СЛВ 2
Шрифт:
Николай не просто верил, сейчас я понял, что это и был единственный смысл его жизни. Он отдал служению всего себя и, честно говоря, отцу Савве было до него далековато. Уж слишком Ромашкинский поп сомневался во всём, слишком он нуждался в каких-то подтверждениях и оценках, слишком хотел делом подкрепить свою веру. А вот у Владыки критерием веры были лишь свыше данные заповеди да собственная совесть. И ни на какие сделки с ней он никогда, это я сейчас ясно увидел, не шёл. И никакие сиюминутные или далеко идущие выгоды, никакие политические цели не могли переломить его стойкую убеждённость в стремлении
Владыка Николай верил, что Единому нужны не его дела, а прежде всего он сам в своих делах. Как-то так.
Обмануть его можно было, доверял он всем без оглядки, но только один раз. И использовать в неприглядных церковных делах можно было только один раз, а потом он требовал отчета, если эти дела и вправду оказывались неприглядными. Требовал без стеснения и без оглядки на субординацию, и вот сейчас один такой иерарх, заполучивший через него магический ошейник, скрывался от греха подальше в мятежном монастыре. Потому что наказывал за обманутое доверие не кто-нибудь, наказывал инквизитор.
Владыка Николай сейчас открылся всей душой не только для меня, но и для сначала удивлённо, а потом очень уважительно и серьёзно посмотревших на него эльфов. Моя сила, изумрудно-зеленого цвета, потянулась через наши сцеплённые руки то ли куда-то вверх, то ли к сердцу этого Мира, и что-то нам ответило. Воздух стал гуще и плотнее, но я не почувствовал благодати, как это иногда бывало у меня в детстве после посещения выселковской церкви, я вдруг почувствовал что-то своё. Может, это Мир чуть одобрительно посмотрел в мою сторону, может, ещё чего, не знаю.
— Очень хорошо, — вдруг нарушил нашу практически нирвану старший из эльфов. — Я вас вижу, но очень большим усилием воли и сил. Вы сейчас часть этого Мира, и он не хочет для вас вреда, он вас укроет. И Единый не оставит без внимания, спасёт и сохранит на этом пути. Можете выходить. Но помните, слишком мы мелки и незначительны для них обоих. На слишком долгое внимание не рассчитывайте, тут гарантий нет.
Владыка Николай поклонился в ответ, я вдруг тоже, а эльфы ответили на поклон, как равным.
— Проводим вас до опушки, — деловито сообщил один из них. — И там останемся. Приглядим за экипажами, а в случае чего постараемся прийти на помощь. Но вы должны понять, что лучше всё проделать тихо и быстро, трёхдюймовые зенитки — это серьёзно. Даже не по вам, начнут садить по дирижаблям, и может начаться полномасштабная война. А это как раз то, чего вы хотите своим походом избежать, как я понял.
— Даже если нас заметят, — не менее деловито попросил его Владыка, — я вас попрошу обойтись без подвигов. Нам вы не поможете, но вот навредить всем остальным сумеете легко. А мы знаем, на что идём.
Я лишь судорожно кивнул, подтверждая его слова. Боялся я сильно, но подставлять экипажи дирижаблей под зенитный огонь совсем не хотел, это уже была бы подлость. Тем более, что добрую половину из них я знал лично.
— Хорошо, — ответно кивнул старший эльф и вдруг хлопнул меня по ранцу.
— Чего? — удивился я такой фамильярности.
— Лишним не будет, — загадочно ответил тот и подмигнул.
Я не ответил, потому что мы уже подошли к краю леса, за которым просматривалось поле с монастырем и скалами за ним,
а Николай вдруг принялся судорожно выкручивать свою руку из моей. Я сначала не понял, а потом со смешком отпустил, ведь вцепился я в него, как в родного.— Ну, — потряс склеенными от долгого и сильного сжатия пальцами тот, — с Богом!
И мы осторожно пошли вперёд, оставив эльфов за спиной и потихоньку выбираясь на открытое пространство.
— Давай-ка сначала по дороге пойдём, — одёрнул я его преосвященство, который было намылился скакать до искусственных скальных заграждений прямо по полям. — И моли бога, чтобы нас до неё никто не углядел.
— Блин, — затормозился тот. — Слишком сильно благодать в голову ударила. Кажется, сейчас горы сверну. Это не дело, иди впереди, я за тобой. А лучше рядом, чтобы силу тянуть сподручнее было.
Пришлось мне его догонять, потому что приплясывал он на месте, как норовистый жеребец, и всё рвался вперёд. Для верности я ещё ухватил его за ремень, чтобы не убежал, и мы строевым шагом, в ногу, отправились к дороге.
Вдали опять какая-то бдительная скотина густо отбомбилась по неведомой цели, и мы невольно припустили быстрее.
— Три километра страха, — невольно выдал я, — а потом ещё два километра ужаса. И это по прямой. Хорошо бы часа за два дойти.
— Дойдём, с божьей помощью дойдём, — уверил меня Владыка Николай, но уверенности в его голосе было мало.
— А не дойдём, составишь мне там протекцию, — вдруг нервно хихикнул я, потихоньку успокаиваясь. — Перед Единым, имею в виду.
Поп согласно кивнул без всяких шуточек, он воспринял это всерьёз, да и я, подумав, тоже. Мало ли, лишним не будет.
Сначала мы пошли по самому центру укатанной грунтовой дороги гномской работы. Хорошо сделали, сукины дети, как и скальные заграждения, как и приземистые зенитные башни. Следов мы не оставляли, чего я так опасался, и даже в свете сильнейших магических прожекторов я своей тени не разглядел.
Над нами мерно гудели движками дирижабли, заставляя прижимать голову и невольно замирать, когда эти небесные киты проплывали прямо у нас над головами. Эльфы эльфами, но дружеский огонь никто не отменял. Вот так сыпанёт бомбами какой-нибудь Глоин или Сашка, с которыми мы не один рубль вместе пропили в приаэропортовых кабаках, и будет считать, что прав.
А дальше, то замирая на месте, то перебежками, мы постепенно дошли до того места, где ретивые бомберы разворотили дорогу до такой степени, что идти по ней стало прямо невозможно. Несколько здоровенных воронок от стокилограммовых бомб уже успели наполовину заполниться водой, а скакать по мелким — только ноги ломать да выдавать своё местоположение.
Мы, не сговариваясь, взяли правее, к полю искусственных заграждений из здоровенных, больше роста человека, скальных глыб. Тоже гномская работа, черти бы их подрали. Все глыбы были уложены плотно, все они смотрели вершинами на монастырь, и в случае чего искать здесь укрытие было гиблое дело. Радовало одно, что до стен оставалось не более пятисот метров, но и эти метры дорого нам дались.
В общем, когда мы устало уселись на задницы, прислонившись к этим самым стенам, Владыка Николай дышал очень тяжело, и никуда бежать уже не порывался.