Слуги Карающего Огня

— Не знаю… Ничего не открыли мне предки. В смятении и ужасе они, и не помощники боле никому… Думаю я, что найду то место, где творят свои злые чары зулы, или хозяин их, и еще думаю я, что смогу это место разрушить, разом прихлопнув всех ос в одной ямке! Тогда перестанет тревожится и уснет Карающий Огонь, прекратится война, люди успокоются, и можно будет готовить Великий Исход, спасать народы, и одновременно — искать главного лиходея, ведь говорил ты — из людей он, зулам не под силу такое!

Вед покивал головой, а может, просто старческая трясь напала. Потом он поднял свои вдруг, неожиданно, по молодому пронзительные и ясные глаза на волхва:

— Сумеешь ты совладать с магией зулов или нет, про то я не знаю, гадание не открыло мне этого. Но вот биться против зулов вам придется точно, и тут сила не на вашей стороне будет — даже тяжело раненый зул продолжает бой, пока не вытечет из него вся кровь, ибо зулы не ведают, что такое боль. С тобой в поход идут лучшие мои люди, но и всемером вы едва ли выстоити против десятка зулов. А зулов, к несчастью, много больше земля их отравная нарожала…

Вед замолчал, быстро вынул из широкого рукава своего синего плаща маленькую бутылочку с целебным зельем, сделал глоток, перевел дух и продолжил, подавшись в кресле вперед:

— Бжваг, уезжая, отдал мне одну вещь, и я хочу передать ее вам. Вещь эта не простая, в ней могучие чары, сотворенные самой природой, силам которой служит Бжваг. Луня, подай-ка мне вон тот ларец…

Луня послушно взял со стола и принес Веду тяжелый ящичек, выточенный из цельного куска полупрозрачного дымчатого горного хрусталя. Вед снял крышку и извлек из ларца небольшой жезл — деревянную палку с рогулькой на конце. К основанию рогульки был привязан беличий хвостик, а между расходящимися концами жезла висел на кожаных ремешках отливающий синевой диск из неведомого Луне металла.

— Вещь это очень древняя. С помощью этого жезла лури, много веков назад в своих странствиях столкнувшиеся с зулами, сумели отбиться и уцелеть. Возьми его, о Шык, и запомни — когда он начнет гудеть, подобно ветру в горных ущельях, когда в воздухе послышется звон, а солнце начнет двоиться в глазах, надо воткнуть жезл в землю и стоять подле него — зулы не тронут вас и коней ваших, и поклажи, пройдут мимо — силы природы отведут им глаза. Бери!

— Как заставить жезл сделать это? — спросил волхв, принимая из рук мага рогульку с диском.

— Он сам знает, когда подавать голос… Он чует зулов, и я надеюсь, поможет вам в ваших деяниях. А теперь идите, и ложитесь спать — завтра мы расстанемся, и боюсь, навсегда. Храни вас Великий Бо…

Роды молча поклонились магу и вышли из Гадального Покоя.

* * *

Утром Луня проснулся едва ли не раньще всех в Звездной Башне. Вскочив с постели, он быстро оделся, натянул поверх теплой шерстяной рубахи бронь, надел шлем, опоясался мечом и кинжалом, заткнул за пояс берский топорик, подхватил дорожную котомку, сад с луком и шагнул к дверям. Все, кончилось его житье в этой комнате, пора в дорогу, и один светлоокий Яр ведает, доведется ли когда-нибудь еще здесь побывать…

Постепенно просыпались слуги Веда, кто-то разжег огонь в очаге, готовя еду — перед дальней дорогой надо было основательно подхарчится. Из стойлов выводили коней, вьючили на заводных припасы и вещи, оружались.

Когда поспела сытная, жирная каша и взвар, сверху спустился Шык. Волхв тоже собрался, но теперь вместо Костяной Иглы он опирался на длинную бронзовую палку с острым концом и большим граненым набалдашником настоящую булаву, грозное оружие в умелых руках. За поясом волхва Луня углядел кривой омский кинжал и завернутый в кожу жезл Бжвага — Шык был готов к любым неожиданностям, которые могли подстерегать их в пути.

Сели за стол все вместе, разложив поодаль оружие. Каждый в свой черед запускал ложку в большой котел с кашей, заедая горячее свежими житными лепешками и сыром. Напились взвара и замерли, глядя на Шыка — вчерашние слуги, а ныне вои-побратимы ждали команды. Волхв не спеша заткнул за обмотку онуча деревянную долбленую ложку, поднялся со своего места во главе стола:

— Благо дарю я дому сему, хозяину его и его людям, и говорю — пора!

