Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое
Шрифт:
Рабочие быстро отнесли [стол] в апартамент эмира и сдали его свите, мною был оставлен приказчик татарин Кашаев с целью научить их заводить машину. Я же засел в приемной комнате, ожидая, когда буду принят Его светлостью. В приемной уже сидело много народу в ожидании приема их эмиром. Разговаривал со знакомыми, вдруг из комнаты эмира полились звуки итальянских опер. Долго пришлось ожидать выхода Его светлости; как было видно, эмиру мой подарок доставил большое удовольствие, забавляя его.
В это время вернулся комендант дворца и, когда ему швейцар доложил о привезенном столе, сильно рассердился, прибежал генерал ко мне в приемную и начал меня отчитывать: как я смел привезти во дворец, это строго воспрещено и так далее. Я отговаривался незнанием и объяснил, что привезен музыкальный ящик и раздающиеся звуки происходят от него, пусть он пойдет и посмотрит и убедится, что в нем подозрительного ничего нет. Понемногу гнев и раздражительность генерала начали проходить, и мы с ним расстались довольно дружелюбно; выходя из приемной, он только покачал головой, смущенный, нужно думать, промахом часовых и швейцара.
Кроме
Наконец меня эмир принял первым, он был со мной очень любезен, говорил я с ним через переводчика. При расставании с ним получил от него несколько дорогих халатов, один из которых был надет мне на плечи.
Через несколько лет, во время второго приезда эмира в Москву, я опять представлялся ему, он уже со мной говорил без переводчика, с хорошим и чистым произношением слов.
Эмир был красивый мужчина, брюнет, высокого роста, довольно полный, с добрыми, умными и выразительными глазами. Как говорят, у него было более 700 жен.
Через несколько дней после моего представления эмиру ко мне явился министр его в сопровождении Латифа Касым-Ходжаева и нескольких бухарцев. Министр поднес мне «Золотую звезду» 7 , грубой работы бухарских мастеров, с клочком бумаги, где было написано по-бухарски о пожаловании мне звезды 1-й степени за полезную и плодотворную работу с Бухарой. Как мне сказал Латиф, звезды 1-й степени были пожалованы только трем купцам в Москве — городскому голове Н. А. Алексееву, С. Ю. Ерзину и мне. После такой милости ко мне меня начали навещать большими группами все бухарские купцы, бывшие в то время в Москве, с поздравлением с эмирской милостью.
47-7
В виде поощрения за службу военных и гражданских чинов эмир Бухары жаловал их кроме традиционных наград халатами, поясами и лошадьми орденом «Восходящая бухарская звезда» — золотыми и серебряными звездами трех степеней.
Все они говорили, что мой подарок произвел замечательное впечатление на Его светлость. Он во все дни проживания в Москве наслаждался звуками музыкального ящика. Выезжая в Петербург, приказал запаковать как можно лучше и отправить к себе в бухарский гарем.
Эмир в Петербурге был принят государем, государыней, наследником, великими князьями и всеми высокопоставленными лицами при дворе; везде имел большой успех и остался сатрапом Бухары на всю свою жизнь, с пожалованием звания Его высочества вместо Его светлости. Говорили, что поездка эта обошлась эмиру весьма дорого из-за тех роскошных подарков, которыми он наделял всех.
Брат Латифа — Убайдулла Касым-Ходжаев — был мой приятель (его сын в данное время, 1934 году, состоит наркомом от Бухары) 8 , я с ним имел большие дела, и он часто меня навещал. Он рассказывал, что ему часто приходилось бывать в Кремлевском дворце, когда жил там эмир. [Убайдухла] возмущался поведением свиты эмира, он жаловался, что они держали себя чрезвычайно грязно, вытирали свои руки об обои, драпировки и обивку мебели после еды плова, отчего вся мебель приобрела ужасный вид, и весь апартамент, занимаемый эмиром, пришлось ремонтировать вновь после отъезда эмира. Однажды, рассказывая об успехе моего подарка, он как бы случайно спросил меня: «Скажи, пожалуйста, сколько стоила тебе эта музыка?» Я подумал: сказать правду неловко — дешев подарок для нашей фирмы, пожалуй, обидятся! Решил сказать 6 тысяч рублей, как сказал мне Габю, что за нее в свое время было заплачен помещиком. Убайдулла ответил: «Хорошая музыка, много доставила Его светлости удовольствия!»
47-8
См. примеч. 6 к гл. 36.
Все впечатления от поездки эмира давно кончились, он из Петербурга поехал в Ялту, где у него была куплена вилла, куда он переехал жить и отдохнуть 9 . Я однажды, занимаясь в Московском Торгово-промышленном товариществе в своем кабинете, услыхал какой-то странный шум: выкрики, кряхтение и топот многих ног, обутых в тяжелую обувь. Молодые конторщики повскакали со своих табуреток, бросившись посмотреть: что это такое там делается? Я тоже решился посмотреть, но только успел подойти к двери своего кабинета, как она распахнулась и вошел Латиф, а за ним несколько здоровых крючников несли на спинах кипы, обшитые белой кожей. Латиф показал им рукой на пол, куда они и свалили их. Латиф, поздоровавшись со мной, сказал: «Это от Его высочества подарки, он просит принять», — вручая мне фактуру на 6 кип разного товара. Я посмотрел фактуру и увидал, что товару будет не менее 6 тысяч рублей; право, мне сделалось неловко за такой щедрый подарок, как будто бы я обманом получил его, от блеснувшей мысли: вот почему Убайдулла интересовался стоимостью «музыки»! Мог ли я в то время думать, что Убайдулла расспрашивал меня с целью передать министрам эмира?
