»?
Невольно
Желательно владеть своими эмоциями, полезно сделать несколько глубоких выдохов или просто слегка задержать дыхание.
— В жилах каждого еврея, даже если он обременен учеными степенями, всегда живет самый обыкновенный сапожник, мечтающий завести свою лавочку, — улыбнулся Леня Картавый. — Господин хороший, здесь не надо ничего выискивать, я просто купил эти «стволы» по дешевке для того, чтобы продать повыгоднее.
— Что, денег на жизнь не хватает? — разжались губы Шибанова.
— Как известно, копейка рубль бережет. А потом, денег действительно всегда не хватает. Вот вы спросите у человека, который зарабатывает сто миллионов Долларов в год, много это или нет? Так он вам скажет, что едва сводит концы с концами, и будет прав. Во-первых, — загнул мизинец Леня, — у него дорогой дом, который обошелся ему не менее десяти миллионов. Со всеми наворотами: банями, саунами, бассейнами и прочим. Все это надо содержать соответствующим образом, а это в свою очередь опять стоит больших денег.
Добавим сюда прислугу, которой тоже нужно платить. Такому господину положено три раза в год менять машины, обновлять свой автопарк. А это опять траты.
Наверняка он имеет небольшой реактивный самолет, который перемещает его дорогое тело из одной точки планеты в другую, а это опять расходы. — Леня Картавый загибал уже пальцы на другой ладони. Лишь «браслеты»; будто бы соглашаясь, слегка побрякивали при малейшем движении. — Если он женат, то сумма возрастает вдвое! А потом, нужно посмотреть мир. Останавливаться следует только в дорогих отелях. Так вот я тебе скажу, господин хороший, у него едва хватает денег, чтобы купить серебряные сережки своей любовнице! Шибанов снисходительно улыбнулся:
— А много ты заработал? Картавый задумался всерьез:
— Ну-у… если честно… покупал я их по триста баксов за «ствол».
Продал за пятьсот каждый! — в голосе Лени слышалась нескрываемая гордость. — Так что навар приличный. Во всяком случае, могу пару раз пообедать в ресторане, а еще и девочку какую-нибудь угостить.
— Кому ты их продал?
— Господин хороший, ты думаешь, я паспорт, что ли, у них спрашивал?
Когда ты на базар идешь, у тебя продавцы спрашивают документы? — и, заметив легкую улыбку капитана, почти победно заключил:
— Вот так и я не спрашиваю. Для меня главное — деньги получить, а как он там товаром распорядится — не мое дело.
— Только ты ведь, Картавый, недоговариваешь чего-то. Ты ведь не апельсины продавал, а «стволы», а это статья. И, кроме того, «стволы», что ты продал, они в картотеке числятся, это те самые, что в охране взяли. Знаешь,
сколько за свои чудачества ты можешь получить?— И сколько же? — старался сохранить равнодушие Картавый.
— Лет двадцать пять, а то и пожизненное может быть. Лицо Лени Картавого как будто не изменилось. Вот только уголки губ самую малость приподнялись.
— Ничего, как-нибудь выживу. И Моисей сорок лет по пустыне ходил.
— А ты, я вижу, философ.
— Нет, я простой еврей, который прочитал Талмуд, — в сердцах проговорил Картавый.
— Ладно, оставим наши теологические диспуты. И у кого же ты купил «стволы»?
Леня Картавый положил руки на край стола. «Браслеты» ему слегка жали, и Шибанов видел, что на его запястьях обозначился красный след. Картавый мужественно терпел, полагая, что в последующие двадцать лет его ожидают куда большие лишения.
— На Рижском рынке один бандюга из-под полы предложил, — честно посмотрел Картавый на Шибанова. Григорий усмехнулся:
— За своего человека, значит, принял. Улыбка у Картавого получилась широкая. Он явно бравировал своими крепкими зубами.
— Ну, уж на опера я точно не похож.
С левой стороны, на самом краю стола была прикручена настольная лампа.
Можно было бы направить лампочку в сто пятьдесят ватт прямо в глаза подопечному и с удовольствием наблюдать за тем, как его лицевой нерв дергается при каждом остром вопросе. Но вряд ли подобная мера сумеет сломать его. Лене приходилось видывать и не такое.
— Значит, идешь в отказ?
Леня Картавый удивленно вскинул ресницы:
— Долг каждого гражданина помочь следствию. Все-таки в детстве я был примерным мальчиком, играл на скрипке и всегда уважал правосудие.
— Обещаю тебе, что пожизненного ты можешь избежать, если расскажешь все, как было. Картавый неожиданно расхохотался:
— Господин хороший, хоть я и был примерным мальчиком, но моя добрая покойная мамушка всегда говорила мне о том, что весь мир делится на хороших и плохих дядей. А поэтому у меня есть сильное сомнение, с хорошим ли дядей я разговариваю.
— А ты дипломат.
Картавый сдержанно улыбнулся:
— Я не дипломат, господин хороший. Я всего лишь самый обыкновенный еврей.
— Хорошо. Где ты был утром третьего июня? Леня поморщился:
— Господин хороший, я даже не знаю, какое сегодня число, а ты мне говоришь о прошлом месяце. Хотя могу предположить… Где может находиться в это время благочестивый еврей? Скорее всего я был в синагоге и молился. Вот сам ты, господин хороший, можешь вспомнить, где ты был месяц назад? — и, уловив на лице Шибанова едва заметное смятение, победно добавил:
— Вот то-то и оно, а меня пытаешь!
— Ты с Закиром Каримовым знаком?
— Ну ты даешь, господин хороший, — воскликнул Картавый. — Кто же не знает Закира! Только сразу тебе хочу сказать, в приятелях я с ним не был, и мы с ним никогда не пересекались.
— Выходит, параллельным курсом идете? съязвил Григорий.
Леня Картавый слегка нахмурился:
— Это смотря что ты имеешь в виду. Я со своим прошлым завязал. Не спорю, всякое бывало по молодости, но сейчас я чист, как ангел.