Случайный турист

За неимением вариантов Мэйкон поехал домой. Он прикидывал, что будет, если Эдварда, как кошку, запереть в доме, оставив побольше еды и питья. Нет, не годится. А Сара не сможет два-три раза в день проведать собаку? Идея эта, означавшая просьбу, претила. Значит, придется набрать номер, по которому никогда не звонил, и просить об услуге.

ВЕТЕРИНАРНАЯ КЛИНИКА «МЯУ-ГАВ» – гласила вывеска на другой стороне улицы. Мэйкон тормознул, Эдварда кинуло вперед.

– Извини. – Мэйкон свернул налево и заехал на парковку.

В приемной «Мяу-Гав» сильно пахло дезинфекцией. За конторкой стояла тощая молодая женщина в блузке с рюшами. Невероятной курчавости темные волосы до плеч напоминали куфию.

– Привет, – сказала женщина.

– Вы берете собак на постой? – спросил Мэйкон.

– Конечно.

– Я бы хотел оставить у вас Эдварда.

Перегнувшись через стойку, женщина посмотрела на пса. В ответ тот радостно задышал. Он явно еще не понял, куда его привезли.

– Вы по брони?

– Что? Нет.

– Обычно место бронируют.

– Ну, я не знал.

– Особенно летом.

– Может, сделаете исключение?

Женщина нахмурилась, задумчиво разглядывая Эдварда. Крохотные глазки на ее заостренном бескровном лице смахивали на тминные семечки.

– Прошу вас, – сказал Мэйкон. – Мне надо успеть на самолет. Я на неделю уезжаю, а присмотреть за собакой некому. Войдите в мое отчаянное положение.

По взгляду, который женщина метнула в него, он понял, что чем-то ее заинтересовал.

– А что, жена не может присмотреть? – спросила регистраторша.

Странный ход мыслей, подумал Мэйкон.

– Нет, иначе зачем я бы тут торчал?

– А, так вы не женаты?

– Да нет, женат, но супруга… живет в другом месте. Там не разрешают держать питомцев.

– Угу.

Женщина вышла из-за конторки. Она была в коротеньких красных шортах, ноги ее походили на палки.

– Я сама в разводе. Ваши переживания мне знакомы.

– Понимаете, там, где я обычно его оставляю, вдруг заявили, что он кусается. Мол, тяпнул служителя, и теперь ему отказано в пансионе.

– Ты кусачий, Эдвард? – спросила женщина.

Мэйкон сообразил, что сболтнул лишнее, но это, казалось, не обескуражило регистраторшу.

– Как же тебе не стыдно? – допрашивала она пса.

Эдвард ухмыльнулся и прижал уши, предлагая его погладить. Женщина потрепала его по голове.

– Так вы его возьмете? – спросил Мэйкон.

– Пожалуй. – Женщина выпрямилась и пробуравила его карими глазками. – Коль уж положение ваше отчаянное. – Она выделила последнее слово, как будто умышленно драматизируя ситуацию. – Вот, заполните. – Женщина подала бланк из стопки формуляров на конторке. – Имя, адрес, срок проживания. Не забудьте указать дату своего возвращения.

Мэйкон кивнул, отвинчивая колпачок авторучки.

– Вероятно, мы еще увидимся, когда вы будете забирать собаку. То есть если вы укажете время своего визита. Меня зовут Мюриэл.

– Клиника открыта допоздна?

– До восьми. Ежедневно, кроме воскресенья.

– Хорошо.

– Мюриэл Притчетт.

Пока Мэйкон заполнял формуляр, женщина присела на корточки перед Эдвардом и сняла с него ошейник. Пес лизнул ее в щеку – наверное, решил, что с ним хотят подружиться. Мэйкон дописал и оставил бланк на конторке. Не простившись, он поспешно вышел, придерживая звякавшие в кармане ключи.

В самолете до Нью-Йорка соседом его оказался иностранного вида усач в наушниках, подключенных к портативному магнитофону. Чудесно – опасность разговоров не грозила. Мэйкон удовлетворенно откинулся в кресле.

