Служить цели

— Я люблю тебя, Бенджамин. Больше, чем я могу это высказать словами… но я буду продолжать пытаться тебе об этом сказать.

Растущая луна освещала его лицо, и было видно, как потеплели его янтарные глаза.

О, она, правда, очень его любила.

Для следующей фразы ей понадобилась вся ее смелость.

— Что касается того, что ты сделаешь мне детей, — она взяла его руку и прижала к своему животу. — Ты уже сделал это.

Блять, иногда она была чертовски остроумной. Бен улыбнулся своей женщине.

— Ну, да, конечно.

Но она не улыбалась.

— Что? — ее слова крутились у него в голове, слегка жужжа, как насекомое, которого толком не увидеть. Нет, ни хрена, неужели она имеет в виду…

Она все еще держала его руку на своем животе.

Он спросил высоким, совсем не свойственным ему голосом. Может быть, одно из этих колец кастрировало его.

— Ребенок?

— М-м-м. Я беременна, — она вздохнула. — И этого я точно не планировала.

— Но ты же на противозачаточных, — он остановился, осознав, что заикается.

— Помнишь тот первый день, когда мы были вместе? Предыдущие три дня меня рвало из-за желудочного гриппа. Мое тело покинуло все, включая противозачаточные.

Это была та ночь, когда он начал трахать ее без презерватива. Его вина.

— Господи, прости меня, Анна.

— Это не полностью твоя вина. И не целиком моя, — она накрыла рукой его ладонь. — Я собираюсь сказать, что все силы Вселенной объединились, чтобы вопреки всему создать этого ребенка.

Ребенка.

Маленькая крошечная жизнь как… как София.

Ребенок.

Его ребенок.

Он будет отцом. От этой мысли его голова закружилась в вихре потрясения и… чистого восторга.

— Господи, Анна, — он притянул ее к себе и стиснул, попытавшись объятьями выразить то, что он чувствует. Он прижался щекой к ее макушке. — У нас будет ребенок.

Ее улыбка была мягкой. Нет, она не злилась на него. И не была несчастна из-за ребенка. У нее было время справиться с шоком.

Он вспомнил, как она баюкала Софию. Как разговаривала с ребенком из приюта. Как обнимала Бронкса. Ее большого сердца хватит на еще одну безусловную любовь в ее жизни.

А он? Он уже любил своего будущего ребенка, кем бы тот ни оказался. Мой ребенок.

— Нам надо пожениться.

Ее плечи затряслись от смеха.

— И кто теперь торопится?

— Но… она… он должен получить мою фамилию при рождении. Мы должны пожениться. Завтра.

Тишина.

Он вздохнул.

— Хорошо. Я слишком тороплюсь. Хочешь, для начала мы поживем вместе?

— Я думаю, это будет мудрым решением.

— Принято, — он прижал ее еще ближе к себе, если это вообще было возможно. Черт, он любил эту женщину. — А потом, через пару недель, мы поженимся.

Она дала ему подзатыльник.

Хорошо. Через месяц.

Глава 30

Анна прислонилась к перилам веранды. На следующий день после шторма небо было восхитительно синим и сверкало чистотой, а воздух пах солью. Сломанные пальмовые ветви и водоросли усеяли пляж, создавая непростые препятствия для детей Харрисона, гоняющихся за Бронксом.

Ее племянница и племянник искренне думали, что собака Бена — прекрасная игрушка. Анна знала, что Бронкс думал ровно то же самое о человеческих детях.

Потягивая вино после ужина, Харрисон и его жена расположились на краю веранды, откуда они могли следить за своими отпрысками.

С аппетитом уплетая по второму куску шоколадного торта Анны, Бен и Тревис сидели за соседним столом в компании с ее мамой и папой.

Ее семья снова вместе.

После разговоров и занятий любовью ночью и воскресным утром, они с Беном пригласили всех собраться на День Поминовения [21] .

21

Прим.: День Поминовения — национальный день памяти США, отмечающийся ежегодно в последний понедельник мая. Этот день посвящён памяти американских военнослужащих, погибших во всех войнах и вооружённых конфликтах, в которых США когда-либо принимали участие

Барбекю, запланированное ближе к вечеру, было отличным поводом для того, чтобы объявить новость… что она еще не сделала, к большому веселью Бена.

Ну, по правде говоря, она не нашла подходящего момента, чтобы завести совершенно новую тему для разговора. Анна внимательно посмотрела на сидящих за столом людей.

Мама вела себя, как обычно, игриво.

Папа… ну, Анна приняла его извинения. И какие это были извинения.

Она улыбнулась, вспомнив как родители приехали последними и прошли на веранду. Анна встала, обеспокоенная неуверенным выражением их лиц. Она думала, что в маленькой коробке, которую держал папа, лежат сладости, традиционно преподносившиеся матери после скандалов в духе «убирайся-вон-из-этого-дома». Но, о, это был…

Поставив коробку на стол, он повернулся к Анне, морщины на его твердом лице стали глубже.

— Прости меня. Прости, что я видел в тебе только ребенка. Прости, что я по-разному относился к тебе и твоим братьям, что я не поддерживал тебя и не осознавал, как много ты достигла. Ты заслуживала, чтобы я лучше к тебе относился, — его глаза блестели от влаги. — Я, правда, очень горжусь тобой.

Она молча смотрела на него. Сколько лет она ждала, чтобы услышать, как он произносит эти слова?

— Правда? — прошептала она.

Мама улыбнулась…. и решительный кивок отца «да-это-так» доказал, что он имел в виду все то, что произнес только что.

— О, папа, — со слезами на глазах она бросилась к нему в объятия.

Ощущения в его крепких руках не изменились… и она поняла, что объятья Бена дают то же чувство безопасности и силы.

Когда Анна отступила назад, мать одобрительно похлопала его по руке.

— Молодец, дорогой. И?

— А, — он прочистил горло и слегка улыбнулся. — Твоя мать и я извиняемся за то… когда ты была маленькой.

Она озадаченно посмотрела на него. Откуда это взялось?

— Когда была маленькой?

— Мне нужно было быть более понимающим и постараться сделать твою жизнь легче. Переезды тяжело тебе давались. Так что… — в растерянности он пододвинул к ней коробку через стол.

Все еще смущенная, она положила на нее руку.

— О, папа, мама. — Они извиняются за то, что ей тяжело было переезжать каждый раз на новое место? — Вы ничего не могли изменить….

В этот момент коробка… подскочила. И наклонилась.