Случайный билет в детство
Шрифт:
У одного прилавка, что рядом с вещевым отделом толпились люди.
— Что-то тут продают такое, — сказал Олег, — посмотрим?
Мы подошли ближе. Оказалось тут очередь за кимоно. Вот это номер! Только об этом думал. Савин что-то подсчитал в уме и двинул меня локтем.
— Давай купим?
— На кой?
— Для занятий карате, конечно!
— Эко как! — удивился я. — Думаешь, надел и сразу крутым стал?
— А че? — обиделся Олег. — Можно начать, удары там всякие…
— Ты лучше утром, пораньше вставай, — прервал я Савина, — и зарядку делай. А то скоро «трудовая мозоль» вырастет.
Тот непонимающе
— Какая ещё мозоль?
— Живот, — улыбнулся я, — вот такой.
И, как помнил, примерно показал размер будущей объемной части тела друга.
— Ну тебя, — оттолкнул меня Олег, — не будет у меня никакого живота.
— Ага, — усмехнулся я, — если меня не послушаешь. Ладно, пойдем котелки смотреть.
И мы пошли вдоль прилавков. Я задержался у стойки с лыжами. Провел рукой по деревянной лакированной поверхности. Пластиковых лыж в продаже ещё долго не будет. Много чего не будет. Но ездить мы учились именно на них. И ломали их много, так как горки тут ог-го-го! Крутые. Санок порой на сезон не хватало, не то, что лыж. А клюшки? Я даже взял одну, рассматривая. «Динамо» — написано на боку. В Нижегородской области делают, кстати. Тоже ломали пачками.
— В горы возьмешь, — съязвил Олег, — вместо посоха.
— Угу, от медведей отбиваться. — Я поставил клюшку обратно. — Пошли, вон, там котелки, вроде.
Савин обозрел тур-посуду и сказал:
— Чет-то они все какие-то… мелкие, что ли.
— Нормальные, — отвечаю и прошу продавщицу:
— Покажите мне, пожалуйста, вон тот котелок.
Получив требуемое, я хмыкнул — у меня имелся такой же. С ним я обычно на рыбалку с ребятами ездил. Двухлитровый, с толстыми стенками, округлый и с крышкой. Его вполне хватало, чтобы вскипятить чаю, или сварить уху. Е-моё! Да я его тут, в «Динамо» и покупал. Вот так совпадение!
— Да ну-у-у, — протянул Олег, критически оглядывая дюралевое изделие, — не котелок, а каска фрицевская. Да и мал больно.
— Ничего ты не сечешь в этом вопросе, — отвечаю ему, — самое то!
— Что, то? Нас сколько будет? Класс целый!
— А ты что, огромный казан хотел купить? — усмехаюсь я. — Как носить такую тяжесть? А в этом котелке на трех-четырех человек хватит поесть сварить и воду для чая согреть, быстро причем.
— Ладно, — сдался друг, — только я другой возьму, а то будут говорить, что Савин в немецкой каске суп варит.
— Твоё дело, — отвечаю и обращаюсь к продавщице:
— Сколько он стоит?
— Четыре рубля двадцать копеек.
— А мне вон тот. — И Олег показал на полку.
— Этот четыре рубля стоит. Будете брать? — спросила продавщица.
— Минутку, — ответил Олег и повернулся ко мне, — у тебя сколько с собой бабок?
— Рублей двенадцать с мелочью, а что?
— Сейчас одиннадцатый час, сразу домой ехать неохота, давай в парк Горького сходим. Гульнем немного, в игровых автоматах поиграем, — и Савин похлопал по карману, где зазвенела мелочь, — а за котелками потом зайдём.
Как тут быть против? Помнится, мы много раз ездили отдыхать в парк. Аттракционы в Луна-парке, карусели всякие, колесо обозрения… здорово!
— Согласен.
— Мы позже зайдем, — сказал Савин продавщице, — погуляем пока.
Продавщица забрала у меня котелок и отошла.
Мы вышли из магазина. На углу перекрестка я увидел парк. Это же парк Двадцати восьми Панфиловцев! Ноги сами понесли
меня туда.— Стой, ты куда? — схватил меня Олег. — Нам сюда.
И показал вниз по улице, идущей вдоль парка.
— Давай через парк пройдем, к огню сходим, — говорю ему.
— Давай, — пожал плечами Савин, — только попьём газировки.
Он показал на три аппарата, стоящих на углу магазина «Динамо». День обещал быть жарким и пить уже хотелось. Подошли ближе. Из трех аппаратов работал только один, но в его проёме стояли три стакана.
— Монеты у тебя есть? — Савин сунул руку в карман. Я тоже зазвенел мелочью, отыскивая трехкопеечные монетки. Пока отбирал монеты, Олег уже намыл в мойке стакан, поставил его и бросил монетку. Аппарат коротко прозвенел, скачущей внутри монеткой, хрипнул и выдал порцию сиропа, затем с шипением наполнил его газированной водой. Следом стакан поставил я.
Как же вкусно! Жаль, но такого в будущем уже не будет. Все эти напитки — Кока-Колы, Пепси, Спрайты… это все не то. Я пил четвертый стакан.
— Это называется — дорвался, — хмыкнул Олег, глядя на меня. — Ты так воду смаковал, совсем как мой папа, когда коньяк пьет.
— Вкуснота, — довольно говорю, — выпил бы ещё, но монеты кончились. Ладно, пошли.
Мы стояли у мемориала довольно долго. Здесь удивительная прохлада и тишина, такая, будто мир в этом местечке замер, затаился в скорби. Все тут говорило — прислушайся, и ты услышишь грохот боя, а люди, воплощенные в граните, закрывшие собой путь к столице, вновь рванутся навстречу смерти. А за ними кремлевская стена…
Когда-то, ещё курсантом, вот так же стоял и смотрел на Вечный Огонь, а в голове сами собой рождались строки: «Я в пламени живу давно…».
— За нами Москва! — тихо прочитал Савин. — А ведь наши были, здешние.
— Да, — киваю я, — дивизию формировали тут, в Алма-Ате и сразу же на передовую.
— Цветов много. — Произнес Олег.
Да, цветов много. Пока мы тут стояли, несколько человек положили гвоздики к Вечному Огню. Цветы лежали почти по всему периметру гранитной плиты. Савин тронул за руку:
— Слушай, а ведь твой дед воевал, он тебе рассказывал о войне?
— Нет, — качаю головой, — не любил он о ней говорить.
— И мой тоже, — вздохнут друг.
Мне было девять лет, когда он умер дед, но я хорошо его помню. Он был веселым, общительным, много историй рассказывал, сказок, но всегда замолкал, когда я про войну спрашивал. Взгляд при этом у него грустный становился. И уже только потом понял — почему. Я не был на войне, но знаю — кто смерти в глаза посмотрел, о войне рассказывать не любит. Даже ребята из нашего отряда, что побывали в Чечне, не распространяются об этом. Все больше о снятиях стресса и о последствиях после него. Сейчас думать об этом почему-то не хотелось.
— Пойдем?
Я повернулся и пошел к зданию дома офицеров. Мы прошли вдоль него, затем спустились к остановке. Ждали совсем недолго. В сторону парка Горького шли почти все маршруты. Первым подошел двенадцатый троллейбус. Сели, взяли билеты, бросили в кассу по три копейки и прошли назад, но не к заднему окну, как обычно, а уселись на последнее свободное сидение.
— Кстати.
Я достал деньги и отложил четыре тридцать в другой карман джинсов. Олег вопросительно брови.
— На всякий случай, — пояснил я, — вдруг в парке увлечемся и потратим все.