47-9
Ср.: «Эмир приобрел в Ялте большие земельные участки, построил два прекрасных дворца в восточном стиле. Ялта была многим обязана ему: когда город испытывал недостаток средств при строительстве общественных зданий, эмир делал щедрые пожертвования. Его
не только избрали почетным гражданином города и назвали в его честь улицу в Заречной части, но в состав Черноморского флота вошел легкий крейсер “Эмир Бухарский”» (Земляниченко М.А., Калинина Н. Н. Романовы и Крым. М., 1993. С. 82).Среди шести кип оказались две кипы с коврами, кипа с каракулем, кипа с разными халатами, а остальные кипы были наполнены бумажными, шелковыми, бархатными, парчовыми кусками материй. В них оказалось два куска индийской парчи, замечательной по выделке и, нужно думать, большой ценности. Один из них я пожертвовал на раку к св. Сергию преподобному 10 , а другой кусок променял на целое облачение на престол, жертвенник и на ризы для священника и дьякона в одну бедную сельскую церковь, сильно в этом нуждавшуюся.
47-10
Рака (саркофаг) с мощами преподобного Сергия Радонежского до настоящего времени находится в Троицком соборе Свято-Троицкой Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде.
ГЛАВА 48
Имея большие дела с разными лицами, невольно приходилось интересоваться ими и считаться с положительными и отрицательными сторонами их жизни. Надолго укреплялись в памяти разные рассказы из жизни их, смущающие многих по странности и непонятности. Зачастую фамилии таковых делались нарицательными, так: «Поедем на империале конки?» — «Что ты!.. я еще не Малютин, у меня хватит две копейки ехать внизу». Или: «Жаден, как Карташев»*. Или: «Отчего не купишь себе дачу или дом?» — «Я еще не сделался Шелапутиным!» Или: «Ты угостишь меня по Шелапутинскому счету?»** — и тому подобное.
Павел Павлович Малютин был полный собственник большой и образцово поставленной фабрики под наименованием Раменская мануфактура, находящейся в 60 верстах от Москвы по Рязанской железной дороге. Начало благосостоянию этой фабрики положил отец его 3 , отличавшийся большим умом, энергией и широким размахом в своих торговых делах; что же касается до его личной жизни, он был мелочен и скуп, боясь израсходовать для себя лишние двадцать копеек. Мне приходилось слышать от лиц, близко знающих его, что он, приезжая в Петербург, останавливался в одной из самых дешевых гостиниц, употреблял целые дни на посещение своих покупателей для получения от них заказов, и когда делалось уже темно, он шел обедать в дешевый трактирчик и после съеденного обеда, пользуясь даровым светом, писал письма в Москву с распоряжениями, заносил полученные заказы в свою книжку и оставлял трактир только после того, как замечал недовольство половых, старающихся выкурить посетителя, ничего для себя не спрашивающего. Тогда он уходил в только что выстроенный пассаж на Невском, где засаживался на скамейку, ближе к свету лампы, и заканчивал там дела, после чего шел в гостиницу, ложился спать в темноте, тем экономил 20 копеек за свечу, за которую пришлось бы платить, если бы он хоть раз и на минуту зажег бы.
48-3
Наследницей Григория Никоновича Карташева была его сестра Клавдия Никоновна Обидина, урожд. Карташева, жена моск. 1-й гильдии купца С. В. Обидина.
* Карташев — известный московский купец, отличавшийся большой скупостью; после его смерти его наследник Обидин 1 получил многомиллионное состояние. При составлении описи денег, находившихся в его квартире, находили их в разных местах, как-то: в печках, отдушинах, под шкафами, в горшках с засохшими цветами, за шкафами и даже в таких местах, где положительно было трудно думать; некоторые пачки с кредитками были изъедены крысами, мышами; лежащие в сырых местах сгнили, уже не говоря о мехах, лежащих в сундуках, от которых осталась только труха, и под трухой находили пачки кредиток и золото 2 . Карташев сам себе отказывал во всем и всегда был крайне доволен, когда его должники угощали обедом, причем обед должен был быть из самых простых и дешевых кушаний — щи с мясом и каша, а взамен десерта копеечная сигара; если же кто-либо из них вздумал угощать более дорогими кушаньями и сигарами, то для этого человека кредит Карташевым закрывался окончательно и бесповоротно.
48-1
Ср.: «Только после смерти Карташева выяснилось, как он жил: в его комнатах, покрытых слоем пыли, в мебели, за обоями, в отдушинах найдены были пачки серий, кредиток и векселей. Главные же капиталы хранились в огромной печи, к которой было прилажено нечто вроде гильотины: заберется вор — пополам его перерубит» (Гиляровский В. Москва и москвичи. // Гиляровский В. Собр. соч. М., 1967. Т. 4. С. 344).
48-2
Имеется в виду Павел Семенович Малютин, основатель Раменской мануфактуры.
** Павел Григорьевич Шелапутин был очень богатый купец, владел большими доходными домами в Москве, имениями и был крупным пайщиком в Товариществе Балашинской мануфактуры. Его громадные пожертвования на благотворительные дела были всем известны; от этих жертвований он не искал себе каких-нибудь наград и чинов. Жил круглый год в своем имении на Москве-реке в Кунцеве. Отличался очень простой жизнью и не позволял себе, как и своим домашним, каких-либо излишеств, хотя бы они были крайне малы.