Случайные соседи
Шрифт:
Было низко намекать ему на слепоту, и я вовремя прикусила язык. Мужчина сделал вид, что не заметил моего колкого замечания.
Крупные ладони с длинными худыми пальцами, накрыли мои руки, прошлись по запястьям, перехватили чашу. А у меня сбилось дыхание. От стояния на цыпочках, мои стопы онемели. Я потеряла равновесие, начала заваливаться вперед, но рука мужчины заскользила от моего запястья к предплечью и крепко его сжала, не давая упасть.
Сердце бешено забилось в груди. Я заглянула в пустые глаза, по-прежнему смотрящие не на меня.
Этот красивый мужчина был слеп. Абсолютно слеп.
–
– Непременно. – Ошарашенно прошептала я, освобождая руки.
– Не зайдете? – Последними разжались его пальцы на моем предплечье. Мне показалось, или это было сделано с сожалением?
– Нет. – Мои слова лишились звука.
Я попятилась назад, потом в два широких шага заскочила в свою квартиру, и заперлась на замок.
Вслед за пальцами задрожало все тело, дыхание стало рваным и болезненным. Слишком рано мне выходить. Я еще не готова к общению с людьми.
Я держалась за стены, задевала свои холсты, составленные один на одном в коридоре, и подвешенные на крючках. Они раскачивались, терлись о старую штукатурку, и поднимали в воздух белую пыль.
Места, где меня касались пальцы Леманна горели и покалывали.
Я дошла до кухни, взяла металлическую губку, и начала тереть ей запястья, поливая жидким мылом.
Это была плохая идея. Зря я открыла дверь Изольде. Меня взволновало ее предупреждение на счет службы спасения. С нее станется… Она ни раз уже вызывала их, когда я подолгу не выходила из дома. Потом Изольда Лазаревна томно вздыхала, и похлопывала крепких «мальчиков» по плечам, и благодарила за спасение нерадивой воспитанницы.
Когда не стало отца, вся еврейская община взяла меня под свое крылышко.
По идее, я должна быть благодарна…
«Мириам Кравец!»
«Моя тётя»
«Будьте осторожны»
«Не зайдете?»
На повторе крутилось у меня в голове.
До красноты натерев кожу, я включила газ, поставила чайник, и сползла по кухонной тумбе вниз.
Над моей головой было круглое слуховое окошко. Я слушала тихие шаги. Потом заиграла музыка. Сосед играл на фортепиано.
К моменту, когда засвистел чайник, я уже полностью пришла в себя. Я вспомнила, как мне играла мама. Она умерла уже очень давно, я была тогда еще маленькой, но музыку я хорошо запомнила. Мелодии и длинные пальцы, бьющие по белым и черным клавишам инструмента, всплывали в воспоминаниях чаще, чем ее лицо.
Изольда действительно обещала матери, что позаботится обо мне, и честно заботилась. А сегодня решила подсунуть меня своему странному племяннику. Логика этой женщины не поддавалась анализу. Решила нас свести? Просто познакомить? Или целью было выманить меня из квартиры, хотя бы в парадную?
Я набрала несколько баночек воды. Сколола волосы на затылке, используя вместо шпилек разбросанные по всему дому кисти. Пить чай или есть, мне перехотелось.
Вся гостиная и моя спальня были заставлены мольбертами, рулонами с холстами, и сбитыми в подрамники досками.
Я выбрала большой холст, сняла платье, натянув простую футболку, и застегнула на поясе фартук.
На палитре еще не успели застыть с ночи уже замешанные краски. Кисть окунулась в цвет, потом сделала первый мазок на чистом полотне, повторяя изгиб массивной шеи моего
соседа, наклон головы. Закончив подмалевок, я принялась за детали.Я рисовала свет в его коротких кудрях, нос, с легкой волнующей горбинкой, крупные губы, и пустые пугающие глазницы.
Интересно, как давно он не видит? Что с ним произошло? Видел ли он когда - ни будь, или таким родился? Леманн не выходил у меня из головы, а перед глазами оживал его портрет.
Когда я очертила голые плечи, пренебрегая прорисовкой одежды, в дверь снова постучали.
Музыка давно не играла, Солнце зашло за горизонт.
«Должно быть это доставщик еды» - решила я.
Фартук, обернутый вокруг моей талии, скрывал белье, и служил мне подобием юбки. Можно было не стесняться открывать дверь.
Тыльной стороной ладони я провела по лицу, убирая выбившуюся тонкую прядь, и почувствовала, как на коже остается холодный и мокрый след от краски.
Стук повторился.
– Я уже иду! Одну минутку!
Открыв дверь, я лишилась на мгновение дара речи.
– Леманн? – Начала я судорожно вспоминать, как ворочать языком. Что ему могло понадобиться?
– Давид Леманн. Приятно познакомиться. – Мужчина протянул мне поднос. – Изи просила передать вам эклеры, и сказать, что я сам их испек. Согласен, это даже звучит глупо. На этом обмен любезностями, как соседям, можно считать свершившимся.
У меня заурчало в животе.
– Жаль. Могла бы передать пирожки.
– Ну, это вы уже сами с ней разбирайтесь. – Он развернулся и напряженно зашагал в сторону квартиры номер «9». Наверное, считал шаги.
– Подождите буквально одну минуту! – Я зашлепала босыми ногами, нагоняя соседа, и потянула его за рукав рубашки обратно. – Я не отниму у вас много времени!
Оставив Давида Леманна у порога, я побежала в гостиную, схватила кусок бумаги для набросков и карандаш. Вернулась и, прислонив бумагу к дверному косяку начала водить по ней грифелем. Я ошиблась в форме бровей. Надо же! Не запомнила толком!
– Что вы делаете?
– Я почти закончила! – Через минуту я уже сжимала в руках готовый набросок. Мужчина терпеливо стоял на месте, и не шевелился, не имея ни малейшего понятия, что я делаю.
– Спасибо!
– Вы рисовали? – Удивил он меня.
– Да. Простите, что не предупредила! А как вы…
– Вы громко водили карандашом по бумаге. – У меня от удивления приоткрылся рот. – А еще, у вас очень громкий чайник.
Ореол моего немого восторга мигом погас.
– А вы громко играете, так что с того? Спасибо, что уделили время! – Я слегка надавила на мужскую грудь, заставляя Леманна отступить назад, и закрыла дверь.
– Грубый и резкий! Характер так отличается от внешности! – пробурчала я, и включила свет, возвращаясь к портрету на большом холсте.
Глава 3. Новые привычки
Депрессивное расстройство, приступы паники, отсутствие желания выходить из дома – лишь чудом не переросшее в агорафобию. Если поднапрячься, то можно этот, и без того не маленький список, дополнить.
Через несколько дней, после того как я обзавелась новым соседом, я уже привыкла просыпаться от звуков музыки.