Служба
Шрифт:
Впрочем, вся книга Модина пестрит примерами блистательной работы джеймс бондов. Вот, скажем, Джон Кэрнкросс…
Джон Кэрнкросс, шотландец, родился в 1913 году. В отличие от своих коллег по шпионажу, в аристократический круг не входил. Учился в Кэмбридже и Сорбонне. С 1933 года симпатизировал коммунистам. Завербован НКВД в 1936 году. Главный стимул работы на Советы — личная ненависть выходца из низов к элите. Работал в Форин Оффисе, казначействе, личным секретарем лорда Хэнки — одного из основателей британской секретной службы. Его звездный час пришелся на период пребывания в Правительственной шифровальной школе в Блетчли-парке. Работал на СССР до начала 1950-х. В 1951 или 1952-м, видимо, признался английским контрразведчикам в измене. Но осужден не был. Умер во Франции в 1995 году.
Утверждают, что именно данные Кэрнкросса о люфтваффе позволили нашим ВВС завоевать господство в воздухе и, в конечном счете, выиграть сражение на Курской дуге. Но откуда он
Лондон, конечно, делился с «дядей Джо» кое-какими разведданными. Но далеко не всеми. И этот пробел активно восполнял Кэрнкросс. Когда Модин пожаловался, что, мол, англичане не все нам передавали, я спросил: «А мы им?» — И получил в ответ веселую улыбку. В глазах полковника явственно читалось: «Дорогой, ну кто же будет передавать все — даже и союзникам, даже и во время войны?! Нет и быть не может дружественных разведок…». Вслух профессионал, естественно, таких слов не произнес. Но и опровергать высказанную мною мысль тоже не стал — лишь коротко хохотнул.
А еще в книге меня очень заинтересовала фраза, что даже в разгар войны с Германией «нас в первую очередь интересовали английские шпионы, действовавшие в Советском Союзе». Не немецкие! Но Юрий Иванович опять ничего не стал пояснять, слегка изумившись: «Неужели я так и написал?»
В 1948 году лубянские руководители Филби и «пятерки» вынесли вердикт: все они — дезинформаторы и провокаторы. Один из тогдашних руководителей органов — Райхман — был до конца жизни уверен, что «пятерка» — провокаторы.
— Еще во время войны этот вопрос был тщательно изучен нашим сотрудником Модржинской, — вспоминает Модин. — Она тогда была крупным аналитиком нашей Службы. Вот она и выдвинула идею, что все это — игра английской разведки. Ей говорили, что это слишком дорогая игра и на нее англичанам пришлось бы отвлечь уйму народу… Но она стояла на своем. Докладная попала на стол к Берии. Но он не стал принимать никаких решений, а обратился к Меркулову. Тот сказал: «Как работали с материалами, так и работайте». Но одновременно дал команду контрразведке: «Кровь из носа, но добудьте мне документы английского посольства, чего бы вам это ни стоило!» Контрразведчики поднатужились и пролезли-таки туда, добыли телеграммы Форин Оффиса послу в Москве. И оказалось, что все эти документы у нас уже есть — получены от «пятерки»! Это стало еще одним подтверждением подлинности их материалов…
Но все же до конца своим агентам Лубянка так и не поверила. Даже Киму Филби! Вся добравшаяся до Москвы тройка — Маклин, Берджес, Филби (как впоследствии и Блейк) попала под неусыпный контроль органов. Прошлые заслуги в зачет не шли.
На вопрос — каково им было в Советском Союзе — Юрий Модин, выдержав паузу, нехотя признал: «Тяжко». К оперативной работе в КГБ их, естественно, и близко не подпустили. Так, изредка советовались по проблемам внешней политики. Да на исходе жизни иногда консультировались с Филби. Но о доверии даже не было и речи! Люди, отдавшие жизнь Лубянке, оказались ей не нужны. Отставных агентов обслуживали сотрудники КГБ (Берджесу даже сделали послабление: закрыли глаза на его сексуальные приключения, пособили с партнером, хотя это дело в СССР строго каралось!), жилье «героев» стояло на постоянном «слуховом контроле», за ними повсюду топала (или ездила) наружка, несанкционированные контакты с кем-либо не поощрялись. Унылая советская действительность 1950–1960-х наводила на некогда блестящих шпионов тоску. Уж про их впечатления от посещений наших магазинов умолчу… Единственным утешением было пьяное забвение: пил Маклин, спивался Берджес, не просыхал Филби. Маклина из трясины вытащила работа: единственный из всех выучил русский, писал статьи, книги. Берджес сгорел раньше всех. Филби от белой горячки спасла последняя любовь… Могли ли их утешить, заменить родную Англию советские ордена?
Блант и Кэрнкросс в СССР бежать отказались. И не прогадали: английская контрразведка так и не смогла добыть весомых доказательств их измены — знать-то все знали, но вот на суд выйти было не с чем. Хотя лет десять и таскали подозреваемых на допросы. Не сомневаюсь: будь на месте британских чиновников наши умельцы из «СМЕРШа» или КГБ — запели бы ребята, ой как запели бы — мумия бы фараона во всем призналась! Это и полковник Модин признает:
— Там, где Бланту задавали вопросы, он отвечал правильно, не врал. Но сам инициативы не проявлял. Англичане лишь в 1951-м начали набирать в контрразведку людей из средних слоев — пожестче, погрубее. Раньше у них все проще было, контрразведчики свое дело честно делали, но из кожи не лезли, чтобы карьеру сделать, не было у них карьеризма… А у нас — совсем другое. Попадаешь, как в машину, как какая-то шестерня, и все, попал и пошел крутиться. А Блант, прежде чем признаваться, потребовал письменное распоряжение генерального прокурора о непривлечении его к ответственности: даете такой документ — кое-что скажу… Что англичанам делать? Надо же получить информацию о нашей работе — дали. Возможно ли такое у нас? — Модин лишь смеется. — …Кстати, выданные «пятерочником» Филби английские агенты в СССР кончали плохо — стенкой (как и те, кого выдал, скажем, Эймс). Англичане же наших шпионов к стенке не ставили и не вешали, за сбежавшими охотничьих спецкоманд не высылали. Конечно, кто-то сел, кого-то поменяли, но большая часть от возмездия ушла. Ибо, как уже сказано выше, методы «СМЕРШа» на британской почве не прививаются. Выходит, агентом Москвы быть выгоднее, да и шкура целее?
