Случай необходимости

— На машине. Он лежал на машине. Сначала я подумал, что он просто напился до бесчуствия. Это было на дороге, понимаете, и я испугался, что он может угодить кому-нибудь под колеса, поэтому я остановился, чтобы убрать его оттуда. Подойдя поближе, я увидел, что он хорошо одет и весь в крови. Я не знаю, что с ним случилось, но на вид он был совсем плох, и поэтому я привез его сюда.

— А вы не знаете, что это может быть? — спросил практикант.

— По-моему, его избили.

— У него нет бумажника, — сказал практикант. — Сколько он вам должен за проезд?

— Ничего, пустяки, — сказал лысый.

— Я уверен, что он пожелает заплатить вам.

— Пустяки, — повторил таксист. — Ну ладно, мне пора.

— Все же оставьте свои координаты у секретаря, — сказал практикант.

Но пожилой таксист уже скрылся за дверью.

Меня привезли в комнату, стены которой были выложены голубым кафелем. У меня над головой был включен хирургический светильник. На меня смотрели чьи-то лица, наполовину скрытые под марлевыми повзяками. На руки врачей натянуты резиновые перчатки.

— Сначала остановим кровотечение, — сказал все тот же врач. — А потом сделаем рентген. — Он взглянул на меня. — Вы очнулись, сэр?

Я кивнул и хотел что-то сказать.

— Нер разговаривайте. У вас может быть сломана челюсть. Сейчас я закрою рану у вас на лбу, а там посмотрим.

Медсестра умыла меня. Сначала теплым мылом. Губки быстро пропитывались кровью и их приходилось менять.

— Теперь спирт, — сказала она. — Может немного щипать.

Молодые врачи-практиканты осматривали рану и разговаривали между собой.

— Наверное лучше отметить это как шестисантиметровый наружный порез на правом виске.

Я почти не чувствовал жжения спирта. Он холодил кожу и немного пощипывал, вот и все.

В руках практикант держал кривую хирургическую иглу, вставленную в иглодержатель. Медсестра отступила назад, и он склонился над моей головой. Я ожидал почувствовать боль, но чувствовал лишь легкое покалывание. Накладывая швы, он сказал:

— Черт, какой глубокий порез. Совсем как хирургический.

— Нож?

— Может быть, но я сомневаюсь в этом.

Медсестра наложила мне на руку жгут и брала кровь из вены.

— Введите ему еще противостолбнячную сыворотку, — сказал практикант, продолжая накладывать швы. — И пеницилин. — Тут он обратился ко мне. — Моргните один раз, если «да», и два раза, если «нет». У вас есть аллергия на пенициллин?

Я моргнул два раза.

— Вы уверены?

Я моргнул один раз.

— Хорошо, — сказал практикант. Он все еще зашивал рану. Медсестра сделала мне два укола. Второй практикант осматривал мое тело и не говорил ничего.

Должно быть я снова потерял сознание. Вновь открыв глаза, я увидел, что над головой у меня установлен огромный рентгеновский аппарат. Кто-то раздраженно повторял: «Осторожно. Да осторожнее же.»

Я снова впал в забытье.

Очнулся я уже в совсем другой комнате. Стены в ней были выкрашены светло-зеленой краской. Занимавшиеся мной практиканты подносили еще сырые рентгеновские снимки к свету и обсуждали их между собой. Затем один из них ушел, а второй подошел ко мне.

— С вами как будто все в порядке, — сказал он. — Возможно у вас выбито несколько зубов, но трещин и перелосов как будто нет.

Туман в голове рассеивался; я приходил в себя и уже был в состоянии спросить:

— Рентгенолог смотрел снимки?

Этот вопрос застал их врасплох. Они прихили, и в этот момент, должно быть, думали о том же, что и я: о том, что разбирать снимки черепа очень нелегко, и для этого необходимо соответствующий опыт. Они так же не ожидали, что я могу задать подобный вопрос.

— Нет, рентгенолога сейчас нет на месте.

— А где же он тогда?

— Вышел за кофе.

— Тогда пусть он войдет обратно, — сказал я. У меня во рту все пересохло; челюсть болела. Я дотронулся рукой до щеки и обнаружил большой и очень болезненный желвак. Не удивительно, что они беспокоились о том, что могут быть трещины.

— Какой у меня крит? — снова спросил я.

— Что вы сказали, сэр?

Им было трудно понимать меня, потому что язык у меня заплетался и речь от этого казалась неразборчивой.

— Я сказал, какой у меня гематокрит?

Они снова переглянулись между собой, а затем один ответил:

— Сорок, сэр.

— Принесите мне воды.

Один из них отправился за водой. А другой изумленно глядел на меня, как будто только что признал во мне человеческое существо.

— А вы врач, сэр?

— Нет, — огрызнулся я. — Я хорошо осведомленный пигмей.

Смутившись, он вытащил из кармана блокнот м спросил:

— Вы поступали когда-либо на лечение в эту больницу?

— Нет, — сказал я. — И сейчас не собираюсь этого делать.

— Сэр, но вы поступили сюда с резанной раной…

— Это мое дело. Дайте мне зеркало.

— Зеркало?

Я вздохнул.

— Хочу посмотреть, чего вы там нашили.

— Сэр, если вы врач…

— Дайте мне зеркало.

Зеркало и стакан воды были доставлены мне с впечатляющей поспешностью. Сначала я быстро выпил воду; это было замечательно.

— Вам лучше не торопиться, сэр.

— Гематокрит сорок, и это совсем не плохо, — сказал я. — Вы тоже, кстати, об этом знаете.

Держа зеркало в руке, я рассматривал порез у себя на лбу. Я злился на практикантов, и это раздражение помогало мне забыть о боли. Я разглядывал изогнутый порез, который начинался повыше брови и спускался к уху.

Они наложили около двадцати швов.

— Как давно меня привезли? — спросил я.

— Около часа назад, сэр.

— Перестаньте называть меня сэром, — сказал я, — и сделайте еще один анализ крови. Я хочу убедиться, что нет внутреннего кровотечения.

— Сэр, но у вас пульс только семьдесят пять, и цвет вашей кожи…

— Делайте, что вам говорят, — сказал я.

Они снова взяли у меня кровь. Практикант набрал в шприц не меньше пяти кубиков.

— Боже, — сказал я. — Ведь это только на гематокрит.

Он виновато взглянул на меня и поспешно удалился. Небрежно работают. Для анализа требуется совсем немного крови, какая-то часть миллилитра, фактически может быть достаточно даже капли крови из пальца.

Я сказал, обращаясь оставшемуся практиканту.