Служители зла
Шрифт:
Обязательно съездит, здесь не тюрьма.
Но почему-то стало грустно, и откуда-то издалека, из глубин памяти, донесся голос матери, как в детстве, когда она читала ему на ночь стихи вместо сказок.
Чтобы лучше запоминались.
— And my soul from out that shadow that lies floating on the floor. Shall be lifted — nevermore! — проговорила она. — И душой из этой тени не взлечу я с этих пор. Никогда, о, nevermore!
В этих строчках Эдгара По таилось что-то важное, и Кирилл попытался понять что. Как это может быть связано с их теперешней ситуацией,
— Все будет хорошо, — сказал он и посмотрел на человечка.
Человечек приветливо улыбался Кириллу. И он улыбнулся в ответ.
— Кирилл?
Анна стояла на пороге.
— Что-то случилось? — Кирилл почувствовал, что ему не хочется отрывать взгляд от фигурки, так смешно сложившей ручки на огромном животе. Она притягивала его взор, успокаивающая и обещающая что-то, еще смутное, неясное, но безусловно НЕОБХОДИМОЕ ему, Кириллу.
«Если ты останешься со мной…»
— Я не умею включать плиту, — развела руками Анна. — То есть эту печку СВЧ, или как ее там…
В ее голосе сквозило плохо скрытое раздражение.
— Ого, тут даже и это есть, — рассмеялся Кирилл. — Просто все как на Диком Западе… Мы оказались в раю, да?
— Не знаю. — Анна процедила это сквозь зубы.
«Здесь СЛИШКОМ все есть»…
— Ладно, пойду посмотрю…
Он встал и вышел из комнаты.
Анна осталась одна. Она обвела комнату взглядом и почувствовала отвращение.
К этой двуспальной кровати, сработанной явно по стереотипным образцам лучших западных моделей. К торшеру-светильнику, который немножко звенел от дуновения ветра, сверкая серебристыми гранями. К креслу, о котором она мечтала всю жизнь — с высокой-превысокой спинкой, уютному, мягкому, в которое можно забраться с ногами и утонуть в мягком уюте и теплой неге.
К окну, огромному, почти в целую стену, из которого видна лужайка, засеянная «Канадой-грин» и мавританским газоном. К застывшему, мертвому розарию. Слишком красивому, чтобы выглядеть живым. К этой изящной этажерке со статуэткой…
Стоп.
Анна вздрогнула, присмотревшись.
— Не может этого быть!
Она подошла ближе. Протянула руку. Потом отдернула ее, боясь увериться в этом невероятном, непостижимом явлении из спальни старой Ведьмы.
— Откуда тут ЭТО?
Черная эбонитовая фигурка. Та самая.
Она взяла ее в руки, приблизила к глазам.
Ей показалось, что черный юноша ухмыльнулся.
Анна взвизгнула, как последняя истеричка, и со всего размаху швырнула его в угол.
«Что это со мной? — подумала устало. — Он ведь наверняка разбился…»
Она подошла, присела, чтобы собрать то, что осталось от статуэтки.
«Какая же я дура, ведь это стоит бешеных денег!»
Сначала она вообще его не увидела — ни осколочка. «Будто вообще мне это привиделось», — усмехнулась она про себя.
Потом…
Она подняла
его с пола.Он был целым! Он — черт его побери — не разбился… От него даже маленького кусочка не отлетело!
Анна немного подержала его в руках, пристально всматриваясь в насмешливые черты, — держись, красавчик!
Вторичный удар был мощнее предыдущего. Более того, Анна швырнула его именно с таким расчетом — и надеждой! — что уж теперь-то точно от этого мерзкого существа отвалится его глупая голова.
«Какое детство, — подумала она с горечью, — или какое сумасшествие… Мать семейства сидит в обалденной спальне, о которой мечтает всякая домохозяйка, на шикарной кухне у нее чего только нет, включая посудомойку, и все это задарма, просто так, в качестве подарка от неизвестного доброго дядюшки! А эта самая идиотка швыряет эбонитовую фигурку, стремясь отколошматить ей башку, прекрасно понимая, что сие произведение искусства стоит бешеных баксов! Анечка, ты стала находкой для психотерапевта!»
Она подняла с пола фигурку.
Холодная дрожь пробежала по спине.
— Во всяком случае, скоро ты в них явно начнешь нуждаться, в услугах психоаналитика, — мрачно заключила она, рассматривая фигурку.
Черный демон даже не поцарапался. Он все так же насмешливо улыбался, но на этот раз Анне показалось, что к насмешке явно примешивалась угроза. И угрожал он именно ей, Анне.
Старуха спустилась вниз. Сейчас она остро чувствовала свое одиночество.
— И когда же ты заберешь меня, Господи? — вздохнула она, с трудом преодолевая последнюю ступеньку.
К боли в ногах на этот раз примешивалось непонятное беспокойство — она почти забылась послеобеденным сном, когда вдруг почти явно услышала, как кто-то передвигается по комнате.
Ничего особенного.
Скрипнула половица — и только…
Она подняла тяжелые веки и прислушалась.
Тишина насторожила ее еще больше. Как будто кто-то притаился, поняв, что привлек ее внимание.
Вот поэтому она с трудом поднялась и сейчас стояла в гостиной, внимательно оглядываясь. Почти на сто процентов уверенная, что, кроме нее, здесь еще кто-то дышит. Она даже уловила частоту и вибрацию этого дыхания, но не могла понять, что произошло в ее привычной, до мелких пятнышек на ковре, комнате.
Пройдя к креслу, она тяжело опустила в него свое грузное тело. Дотянулась до пачки с папиросами. С первой затяжкой в голове появилась ясная простота.
Спросонья ей просто привиделась всякая чертовщина.
В соседнем доме залаяла собака. Она передернулась от холода, накинула на себя шаль и задумчиво огляделась.
В комнате все было так же, как всегда.
Собака не унималась, действуя старухе на нервы.
— Да уж, милая, не зря говорят, что одиночество запросто может свести с ума, — рассмеялась она. Правда, смех получился напряженный и невеселый.
Взгляд, рассеянно блуждающий по комнате, остановился на «горке».
Что-то там изменилось.
Она присмотрелась.