Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку
Шрифт:
– И что же, ваше величество, далее? – спросил Сулковский.
– Я женил его! Своей волей. Ведь я король. И я все мог!
– Правда, – заметил граф Линар, – я слышал, что в первую ночь кастрат ваш ночевал в таверне. А с фрейлиной Лихтверт остался в браутс-каморе кто-то другой… Очень похожий на короля!
– Сходство с королем у этого негодяя, – отвечал Август, – было поразительное. Все так и думали, что это был я. Впрочем, я тоже думал: я или не я?.. Пора признаться: это действительно был я! К чему скрывать?.. А ты, Линар, очень дерзок. Я пошлю тебя с поручением в Петербург к
И опустошенный кубок полетел, сверкая, в окно.
– Едем! Сразу, как откроется карнавал. Ты, Линар, поскачешь в Петербург, а я, твой король, потащусь в проклятую Варшаву… Кстати, – повернулся король к барону Хойму, – в дороге я всегда скучаю. Пусть твоя прелестная жена сопутствует мне до Варшавы!
– Мне будет нелегко уговорить ее на это, – побледнел Хойм. – Вы же знаете, как сильно она меня любит.
– Ты постарайся, – попросил король. – Твой рассказ о прелестях жены не был лишен для меня интереса…
Хойм воскликнул:
– Черт побери! Чего не сделаешь ради любимого короля!
И тень короля опять шагнула в нишу, растворяясь в полутьме. Тени окружали Августа… тени воинов и развалин… тени пышных фавориток… тени узников, прикованных цепями к стенам подземелий… тени уходящей в небытие жизни!
А сын короля (тоже Август) очень красиво вырезал из бумаги все, что взбредет в голову. И тучами расстреливал собак.
– Тебе, мой сын, – сказал король, входя к нему, – надо быть бы закройщиком или живодером на бойне. Ты разоришь Саксонию на бумаге и на собаках… Скажи: неужели даже развратницы тебя не прельщают?
Сын короля ловко вырезал из бумаги фигуру женщины.
– Вот она! – показал отцу. – Самая сладкая распутница!
– Боже, – схватился король за голову. – И этому остолопу должны достаться две короны сразу… Пойми, ничтожество: Россия, Австрия и Пруссия уже составили «Союз черных орлов». Я спешу в Варшаву, чтобы спасти для тебя хотя бы кусок от Польши…
Открыв в Дрездене карнавал, 6 января 1733 года Август II отъехал на открытие сейма. Больная нога короля покоилась на бисерной подушке. Прекрасная и глупая баронесса Хойм сопровождала его.
– Как я завидую герцогу Орлеанскому, – сказал король. – Ведь ему удалось умереть в постели с мадам де Валори… Осчастливьте же меня, баронесса: позвольте умереть в объятиях ваших!
– Ваше величество, все будет так, как вы пожелаете…
По дороге на Варшаву – возле Кросно – король встретил старого приятеля и собутыльника пана Грумковского. Встреча друзей была исключительно нежной. Лошадей распрягли, и два друга, обнявшись, засели в корчме – под бочками с белым и красным.
– Ну, круль, – сказал Грумковский, жупан скидывая. – Теперь мы не разъедемся так просто… Эй, хозяин! Бочку на стол!
Король с другом выпили на этот раз всего две бочки. Август Сильный остался ночевать на почтовом дворе, в очень жарко протопленной комнате. Утром его стала мучить одышка. Дорога была дурной, вся в ухабах, и он часто спрашивал – скоро ли Варшава?
Граф Брюль, молодой придворный, вытирал обильный пот со лба короля… Вот и Варшава! Когда гайдуки кинулись
открывать двери кареты, Август запутался в плаще. И ногою (больною) ударился об косяк. Сразу хлынула кровь. Вскрикнув, король потерял сознание…Это случилось 16 января. Очнулся он уже в постели.
– Как не везет, – сказал король Брюлю. – Только бы не вздумали саксонцы хоронить меня в фарфоровом гробу. Вот будет потеха в Европе, если ящик расколется и я вывалюсь на мостовую, как это случилось с графиней Денгоф… Брюль, исполни мою последнюю волю. Вот корона Ягеллонов, мои главные сокровища, ордена и ценные бумаги. Скачи во весь опор в Дрезден: передай их сыну…
В ночь на 1 февраля Август был причащен, а к пяти часам утра он скончался… Врачи вырезали его сердце, срочно отправили его в Дрезден.
Никогда еще не плясали так весело Саксония и Польша:
– Нет больше проклятого распутника! Эй, выпьем за дохлятину!
Освободился престол Речи Посполитой, но власть короля в Польше была избирательной, а это значило – любой пан мог претендовать на место покойного Августа.
– Изберем достойного из Пястов! Долой всех немцев! Крулевята, сейм продолжается… Мы решим судьбу ясновельможной Польши, как нам захочется.
Глава вторая
Начиналось действо великое – действо российское, ко славе в трудах поспешающее… Первые обозы Великой Северной экспедиции уже подтягивались к Москве, а хвост еще собирался возле застав петербургских. Обоз был грандиозен, словно армия на походе.
Динь-динь-динь – звенели колокольчики, туп-туп-туп – колотили в наст лошадиные копыта. Фрррр… – взлетали куропатки из-под снега. Пять тысяч лошадей разом брали с места в карьер.
Вот оно – флота офицерство: крепкие шеи, бритые затылки. Мундиры сняли, парики скинули, рукава засучили, разлили по чашкам пенное хмельное вино:
– Прощай, море Балтийское – море придворное.
– Свидимся ли когда? – загрустил Сенька Челюскин.
Лейтенант Прончищев кружку поднял, висла с краев ее лохматая пена, обнял красавицу, что была с ним рядом.
– Марьюшка, – сказал, – в чине высоком, в чине супруги моей любимой, являю тебя пред товарищами моими, яко соучастницу в бедах, трудах и в радостях… Я без тебя – никуда!
– Виват господа корабли стопушечные!
– Виват господа галеры стовесельные!
– Виват Россия, виват госпожа отечество!
И, колотя кружки, до дна пили… День был морозный – тронулись. От хмельного расставания многим кисло было. Ученого астронома Делиля де ла Кройера свалили мешком в санки: он лишку принял. Ехали – не тужили. А особо был рад Митенька Овцын, даже назад обернулся и кулаком Петербургу погрозил.
– Да пропади вы пропадом, – сказал. – Лучше на краю света с волками жить, нежели с палачами да катами… Эй, гони, ямщик!
И – гнали. Северная экспедиция начинала свой тяжкий путь, закончить который предстоит еще не скоро. Упав в розвальни, хохотала краснощекая Марьюшка Прончищева, радуясь, что без мужа не останется. Возглавляя громадные обозы, неторопливо катил в санях капитан-командор Витус Беринг и на постоялых дворах шуршал по ночам картами.