Странно, но отчего-то вовсе не героичными вышли герои советской разведки в мемуарах полковника. Их хочется пожалеть: впустую прожитая жизнь, отданная ложным идеалам и совсем не любимой стране, так и не востребованный в полной мере блистательный интеллект… Впрочем, многие считают, что разведчика, шпиона, агента в наши дни неправильно называть героем (речь не о тех, кто добывал информацию с риском для жизни во время войны). Шпионаж, даже в благих целях, развращает душу человека. И профессия эта аморальна по определению. Шпион всегда кого-нибудь, но предает — друзей, любимых, родных, страну. Разведчик, шпион — прежде всего охотник на человека. Англичане считают «кембриджских друзей» предателями. Но не полковник Модин: «Все они, а Гай Берджес в особенности, питали глубокую и страстную любовь к Англии…Ни один из них не собирался принести вред своей стране». Однако же принесли и еще какой (впрочем, сие их дело, об ущербе судить-рядить)! И в разговоре со мной Юрий Модин нехотя признал это, хотя и заметил, что не стал бы кричать об этом на каждом перекрестке. Юрий Иванович считает, что если разведчики аморальны, то во сколько раз безнравственнее боссы и политические лидеры, посылающие их выполнять свою тяжелую миссию в интересах государства? И с этим трудно не согласиться. Была ли нам реальная польза от ведомых нашим героем агентов? Да кто там разберет! Один из блестящих исследователей мира секретных служб Филипп Найтли считает, что «по существу, в шпионаже вообще нет необходимости». Естественно, в СВР думают иначе, как и в ЦРУ, в СИС — мир шпионажа и шпионов живет по своим законам и для себя (за наш счет). А что думает по сему поводу Юрий Модин?
— Сейчас нет опасности какого-то столкновения, какого-то конфликта с тяжелыми последствиями, нет такой опасности. И, в общем-то, острой необходимости ведения разведывательной работы, получения секретов — тоже нет…
Но как будет уныл и скучен мир без этих веселых искрометных шпионских забав и интриг!
8. Дело Берия: спустя полвека
О Лаврентии Берии вновь вспомнили спустя почти полвека после его краха. Вспомнили, по совпадению, случайному или не очень, но именно тогда, когда Кремль по-хозяйски стал осваивать еще один выходец с Лубянки. Что это, тревожный симптом? Да и как вообще могла прийти в голову мысль подумать о реабилитации палача? Об этом и шла беседа с Никитой Петровым — исследователем «Мемориала», автором нескольких книг по истории советских органов госбезопасности и экспертом Конституционного суда по делу КПСС. Никита Петров интересен еще и тем, что один из немногих, кто действительно знаком с материалами пресловутого «Дела Берии».
— Никита, на твой взгляд попытка реабилитации Берия и его подручных (прошу прощения за лексикон, но иного термина не смог подобрать) — это симптоматичное явление или нет?
— Нет, если честно, его не стоит увязывать с изменением политической ситуации: попытка реабилитации — сама по себе. По той простой причине, что уже были обращения родственников — и по поводу Абакумова, и по поводу Ежова. Их дела рассматривала также Военная коллегия Верховного суда, и были и отказы, и пересмотр — например, дела Абакумова. Родственники имеют право подавать на пересмотр дела, на реабилитацию — это их право. В любом случае, когда суд рассматривает подобные дела, он при этом руководствуется законом.
В случае с Абакумовым так и произошло: статья «Измена родине» была заменена на статью «Служебные злоупотребления». Поначалу приговор был оставлен в силе — высшая мера наказания, но потом выяснилось: в 1954 году, когда судили Абакумова, по той статье — 193-й — уже нельзя было дать высшей меры. И новым решением суда ему дали 25 лет.
Конечно, можно смеяться, когда расстрелянному давным-давно человеку дают 25 лет, но родственники, по всей видимости, были удовлетворены, потому что в таких случаях также снимается и решение о конфискации имущества — оно, как известно, привязано только к определенным статьям УК. Следовательно, какие-то выгоды для родственников от этого есть.
То же самое пытались сделать и потомки осужденных по делу Берии: самого Берии, Меркулова, Кобулова, Мешика, Гоглидзе, Деканозова и Влодзимирского — все эти фигуранты расстреляны в декабре 1953 года. И статьи обвинения им были как раз за измену родине — вариации известной ст. 58, хотя в обвинительное заключение самому Берии добавили еще и статьи за изнасилование.
Вполне понятно, что ни Берия, ни его сообщники не были шпионами и не выдавали никому военной или государственной тайны, не переходили на сторону врага и, тем более, не готовили бегства или перелет за границу. Ну, не подходят тут чисто юридические строгие дефиниции, поэтому их дети, вчитываясь в обвинения своих отцов, понимали: на реабилитацию подать можно — хотя бы исходя из буквы закона.