Слой-2

– И вы «казнили» Кулагина?

– Да, – сказал Степан.

– Велено было? – Кротов с намеренной издёвкой повторил недавние Степановы слова, но тот лишь кивнул в знак согласия.

– И за что его «казнили»? То есть «приговорили» за что, за какие провинности?

– За дело, – сказал Степан. – Без дела не приговаривают.

– И вам всё равно, кого и за что убивать?

– Совсем не всё равно, – сказал Степан. – Я же вам объяснял, в чем тут разница.

– Кулагин был плохим человеком?

– Да.

– Докажите! – приказал Слесаренко, снова подавшись вперед и положив локти на колени.

Степан прикурил сигарету и убрал зажигалку в карманчик рубашки. Скуластое лицо его с мохнатыми бровями выражало терпеливую скуку.

– Вы же знаете, чем он занимался.

– Ну, в общих чертах, – не слишком уверенно сказал Слесаренко.

– Тогда чего спрашиваете.

– Но он же никого не убивал!

– Лично – нет. Но из-за него постреляли хороших людей.

– Вы можете рассказать об этом подробнее? – попросил Слесаренко, весь как-то обмякнув и сгорбившись. – Мне это важно, поймите.

– Могу, но зачем? Разве это что-то поменяет? Я вам сказал – это правда. Зачем вам слушать лишнее...

– Я уже дал слово, что ничего никому не скажу.

Степан поглядел на него понимающе и произнес с оттенком уважительности в голосе:

– Но ведь и я тоже дал слово.

Слесаренко помолчал немного, разглядывая сплетенные пальцы собственных рук, и сказал:

– Извините, не подумал.

– Слышь, Стёпа, – сказал Кротов, – и тебе эта работа по нутру?

Ответ последовал мгновенно, без колебаний и фальшивых интонаций, и именно эта простота и естественность Степанова ответа заставила Кротова вздрогнуть.

– По нутру.

– Ты и меня бы шлёпнул, если б «было велено»? – спросил Кротов больше по инерции, потому что ответ ему уже не требовался. Степан понял это и промолчал; сидели молча и Кротов с соседом, и в тишине вдруг послышался скрипучий шорох за окном. Степан шевельнул пистолетом и крикнул:

– Эй вы там, без глупостей! Не видите, что ли: люди мирно беседуют.

– Отойдите от окна! – сказал Слесаренко не оборачиваясь. – Вы страшный человек, Степан, но вы и несчастный человек. Зачем вы придумали себе это глупое робингудство?

– Потому что я вас ненавижу, – слегка изменившимся голосом, но всё так же спокойно ответил Степан.

– За что? – Слесаренко немного распустил узел галстука и начал рыться в карманах явно в поисках курева. Кротов достал свой «Бенсон» и ткнул им соседа в предплечье. Почему-то именно в этот момент он решил и поверил, что никакой бомбы в диване под ними нет и быть не могло.

– Вы разрушили всю мою жизнь, – сказал Степан, и Кротов даже поморщился от первой за весь разговор чужой и придуманной фразы. Слесаренко тоже уловил эту фальшивинку в Степановом голосе и произнес чуть-чуть снисходительно:

– Выражайтесь проще, Степан. Вы не на митинге.

– Я на митинги не хожу... Вы разрушили и разграбили Россию, вы пустили по миру народ...

– От кого-то я уже слышал эти речи! – воскликнул Кротов.

– Помолчите, Сергей, – отмахнулся Слесаренко, но было видно: Кротов попал в точку, и соседу это было крайне неприятно. – Оставьте вы народ в покое, Стёпа, расскажите лучше о себе.

Степан уронил сигарету на чистый, натурального дерева, матово блестевший наборный пол и растер её подошвой ботинка.

— Вот эти руки, – показал Степан, пистолет качнулся у лица и снова лёг на колени, – могли делать то, чего не мог делать станок. И я не вру. Моя работа в космосе летала. А потом пришли вы и сказали, что мои руки никому не нужны. И отправили меня в литейку, и то по блату, а так бы и вовсе под сокращение попал. И я вот этими руками, которыми на ощупь пол-микрона брал, не вру, таскал чугунные болванки. Но ведь и там зарплату не платили месяцами. И тогда кореш взял и устроил сторожем на автостоянку. Ну, блин, такая работа квалифицированная! Кореш научил, как начальство нагрёбывать: ставишь машину «чайника» по ту сторону забора, говоришь, что внутри все места раскуплены, а деньги с «чайника» себе в карман. У вас же вся жизнь на воровстве построена. – Степан сверкнул глазами. – Сверху донизу. Друг друга продаёте и нагрёбываете... Да всю страну уже продали американцам, теперь грызётесь между собой как собаки последние!..

– Опять вы обобщаете, – прервал его Слесаренко. – Ну, стоянка, а потом?

– Так стоянка – это почти охрана. Ружье дали старое, ижевское, я его починил, ну, заметили, стали стволы таскать на ремонт и профилактику. Вот так и попал в «бригаду».

– К Андрею?

– Ага.

– Ну а как... этим... стали? – неловко вымолвил Слесаренко, превозмогая нелепость вопроса.

– Об этом говорить не будем, – строго произнес Степан, и Слесаренко кивнул.

– Одинокий, значит, волк, – сказал Кротов, не чувствуя к Степану ни жалости, ни сострадания. – Эдакий, значит, санитар леса... Ты самый обыкновенный бандит, Стёпа, только с философией.

– Зря вы так, – произнес Слесаренко, но Кротов толкнул его локтем и повторил:

– Обыкновенный бандит. Ты эти вот хоромы на какие бабки построил, а? На рабочие, когда на космос вкалывал? Херушки. Дом-то свежий, я вижу, вся обстановка новая, один паркет твой дубовый чего стоит... И стул, на котором ты сидишь, «баксов» на двести тянет, если не больше.

– Да больше, больше, – сказал Степан и усмехнулся.

– Чего смеёшься? Ты же свой дом на крови поставил, а смеёшься. Гляньте, Виктор Александрович, – работа скульптора Шадра: «Пистолете глушителем – орудие пролетариата»...

Степан повертел пистолет в руках, рассматривая его как бы внове, потом наставил его на Кротова и сказал: «Бум!».

– Эй, мужик! – угрожающе крикнул один из амбалов за окном. – Еще раз так сделаешь – словишь пулю.

Степан удивленно поднял мохнатые брови, почесал левой рукой за ухом, вскинул пистолет и опять сказал: «Бум!», подержал его немного на весу и опустил. «Нет, – подумал Кротов, – в этом гадском диване что-то есть, жопой чувствую...».

Долго и молча глядевший в пол Слесаренко поднял голову, и Кротов увидел на его лысине редкие и крупные капли прозрачного пота.

– Вы убивали плохих людей, Степан, и вас можно понять, можно хотя бы постараться понять, если бы не две вещи.

– Какие? – спросил Степан и подмигнул Кротову.

– Вы убивали плохих людей по приказу таких же плохих людей, если не хуже.

– А второе?

– Людей убивать нельзя.

– На войне можно.

– Но вы же не на войне!

– С чего вы взяли? Мы с вами давно уже воюем. Партизанскими, правда, методами, но воюем. И воевать не перестанем.

– Пока – что? – поинтересовался Кротов.