Летать он любил. Когда нет болтанки, движение вообще незаметно. Можно вообразить, что спокойно сидишь дома. Неизменный вид из окна – воздушный простор, интерьер не хуже любого другого.

Мэйкон игнорировал предложенные напитки, а сосед его снял наушники и заказал «Кровавую Мэри». В розовых губчатых кругляшах слышалась витиеватая арабская мелодия, тихая, жестяная. Мэйкон разглядывал миниатюрное устройство и прикидывал, не купить ли себе такое. Не для музыки, избави бог, в мире и так чересчур шумно, а ради уединения. Наденешь наушники, и никто к тебе не полезет. Можно гонять чистую пленку, это целых тридцать минут тишины. Перевернул кассету – и еще полчаса покоя.

В аэропорту имени Кеннеди челнок подвез его к терминалу для пересадки на лондонский рейс, который вылетал вечером. Устроившись в зале ожидания, Мэйкон стал разгадывать кроссворд в воскресном номере «Нью-Йорк таймс», который специально приберег для поездки. Он огородился этакой баррикадой – в одно соседнее кресло поставил сумку, в другое положил пиджак. Вокруг топтался народ, но Мэйкон не отрывал глаз от газеты, легко продвигаясь к отгадке акростиха. Когда он покончил с обоими заданиями, объявили посадку на его рейс.

Теперь с ним соседствовала седая женщина в очках. Она запаслась собственным вязаным покрывалом. Дурной знак, подумал Мэйкон, но ничего не поделаешь. После недолгой суеты – ослабить галстук, скинуть туфли, достать книгу из сумки – он сделал вид, что углубился в чтение.

В романе «Мисс Макинтош, моя дорогая» [2] было 1198 страниц. (Всегда с собой берите книгу, защиту от чужаков. Журналов хватит ненадолго. Отечественные газеты породят тоску по дому, а зарубежные напомнят, что вы тут пришлый. Вы же знаете, как непривычно выглядит шрифт иностранных газет.) Мэйкон уже давно мусолил «Мисс Макинтош». В романе отсутствовал сюжет, что, на взгляд Мэйкона, было преимуществом, но читал он с неизменным интересом, причем с любой страницы. Всякий раз, отрывая взгляд от книги, Мэйкон не забывал пометить ногтем абзац, на котором остановился, и сохранить задумчивость на лице.

2

Роман Маргерит Янг (1908–1995), писавшийся почти двадцать лет (1947–1964), один из самых значительных в американской литературе, своего рода «американский “Улисс”»; на русский язык не переведен.

Из динамиков лилась обычная воркотня стюардесс о ремнях безопасности, запасных выходах и кислородных масках. Удивляли странные логические ударения: «В нашем полете вам будут предложены…» Соседка спросила, не желает ли Мэйкон угоститься мятной конфеткой. «Нет, спасибо», – сказал он и вернулся к чтению. Соседка зашуршала оберткой, вскоре его окутал аромат мяты.

Мэйкон отверг коктейль и поднос с ужином, взяв только молоко. Он съел яблоко и пакетик изюма, которые достал из сумки, выпил молоко, а потом в туалете щеткой и нитью почистил зубы. Когда он возвращался на свое место, в салоне уже выключили свет, лишь местами горели лампочки для чтения. Кое-кто уже спал. Соседка Мэйкона собрала волосы в пучок, крест-накрест заколов его шпильками. Беспардонность отдельных пассажиров просто поражала. Некоторые мужчины переоделись в пижамы, некоторые женщины намазались кремом. Похоже, приличия их не заботили.

Мэйкон подставил книгу под узкий луч светильника и перевернул страницу. Надсадно ныли двигатели. Наступило тягомотное, по выражению Мэйкона, время – провал между ужином и завтраком, когда ты подвешен над океаном и ждешь появления светлой полоски на небе, означающей утро, которое, конечно, не сравнить с домашними рассветами. В иных часовых поясах, считал Мэйкон, утро смахивает на театральную декорацию – этакий задник с намалеванным восходом, прикрывающий взаправдашнюю тьму.

Мэйкон откинулся в кресле и закрыл глаза. Временами сквозь гул двигателей прорезался голос стюардессы, доносившийся из тамбура в носовой части самолета: