Смех Циклопа

– Не помню. Я их сразу же забываю.

– Ну, хоть один!

– Ладно, но он короткий. «Доктор, у меня провалы в памяти!» – говорит больной. «И давно?» – спрашивает врач. «Что – давно?» – спрашивает пациент.

– И все? Не смешно.

– А мне смешно потому, что я боюсь болезни Альцгеймера. Это своего рода заклинание, изгоняющее злых духов.

– Юмор действительно обладает терапевтическим воздействием. Когда-то одна шутка чуть не убила меня, а другая спасла от смерти.

– А чуть не убила вас шутка вашей… Немезиды?

Лукреция вздрагивает.

– Может быть, вы так хотите узнать, от чего погиб Дарий, именно потому, что шутка едва не отправила вас на тот свет. Я прав?

Он понял. Он все чувствует. Он гораздо внимательнее к собеседнику, чем остальные. Меня это очень трогает. Другие мои любовники говорили только о себе и ничего не слушали. Они делали вид, что интересуются мной, чтобы я ими заинтересовалась. А Исидору действительно важно не только мое тело, но и душа. А я не ценю это и считаю вторжением в личное пространство. Я неправа. Рассказать ему все?

— Я могу сказать вам только, что это произошло первого апреля.

Неожиданно она прерывается и смотрит на экран телевизора.

– Черт! Сегодня двадцать седьмое марта.

– Ну и что?

Лукреция показывает на экран, где идет новостная программа. Журналист ведет репортаж, стоя у входа в «Олимпию». На огромной афише изображен знаменитый глаз с сердечком. У дверей концертного зала толпится народ.

Лукреция встает.

– Скорее, – говорит она.

– Ну, что еще? Неужели нельзя в кои-то веки спокойно поесть?

– Сегодня вечером в «Олимпии» большое шоу, посвященное памяти Циклопа!

107

Маленький циклоп спрашивает отца:

– Папа, а почему в школе только у меня один глаз?

Папа завтракает, читает газету и ничего не отвечает.

– Ну, папа! Почему у всех два глаза, а у меня один?

Папа опускает газету и говорит:

– Потому что ты – циклоп, а у циклопов один глаз.

Ребенок задумывается, а потом снова спрашивает:

– А почему у циклопов только один глаз? А?

Папа отгораживается от сына газетой.

– Папа, скажи! Папа, ну, скажи, почему у циклопов один глаз? А? Почему?

Папа резко опускает газету и в бешенстве кричит:

– Долго ты мне тут будешь яйцо выкручивать?!

Отрывок из скетча Дария Возняка «Жизнь артиста»

108

Сердечко в глазу.

Знамя Дария реет над входом. На фасаде «Олимпии» сияют огромные неоновые буквы: «Шоу памяти Циклопа». Один за другим подъезжают черные лимузины. Из них выходят знаменитости, на которых тут же нападает толпа фотографов.

Порядок поддерживается образцовый. У входа стоят не «розовые громилы» из «Циклоп Продакшн», а парни в черных костюмах из службы безопасности Стефана Крауца.

– Сожалею, но вы не можете пройти.

Лукреция показывает журналистское удостоверение.

– Сожалею. Пригласительные билеты именные, вас нет в списках.

– Я лично знаю Стефана Крауца, – настаивает Лукреция. – Спросите у него, если не верите.

Охранник соглашается позвонить ответственному по связям.

– Сожалею, но билеты кончились три дня назад. Мы всем отказываем.

– Я сотрудник «Современного обозревателя».

– Сожалею. Кстати, от вашего журнала уже есть представители. Госпожа Тенардье или что-то в этом роде.

Исидор и Лукреция вынуждены признать поражение. Обогнув здание «Олимпии», они подходят к служебному входу, рядом с которым, пытаясь согреться, отбивает чечетку группа курильщиков.

– Придется нарушить закон, – говорит Лукреция.

Она замечает пару клоунов в розовых костюмах подходящего размера. Под предлогом интервью она уводит их в ближайший подъезд и, угрожая оружием, заставляет снять одежду. Затем связывает и затыкает им рты.

Исидор старается немного ослабить веревки и оставляет в пределах досягаемости мобильные телефоны, чтобы пленники смогли позвать на помощь.

– Сейчас не время любезничать, – замечает Лукреция.

– Но это они оказали нам любезность, одолжив костюмы. С моей стороны это элементарная благодарность.

Переодевшись, Исидор и Лукреция входят в театр, затерявшись среди других розовых клоунов. Едва они оказываются внутри, как охранники закрывают двери, чтобы не допустить вторжения журналистов.

– Отлично, отступать уже некуда.

– Спрячемся где-нибудь и будем наблюдать. Главные действующие лица уже здесь.

– Осторожно, вот как раз один из них.

Перед ними «розовый громила», похожий на питбуля. Он явно ищет кого-то или что-то. Исидор и Лукреция отступают, чтобы не попасть ему на глаза, и чувствуют, как их хватают за руки.

– Господи, вот вы где! Наконец-то! Мы вас везде ищем. Торопитесь, через несколько минут начинаем.

Они понимают, что ассистент заметил большие цифры у них на спинах. Исидор и Лукреция смотрят на свои номера. У них обоих это цифра «девятнадцать».

– Наверное, дуэт, – вздыхает Исидор. Он чувствует растущее беспокойство.

Но «розовый громила», похожий на питбуля, продолжает шнырять поблизости. Выбора не остается.

Ассистент заталкивает Исидора и Лукрецию в большую комнату, где много клоунов в таких же розовых костюмах. Исидор и Лукреция наносят грим, приклеивают красные носы, надевают черные повязки. Затем вместе со всеми они толпятся в коридоре. Все комики, даже знаменитости, наряжены в клоунов с повязкой на глазу. К ним подходит возбужденный ассистент с наушниками.

– Все должны помнить текст! Напоминаю, суфлеров тут нет.

Ассистент предлагает напитки. На экране видна сцена. Лукреция замечает Феликса Шаттама. К счастью, он так занят заучиванием текста, что не обращает на нее никакого внимания. Раздается голос из громкоговорителя:

– Две минуты.

Напряжение нарастает. «Розовый громила», похожий на питбуля, не двигается с места, словно что-то учуял. Он топчется у двери.

– У меня такое чувство, что я лечу в самолете и нужно прыгать с парашютом, – говорит Лукреция. – Вот только парашюта у меня нет.