Сидевшие за столом зашевелились, задвигали скамьи, вставая, оправляя одежду и оружие, и двинулись за ворота, где уже ждали навьюченные кони. Луня вскочил в седло, погладил своего арпака по шелковистой гриве — не подведи, конек, много чего нам предстоит, доселе верно служил ты мне, послужи и впредь!

Шык, не оглядываясь на Башню, тронул коня и поехал по уходящей вдоль пропасти на полдень дороге. За ним потянулись остальные, вскидывая руки в прощальнои привете слугам Веда, что оставались в Башне, и сейчас сгрудились у ворот, с грустью глядя вслед отъезжающим.

Луня тоже обернулся, помахал рукой, и хлопнул арпака ладонью по крупу — ходу! Они прорысили уже около пяти сотен шагов, и почти въехали в сосняк, когда Луня почувствовал смутное желание еще раз обернуться и бросить самый последний взгляд на Звездную Башню. Обернулся — и увидел на крыше ее синее пятнышко — плащ Веда. Старый маг поднялся на верх и смотрел теперь вслед уходящему отряду, словно прощаясь. Луне стало тоскливо, отчего-то вдруг защемило сердце, вот он въехал под зеленые кроны сосен, и синяя искорка на вершине серой башни исчезла за деревьями. Казалось, что что-то очень важное в Луниной жизни менялось, и менялось навек…

День для отъезда был выбран как нельзя удачно — хмарная семидица, что стояла прежде, закончилась, расползлись серый тучи, выдалось ведро, и совсем по летнему сиял светлоокий Яр в бездонной голубизне небес. Наступало то время года, что роды звали «бабьим летом», и Луня любил его, пожалуй, больше всего.

Но сейчас ему было не до любований красой окружающих его земель глухая тоска поселилась в сердце, какой-то холодок вымораживал душу, и не солнечное тепло, ни шутки побратимов не могли растопить его. Уже и Великий Ход оставили они позади, и поехали по окраине пригорного леса, без дороги, имея по правую руку Серединный, а по левую — каменистую равнину с виднеющимися вдали, в голубоватой дымке, селениями аров, но Луня все грустил, сам не понимая, от чего. Когда они с Шыком покидали городище Влеса, все было иначе — Луня словно застоявшися охотничий пес, рвался в дорогу, словно жеребенок, скакал по зеленым холмам, радовался жизни…

Шык, по прежнему едущий первым, кликнул Зугура, и начал о чем-то совещаться с вагасом. Луня, превозмогая апатию, подехал к ним и прислушался — говорили о важном, о встрече с арскими разъездами. Шык втолковывал Зугуру, как себя вести в этом сучае:

— Правитель Ар-Зума собрал войско. Чтобы люди не кисли без дела, гоняет он их по всем своим землям, вроде как в дозоры. Нас наверняка остановят. Аров среди нас нет, но вы известны в здешних пределах как слуги Веда. Хоть чародей и не в чести, думаю, нам поверят, если мы скажем, что вы сопровождаете нас с Луней до полуденых границ Загорья. Только оружие с виду надо убрать — слишком по-войски выглядим. А то, не ровен час, потянут к Бодану или к Троерукому, что гаже, на спрос — кто, куда да зачем, а нам это ни к чему. Слышь, Лунька! Снимай шелом свой, суй в котомку — пока рубежи Ар-Зума не минем, ратится будет не с кем!

Луня послушно спрятал воинскую справу, но неожиданно заупрямились остальные.

— Мы теперь свободны, ни к чему мужчине прятать свое оружие, как и гордость свою! — сверкая глазами, горячо говорил Чу, потрясая копьем.

— Пойми, дурья твоя голова, для аров ты по прежнему — слуга мудрого Веда. Ни к чему им знать, куда мы едем, и зачем. Провожаем родов до южной границы — и все, назад! Так что давай, снимай навершие с копья и приторочь древко к седлу… — Зугур, вразумив ома, повторил то же самое остальным, и вскоре сверкавший до этого оружейной бронзой отряд стал похож на обычный караван торговых людей — кони, тюки с поклажей, палки для подвешивания котлов на стоянках, словом, ничего подозрительного.